Страница 17 из 28
– Не знаю. – ответил я и взглянул ей в глаза – Меня не было рядом с ней, когда она носила Даррелла. И когда родила его.
Дженни пожала плечами, словно так и думала.
Я подумал, что она наверняка считает себя человеком, способным «читать» других людей с одного взгляда. Но мне показалось, что дело всего лишь в скуке: домохозяйка, жена военного, которой настолько скучно, что она превращает свою жизнь в «телевизионное мыло».
Напряженное молчание прервал Лиам, принесший жене чай, а мне – бренди. Через несколько минут пришла Рея. В ее руке тоже был стакан с бренди.
– Успели познакомиться? – спросил Лиам, поглаживая руку жены.
– Да.
– Вряд ли такого времени хватит, чтобы достаточно узнать кого-либо. Не говоря уже о том, чтобы узнать Аллана. – очаровательная улыбка просияла на лице Реи.
– Мне этого вполне хватило. – ответила Дженни.
Я залпом выпил почти половину бренди из своего стакана.
– Твой стакан почти пуст. – шепотом заметила Рея – Тебя мучает жажда?
– Да. И у нее весьма определенное имя и милое лицо.
Рея ехидно усмехнулась и погладила меня по плечу.
– Это была ее проверка, милый. – ответила она, похлопывая меня по спине – Пойду, узнаю, прошел ли ты ее.
Под предлогом помочь найти Рее какую-то особенную тарелку, она утащила Дженни на кухню, и мы с Лиамом остались вдвоем. Он обошел праздничный стол, поправил столовые приборы, поставил по центру стола подсвечник, и лишь убедившись, что все стоит идеально симметрично, присел в кресло. Его стакан с бренди все еще был полон. Мой же пустел во второй раз. Я словил на себе несколько любопытных взглядов, и наконец, решил, что пора бы начать разговор.
– Хороший бренди. – начал я с очевидного – Полагаю, не местного производства.
– Нет. Дженни не увлекается собиранием сувениров, а мне всегда хочется привезти ей что-то на память. Так она хотя бы знает, где я был.
– Да, это нелегко – оставлять ее одну.
– Вскоре с ней будет наш сын. Главное, чтобы меня не вызвали прежде, чем он родится. – усмехнулся он и, взглянув на меня, добавил – Иначе Дженни назовет его каким-нибудь дурацким именем.
Мне нечего было ему ответить, и я просто усмехнулся.
– А вы с Реей долго выбирали имя?
– Нет, не выбирали. Я был далеко от нее, и Рея назвала сына сама.
Лиам долго смотрел на меня, изучал взглядом, и я не выдержал.
– Тебя что-то настораживает?
– Ты ведь тот Аллан, который бесследно исчез, когда Рея еще жила в Чикаго?
– Да. Были семейные проблемы, и мне нужно было исчезнуть, чтобы решить их.
– Мафия? – улыбнулся он.
– Нет. Хуже.
Лиам удивленно приподнял бровь, но вопросов задавать не стал.
– А как вы вновь нашли друг друга?
– Наверно, это было чудо. Или судьба. – усмехнулся я. – Никаких фокусов или технологий. Несколько раз обстоятельство разлучали нас, и вновь эти же обстоятельства сводили нас вместе.
– Когда я уезжаю из дома, единственный способ нам с Дженни общаться – это телефон. Когда я не могу ответить на звонок, или не могу брать с собой телефон вообще, моя жена оставляет мне голосовые сообщения. Потом я прослушиваю их раз за разом. Ее голос часто был единственным, что возвращало мне силы и решительность. Однажды я начал думать, что будет, если в этот раз мне не хватит сил вернуться. Что останется после меня, кроме наших сообщений? Но теперь с ней будет наш сын, и Дженни уже будет не так одиноко. Ведь так? – он смотрел на меня глазами, молящими о надежде.
– Наверно. По крайней мере, если я не вернусь, у Реи останутся воспоминания о нас. Боль, конечно, это не уменьшит, но наш сын даст ей смысл жить дальше.
– Значит, не меня одного волнуют такие мысли: что будет, если я не вернусь, что мне делать, если она однажды исчезнет из моей жизни.
