Еще один день

– Жена Барсова. Кстати, не знаю, обратил ли ты внимание на палисадники. Это ее инициатива. Она завезла сюда сначала георгины, потом гладиолусы. Летом ты нашу красоту оценишь.

Остудин подумал, что жена Барсова, по всей видимости, была незаурядной женщиной. И красоту ценить тоже умела, если уж здесь, на Севере, сумела развести такие цветы. И тут же мысль перескочила на жену: «Нина небось обрадуется этому цветнику. Надо будет в письме упомянуть. Может, она еще каких-нибудь цветов сюда привезет?» Подумал об этом так, будто Нина появится в Таежном не сегодня завтра.

Хотя в доме уже давно никто не жил, Остудина не оставляло впечатление, что здесь постоянно присутствует хозяин. Об этом прежде всего говорило тепло. Оно было не случайным, недавно появившимся, а устоявшимся. Полы в спальне и в зале были застелены паласами, по коридору – дорожки. В кухне – холодильник, в зале стол раздвижной полированный, стулья полумягкие. А вот две деревянные кровати хозяина не имели. На одной лежал ватный матрац из общежития, две перьевые подушки, в ногах в несколько раз сложенное одеяло, на нем пододеяльник, простыня, наволочки. Другая кровать была пустой. Поясняя эту солдатскую приготовленность, Краснов сказал:

– Одному тебе этого пока хватит. Приедет жена, наведет порядок. Если захочешь, в магазине можешь приобрести разный шурум-бурум.

– Не захочу… Пока ничего не захочу.

В голове Остудина не было места для размышлений о бытовом уюте. Все мысли были только о том, как быстрее заняться делом.

Вошли в зал. Остудин выдвинул из-под стола стул, прежде чем сесть, похлопал по нему ладонью, пошутил:

– На такой сядешь с удовольствием, а вот подниматься с него не захочется.

Краснов, не отреагировав на шутку, уселся напротив, обвел зал рукой:

– Это все казенное тебе по штату положено, а вот настоящую обстановку – за свои деньги. Если жене что-то потребуется, может заказать через ОРС. Соломончик достанет. Для начальника нефтеразведочной экспедиции особых проблем нет ни в чем.

– По обычаю прежде, чем войти в дом, хозяева сначала пускают в него кошку, – сказал Остудин. – Потом распечатывают бутылку и с рюмкой встречают гостей у порога. Я не предполагал, что в первый же день получу ключи от собственной квартиры.

Сказал и простодушно посмотрел на Краснова, пытаясь определить его реакцию. И уж никак не думал, что Краснов отзовется немедленно и горячо:

– Мы традиции соблюдаем свято. – Он озорно сверкнул глазами и устремил взгляд в сторону кухни. – Кошку заведешь сам, а остальное здесь имеется.

Остудин понял, что секретарь парткома все предусмотрел и к непротокольной беседе с новым начальником экспедиции подготовился основательно. Краснов встал, вышел на кухню. Несколько минут там позвякивала посуда, потом раздался характерный звон. «Чему-то конец пришел», – подумал Остудин. Вскоре появился Краснов. В руках – поднос, через плечо перекинуто полотенце.

– Что ты там грохнул? – поинтересовался Остудин.

– Стакан выскользнул. Посуда бьется всегда к счастью.

Краснов накрыл стол в считаные секунды. На скатерти появились яства. Прежде всего – бутылка армянского «Двина», блюдце с черной икрой, тонкие прозрачные ломтики осетрового, видимо, балыка, копченая грудинка, поллитровая банка маринованных боровичков.

Остудин молча наблюдал за его действиями. Пытался отгадать, для кого старался Краснов: для него или, может быть, секретарю парткома самому захотелось выпить. Удивился, лишь когда тот положил на краешек стола тонкую стопку не то книжонок, не то брошюр.

– А это еще зачем? – кивнул Остудин на стопку.

– Чтобы не забыть. Когда шофер привозил сюда это, – Краснов показал глазами на закуску, – оставил для меня книжки. Из райкома передали.

Краснов нагнулся над столом, протянул руку за бутылкой «Двина», налил. Поднял свою рюмку за тонкую ножку и сказал:

– За тебя, Роман Иванович. Хочу, чтобы ты осел здесь всерьез и надолго. И не только я хочу. Чем стабильнее руководство, тем лучше коллективу.

