Еще один день

Чтобы отвлечься, он стал думать о том, как вести себя во время первой встречи с сослуживцами. Ведь первое впечатление нередко оказывается самым стойким. Но думать не давал сосед. Каждый провал самолета вызывал у него приступ икоты. Он стеснялся своей слабости и пытался шутить. В комплексе это выглядело так:

– Чего-то меня… ик… сегодня развезло… ик-ик… За воздух надо крепче держаться… ик-ик-ик.

– Говорят, что в таком случае помогают леденцы, – сухо заметил Остудин, уже давно пожалевший, что не захватил их с собой.

– У вас, случайно, не найдется? – жалобливо спросил сосед.

В этот момент самолет в очередной раз провалился, сосед отчаянно заикал, и разговор с ним потерял смысл. Остудин, так и не ответив, снова повернулся лицом к иллюминатору. Самолет уже летел над Обью. Разрезая тайгу, она походила на белую извилистую дорогу. Кое-где на ее пути встречались островки леса, она огибала их с обеих сторон и уходила дальше. В одном месте над самой рекой он заметил небольшое облачко. Сначала не понял, что это такое. Потом догадался: пар. Он поднимался над майной – узкой полосой не замерзшей воды и кучерявой шапочкой зависал над ней. И Остудин вспомнил, как еще студентом охотился зимой на зайцев.

Мороз стоял за тридцать, но ему было жарко. Остудин выследил зайца, лежавшего в островке кустарника, поднял его, но выстрелить не успел. Зайца закрыла разлапистая ветка, и пока он огибал ее, тот уже был в недосягаемости выстрела. Остудин только увидел черные кончики его ушей и то, как заяц клубком скатился к речке. Он кинулся по свежему следу, подогреваемый азартом и ощущением близкой добычи. Он хорошо знал это место. Метрах в пятидесяти от берега был небольшой островок, поросший редким тальником. Заяц мог залечь только там, и взять его не представляло труда. Остудин, не раздумывая, бросился с крутизны к реке, но, едва выскочив на припорошенный снегом лед, очутился в воде. Его спасло то, что сугроб, на который он налетел, затормозил погружение. Он успел сдернуть с плеча ружье и положить его поперек промоины.

Остудин выбрался из промоины вместе с лыжами и, не вспомнив о зайце, полез по крутому берегу к спасительному кустарнику. Когда добрался до него, лыжные брюки застыли и гремели словно железо. До деревни было всего километра три, но он понял, что живым до нее не дойдет. Он разжег костер, оттаял и выжал одежду и снова натянул ее на себя. До деревни он все-таки добрался, правда, без зайца.

Сейчас, глядя на клубившийся над Обью пар, он подумал: а что, если в такой промоине окажется трактор? Ведь грузы на буровые приходится доставлять и по льду, и по не промерзшим болотам. Он представил, как трактор, заваливаясь набок, уходит в черную глубину, а тракторист, обезумев от страха, шарит слепыми руками по стеклам кабины и не может найти выхода из нее. Остудин зажмурился и отвернулся от иллюминатора. Ни за что в жизни он не хотел быть свидетелем подобной сцены.

Сосед снова икнул, и он повернулся к нему. Тот был иссиня-желтым и смотрел на Остудина затравленным взглядом.

– Потерпите немного, – сказал Остудин, понимая, что помочь может только словом утешения. – Скоро сядем.

Сосед сжался в комок и закрыл рот ладонями. Самолет уже заходил на посадку. Слегка качнувшись, он заскользил лыжами по неровному полю, развернулся на дальнем его конце и потянул к одноэтажному деревянному зданию с высокой башней. С той стороны ее, которая выходила к посадочной полосе, красовалась большая надпись: «Аэропорт Таежный». «Ну вот и приехали», – подумал Остудин и почувствовал, что разволновался. Все, что происходило до этого, было только прелюдией к его переезду на новое место работы. А теперь он состоялся. Остудин ждал встречи с будущими сослуживцами и не знал, как они воспримут его.

Летчики открыли дверь, и пассажиры начали выходить из самолета. Его сосед попытался встать и тут же опустился на сиденье.

– Я вам помогу, – сказал Остудин и потянул его за локоть. Тот поднялся. Остудин добавил: – Если вас никто не встречает, я вас довезу.

– Спасибо, – ответил сосед. – Я этого не забуду.

