Страница 21 из 21
Таким образом, легенду следует изменить и несколько подкорректировать. И вместо образа молодого человека, избранного судьбой и плывшего во Францию, неотрывно глядя на свою звезду, следует нарисовать образ честолюбивого офицера, рвущегося к власти и передергивающего карты…
Действительность отнюдь не менее примечательна, чем выдумка, но, согласитесь, символ, который она создает, выглядит несколько иначе.
2 октября, чудом прорвавшись через английскую блокаду, Бонапарт высадился в порту Аяччо.
Охваченный безумной радостью, он отправился обнять своих кузенов, вдохнуть аромат цветов, поболтать с пастушками, вспомнить о своем детстве. Но у него не хватило времени на то, чтобы возобновить связи со своими симпатичными подружками, с которыми познакомился пять лет тому назад. Он очень об этом сожалел, поскольку, несмотря на то что у него была Полина, чье великолепное тело он еще не успел забыть, Жозефина, которую продолжал мучительно любить, он с удовольствием бы остудил с какой-нибудь прекрасной жительницей Аяччо «тот пыл, который накопился в его естестве после убытия из Каира». Измотанный многодневной качкой, он глядел на девушек горящим взором и иногда замолкал на полуслове, провожая жадным взглядом «покачивающийся зад проходившей мимо девицы…».
В течение шести дней у дверей его дома собиралась огромная толпа, поскольку, как сообщает нам Бурьен, «его слава значительно увеличила число его родственников».
Время от времени к нему приходило какое-нибудь великолепное создание с вызывающе выставленной вперед грудью и красиво очерченными бедрами, с которым он охотно занялся бы воспроизводством населения острова, но всякий раз это была либо кузина, либо молодая тетушка, либо крестница…
С налитым кровью лицом, он вынужден был целовать их в щечку и спрашивать, как поживают родственники.
Выполнение этих семейных обязанностей раздражало его:
– Решительно, на меня обрушилась лавина родственников! – говорил он, пиная ногами мебель.
Вечером 7 октября он снова поднялся на борт «Мюирона», так и не утолив жажды любви. Несколько расстроенный, он искренне позавидовал тем, кому выпало счастье посвятить любви хотя бы немного времени. Впрочем, он и сам в этом, не стесняясь, признался. Вот как Рустан, мамелюк, привезенный им из Египта, рассказывает нам об этом в своем необычном стиле:
«Мы не проходить карантина, как это было принято. Час спустя после прибытия на рейд генерал сошел с корабля, а потом пошел в тот дом, что он родился. Генерал, он меня спрашивать, как я нахожу его родина. Я ему сказал:
– Очень хорошо, это хороший страна.
Он мне сказал:
– Это ничего. Когда мы приедем в Париж, это совсем другое дело!
Там было много красивых женщин, которые имели ко мне большую доброту, поскольку я был чужеземец.
Мы снова сели во фрегат поехать в Тулон, но погода была такой плохой, мы были вынуждены снова вернуться на Корсику, там мы были целый день, а через день уехали в Тулон.
По пути генерал и Бертье начинают смеяться при виде меня, говоря:
– Как! Ты более ловкий, чем мы! Ты уже познал во Франции женщин, а мы, мы еще не имели ни одной»83.
А пока Бонапарт плыл во Францию, в Париже Директория продолжала свои достойные смеха праздники. «Чаровницы», «щеголи», «невероятные» танцевали, организовывали фривольные вечеринки и наживались на редких продуктах питания точно так же, как это будут делать через сто сорок два года их последователи, эти «зазу», которые, напялив на себя слишком широкие пиджаки и слишком узкие брюки, обувшись в мокасины с тройной подошвой и украсив лбы смешной челкой, будут танцевать «свинг» на безумных вечеринках в перерывах между операциями на черном рынке…
Вся эта «золотая молодежь» того времени гротескно подражала очаровательному певцу Гарату, не выговаривавшему букву «р».
А на бульварах, как и на Елисейских Полях, можно было слышать не превзойденные по своей глупости разговоры. Вот пример такого диалога, имевшего место 2 октября 1799 года и донесенного до нас очевидцем:
– Это невероятно, даю вам честное слово! Вы слышали Вааса?
– Ах, доогой дуг, как велик Диекто! Он поизнес пекасную ечь!
– Его любовница?
– Котоая, чет побей? Их ведь у него ти!
– Ланж, азумеется!»84
Поскольку, если сии молодые люди не обсуждали, по-детски картавя, дела о купле-продаже сливочного масла или сахара, то это означало, что разговаривали они о фаворитках Барраса. А из этих женщин особое внимание было привлечено в последнее время к мадемуазель Ланж, бывшей комической актрисе легкого поведения, которая не так давно вышла замуж за богатого брюссельского каретника Мишеля-Жана Симмонса и чье великолепное тело продолжало согревать ложе Директора.
Люди обсуждали ее выходки, перечисляли любовников, заключали пари о количестве родинок у нее на теле, уверяли, что она покрасила «природный пушок» в цвета города Парижа, носили ее фасона рубашки, – короче, она была любимицей «золотой молодежи».
В конце сентября она стала вдобавок и героиней одного маленького типично парижского скандала. Она заказала свой портрет у Жироде, талант которого уже начал высоко цениться. Художник принялся за работу и вскоре выставил картину в «Салоне». Естественно, картина имела бешеный успех.
Мадемуазель Ланж тоже пришла «взглянуть на себя» с критиком из «Арлекина Салона». Увидев полотно, она в ужасе воскликнула:
– Художник подправил мой нос. Позор!
У нее случился нервный припадок, и ее пришлось даже уложить на канапе.
На другой день критик по этому поводу опубликовал разгромную статью. Рассерженный художник явился в «Салон», сорвал со стены портрет, искромсал его на мелкие кусочки, сунул их вместе с обломками рамы в пакет и отправил недовольной клиентке. А потом, желая продолжить сладостную месть, вернулся в мастерскую и принялся писать другую картину.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.