Остудин задержал свою рюмку в руке, не зная, что ответить. Выходило, что в него здесь не очень верили. Во всяком случае, считались с тем, что новый начальник может и не задержаться. Он посмотрел на Краснова, ожидая, что тот закончит свою мысль. Но секретарь парткома опрокинул рюмку в рот и потянулся за закуской. Остудин выпил вслед за ним и подумал, что по-другому отнестись к нему не могли. Свое право на руководство надо доказывать делами.

– У меня все время не выходит из головы одна мысль. – Остудин специально не смотрел в глаза Краснову. – Судя по всему, Барсов был отличным специалистом. Почему он все-таки уехал? Еланцев что-то недоговорил…

– Мир не делится на черное и белое, – уклончиво ответил Краснов и снова протянул руку к «Двину». – Кроме производственных, есть еще общественные отношения. С этим тоже надо считаться.

Краснов опять налил, они выпили еще по рюмке.

– Что ты подразумеваешь под общественными отношениями? – спросил Остудин.

– Взаимоотношения с партийной властью. Нет, не со мной, – словно предупреждая дополнительный вопрос, ответил Краснов. – Я ее самое нижнее звено. Для коллектива важно, как относятся к руководителю и обком, и райком. Кроме того, надо уметь общаться с журналистами. Чем они ближе к тебе, тем меньше критикуют. У нас ведь есть и неприкасаемые.

Краснов посмотрел на стопку книжек. Остудин протянул к ним руку, взял верхнюю: Л. И. Брежнев «Малая земля». Поднял на Краснова недоумевающий взгляд. Тот ответил вопросом:

– Читал?

Остудин едва удержался, чтобы не ответить: «А куда бы я девался?», но с ответом задержался, взял и полистал другой труд Леонида Ильича Брежнева – «Возрождение». И, только полистав, сказал как раз то, что должен был сказать:

– Еще два месяца назад. А у вас они только появились?

– Неделю назад завезли, – сказал Краснов и, кашлянув в кулак, серьезно добавил: – Тут тебе и война, тут и восстановление народного хозяйства. И отношение ко всему личное. Все показано через жизнь одного человека.

– Ты сам-то эти книги читал? – спросил Остудин.

– «Малую землю» прочитал, а «Возрождение» еще не успел.

Но, судя по тому, как стыдливо опустил глаза Краснов, Остудин понял: ни одну из этих книжек секретарь парткома не держал в руках. «Тогда почему не сказать об этом прямо? – подумал он. – Зачем это фарисейство?»

Они снова подняли рюмки, выпили. Закусывали от души. Долго закусывали. Чувствовалось, что ни одному не хочется возвращаться к обязательному, совсем не застольному разговору. Но возвращаться было надо. Первым нарушил молчание Краснов:

– Эти книги прислали для изучения. И наверняка ответственным за это назначат руководителей предприятий.

– Слушай, Юрий Павлович, будь другом, не привлекай меня к этой кампании, – неожиданно взмолился Остудин. – Неужели не понимаешь: я, по сути дела, еще не принял экспедицию, надо знакомиться с делами, а ты меня сразу в такую упряжку…

Краснов понимал, что дело не только в занятости нового начальника экспедиции. Книга читается тогда, когда к ней есть внутренний интерес. Нельзя заставить человека полюбить книгу с помощью директивы. Остудин пытается открутиться, потому что не хочет заниматься тем, к чему не лежит душа. Но секретарь парткома был настойчив по чисто личному мотиву. Если руководителем будет не Остудин, то им придется быть ему, Краснову. А это значит, самому промусолить сотни страниц декларативного пустозвонства, которое ни к чему не приложимо. Все это он держал в уме, вслух же ответил, лишая Остудина возможности возражать:

– Дело это практически решенное, поверь мне. Таково мнение руководства района.

Он развел руками, показывая, что никто уже не в состоянии изменить это решение. Пить и есть сразу расхотелось, но Остудин понимал, что это ни в коем случае нельзя показать Краснову. Он выдержал ужин до конца.

Когда бутылка была допита и Краснов попытался достать другую, Остудин остановил его.

– Ты извини, Юрий Павлович, устал я что-то, – сказал он. – Сам понимаешь, такая дорога, столько впечатлений, и все это в один день…