Остудин невольно улыбнулся: человек пережил жесточайшую передрягу и сразу же решил, что будет жить долго. Поэтому и надеется отблагодарить в будущем. Но вместо того, чтобы перевести все это в шутку, сказал, все так же поддерживая его за локоть:

– Нам надо сначала выбраться из самолета.

– Вы здесь кем работаете? – спросил сосед.

– Я еще только приехал на новое место работы.

– А я инспектор облоно Шустиков Леонид Васильевич. – Он протянул Остудину ладонь. – Приехал с проверкой в местную школу.

Притопывая на хрупком снегу, пассажиров самолета встречали двое в одинаковых крытых полушубках и таких же одинаковых сапогах на меху, застегивающихся сбоку на молнию. Один был высокий и сухощавый, другой пониже и коренастее. Едва Остудин ступил на землю, они шагнули к нему. Тот, что был повыше, протянул руку и сказал:

– Разрешите представиться: Еланцев Иван Тихонович, главный геолог экспедиции. А это, – он кивнул на коренастого, – секретарь парткома Юрий Павлович Краснов.

– А вы не ошиблись? – спросил Остудин.

– Нет, – уверенно ответил Еланцев. – К нам чужие не летают – место не курортное. К тому же сарафанное радио работает исправно.

Все трое рассмеялись. Инспектор облоно Шустиков, узнав, в какую компанию попал, испуганно повернулся и шагнул в сторону.

– Куда же вы? – обратился к нему Остудин. – Я же сказал, что довезу. – И, глядя на Еланцева с Красновым, добавил: – Привез с собой работника просвещения. Инспектор облоно Шустиков Леонид Васильевич. Возьмем его с собой до школы?

– Обязательно возьмем, – поддерживая шутливый тон начальника, ответил Краснов.

У калитки аэропорта одиноко стоял зеленый уазик с брезентовым тентом. Пассажиры, вышедшие из самолета раньше Остудина, обходили его. Роман Иванович понял, что это машина экспедиции. Когда подошли к ней, Краснов распахнул переднюю дверцу и шутливо сказал:

– Прошу на свое законное место.

Остудин заметил, что шофер бросил на него быстрый взгляд. Шофер был довольно молодым, и Роману Ивановичу показалось, что, по всей видимости, он недавно пришел из армии. Так потом и оказалось.

Остудин от переднего места отказался.

– Леониду Васильевичу до школы, – сказал он. – Посадим его вперед. А я сяду с сослуживцами. Пора начинать притираться друг к другу.

Шутка понравилась, и все трое снова рассмеялись. Сев в машину, Остудин обратил внимание, что уазик хорошо утеплен. Брезентовый тент снизу был подшит стеганым одеялом, такими же одеялами были заделаны дверцы и борта. Кивнув на цветастую отделку автомобиля, он тем же шутливым тоном заметил:

– Северный вариант?

– Да, – серьезно сказал Еланцев. – Вот так мы приспосабливаем технику для Севера.

– Что, и с тракторами так же? – удивился Остудин.

– А как же еще? – ответил Еланцев. – Ничего другого у нас нет.

Остудин много слышал о том, что на некоторых наших заводах начали производить технику в северном исполнении. Теперь с разочарованием убедился, что все это только разговоры. И, как бы продолжая его мысль, Краснов добавил:

– Молим бога, чтобы хоть такой-то техники было в достатке.

– Надо не бога просить, а партию, – сказал Еланцев.

– Почему партию? – не понял Остудин.

– А вы разве не знаете стихи Лермонтова в новой редакции? – озорно сверкнув глазами, спросил Еланцев.

– Напомните, – осторожно сказал Остудин, ожидая подвоха. Он уже понял, что Еланцев человек с юмором.

Главный геолог выбросил вперед руку и начал декламировать:

Прочитав стихи, Еланцев откинулся на сиденье и рассмеялся. Остудин, улыбаясь одними глазами, посмотрел на Краснова. Ему казалось, что тот должен отреагировать на стихи хотя бы шуткой. Но Краснов делал вид, что ничего не слышал. И Остудин подумал, что отношения главного геолога с секретарем парткома никогда не бывают откровенными. «А с кем они могут быть откровенными? – спросил он себя. – Копни любую душу, там такой пласт может вывернуться – только диву дашься. Это лишь внешне кажется, что все мы думаем одинаково и стремления у нас одни и те же. А на самом деле все далеко не так…»