– Может быть, вы с Дженни связаны так же, как и я с Реей. Куда бы мы ни стремились – даже в разные концы света – мы всегда оказываемся вдвоем. Наши судьбы связаны чем-то большим, чем простое желание быть вместе. – я словил на себе внимательный взгляд Лиама – Но дело ведь не в работе. Вопрос в том, хватит ли нашей любви к ним, чтобы в следующий раз найти выход из следующей безвыходной ситуации?
– И как, хватает? – немного насмешливо спросил он.
– После таких передряг я люблю ее еще сильнее. Но, очевидно, недостаточно сильно, чтобы принять выбор: она или долг.
– Каждый мужчина, исполняющий свой долг перед страной, обязан быть горд за свою отвагу и честь.
– Возможно, об этом лучше спросить Рею – за что я должен быть горд. – ответил я, прекращая неприятный разговор, – Пойду, проверю, как там Даррелл.
Я отставил пустой стакан на стол, и направился во двор, на ходу надевая куртку. Сегодня мне стоило усилий напоминать себе, каково это – быть человеком, мерзнуть на холоде и бояться простуды.
Когда я вышел на задний двор, Даррелл валялся в снегу. Холодный воздух освежил мысли и снял нарастающее раздражение. А его детская беззаботность навеяла мне спокойствие.
– Делаешь снежного ангела?
– Вряд ли они выглядят так. – приподняв голову, ответил мальчик. Я призадумался и кивнул ему в ответ. «Вряд ли Древние были настолько скромны, что предпочитали серые рясы белым шелкам и золотым поясам». – подумал я ненароком.
– В моей школе не все дети празднуют Рождество. Мама говорила, что это нормально. Мы католики, а есть не католики, которые празднуют другие праздники. И тоже получают подарки.
– Так сказала Рея?
– Ага.
Забавно было это слышать после всего, что она повидала и что я ей рассказал. Не то, чтобы я был против религии – в одно время она спасала жизни алатисам – просто я наделся, что моего сына обойдут все эти предрассудки и клише, особенно после правды, которую я осмелился рассказать его матери.
От размышлений меня оторвал Даррелл, теребивший мой рукав.
– … Хочу оленя. – уловил я обрывок его слов.
Осмотрев двор, прилично засыпанный снегом, несколько мгновений поразмыслив, я понял, что просит у меня сын.
– Помочь тебе слепить оленя из снега? – переспросил я.
– Ага. – Даррелл нахмурился, словно он повторил это, по меньшей мере, уже три раза.
– Без проблем. – улыбнулся я.
Мы лепили снеговиков, оленей и прочих зверей до тех пор, пока на улице не потемнело. От этого гирлянды, сиявшие на доме, разгорелись ещё ярче. А хлопья снега посыпали с неба ещё сильнее.
Рея вышла позвать нас в дом, но внезапно во мне проснулось детское озорство, и я подозвал ее к нам поближе. Она отмахнулась, что и так хорошо видит все, что мы с Дарреллом налепили из снега. Но сын подхватил мою мысль, и тоже стал настойчиво звать маму. Когда она подошла ближе, я потянул ее за руку и повалил в снег. Тут же на нее сверху плюхнулся сын, и они мигом превратились в копошащийся хохочущий снежный комок.
Услышав голос дяди Лиама, Даррелл тут же слез с матери и убежал в дом. А я, вместо того, чтобы помочь Рее встать, лег рядом с ней в снег. Щеки Реи раскраснелись на морозе. В ее голубых глазах отражалось мерцание новогодних огней, и я почувствовал, как вновь утопаю в океане чувств. Я наклонился и поцеловал ее. Она прижалась ко мне.
– Я тебя люблю. – внезапно прошептала она мне на ухо.
– И я тебя. – немного удивленно ответил я.
– Как тебе Лиам и его жена?
– Я понял, что рад, что не был знаком с твоей семьей. А они? Наверно ненавидят меня теперь, как твоя мать?
– Нет. Брат сказал, что ты "хороший парень", а Дженни сказала, что это лучше, чем забеременеть от "какого-то мужика на вечеринке".
– Не обижайся, но именно на вечеринке в клубе ты и познакомилась со мной.
Она усмехнулась.
– Идём ужинать.
Допрос прекратился, и весь ужин прошел спокойно. Когда Даррелл уснул на диване, обхватив руками подушку с праздничной ёлкой, я собрался уходить.
Рея вышла со мной на крыльцо, чтобы попрощаться. В руке она держала булавку с украшением на ней в виде веселого оленя. Я улыбнулся, увидев его, и Рея протянула мне булавку.