Тяжкое золото

– И когда же этот жук конторский бумагу нацарапает? Уж мочи нет больше ждать, чего там малевать-то, четвёртый день молчит. Может, его подтолкнуть? – с нетерпением высказался Проха.

– Торопить не надо. Рома сказал дня три, а то и больше, значит, ждать будем. Этот хмырь ведь тоже рискует, коль из-за карты на пушнину и на бабки позарился, – возразил Упырь.

Четыре дня Плешев жил в напряжении, пока работал с картой, боялся, как бы чего не заподозрило начальство. Каждый раз говорил он управляющему прииском, мол, работы много и вынужден в конторе вечеровать. Когда все уходили, доставал карту Ленских промыслов с прилегающим к ним Олёкминским районом. Усаживался за стол и приступал скрупулезно переводить изолинии сопок и огибающие их ключи и речки, тропы и все обозначенные на ней условные знаки, указывающие на болота и скалы.

На четвёртый день Плешев всё же закончил работу. Аккуратно сложил в несколько раз большой бумажный лист, что скопирован им с карты, и положил в свой письменный стол, закрыл на ключ и, откинувшись на спинку стула, блаженно вздохнул.

«Фу ты, дьявол, наконец-то. Завтра скажу Пестрикову, пусть снаряжается. Эх, задаром соболей подгоню себе да деньжат. Ой, как же сгодятся, да и долю Пестрикова заберу, ни к чему меха ему, денег немного дам – и хватит с него…»

На следующий день Пестриков уже знал, что копия карты лежит в столе у Плешева, а по стечению обстоятельств не сегодня завтра оригинал должны были отправить в управу на прииск Надеждинский. Такой ситуации были рады и Плешев, и Пестриков.

– Ну, всё, Роман, можешь хоть завтра трогать. С начальством договорённость есть, только заказ таков: исключительно мясо изюбра, в крайнем случае оленину. На счёт пушнины, чтоб ни одна живая душа не узнала, ни к чему мне это. Смотри у меня! Всё ж, если кто из надзора случайно углядит и осведомится, скажешь, мол, сообща за деньги у якутов скупили.

– А как же с лошадьми?

– На счёт лошадей Лукич распоряженье получил, подойдёшь к нему, запряжёт, когда надо. Только по своему напарнику мне скажи: кто таков, чтоб его в журнал учёта внести, да пусть не переживает, оплатим. Когда соберётесь-то?

– Да завтра с утречка и поедем, – скрывая радость, ответил Пестриков.

– Тогда сегодня поздним вечером я тебе и передам копию карты, запакованную.

– А где?

– Ну, где-где, не в казарме же, в конторе ждать тебя буду. Я как бы задержусь на службе, а ты, когда на дворе никого, попозже и подойдёшь, да стерегись постороннего глазу. Спрячешь за пазухой да смотри, чтоб ни-ни!

После позднего ужина заговорщики скопом собрались у казармы. Домысливали, обсуждали и уточняли разные мелочи.

– Что ж, вроде как всё на мази, так трогать надобно и сегодня же в ночь, – подвёл Упырь итог короткому сборищу. – Делаем, как сговорились. Всё, разбегаемся до вечера.

Нетерпёж достиг своего предела, никому уже не хотелось думать о надобности завтра рано вставать и шагать на горный участок, напрягать и мозолить руки, гнуть спину до семи потов.

Позднее время. Весь рабочий люд утихомирился в казармах, кто штопал одежду при слабом свете свечи, кто стирал бельё, кто спал, кто просто лежал на нарах и, вероятно, больше думал про свою нелёгкую судьбу.

Пятеро: Пестриков, Рябов, Брагин, Прохоров и Клинов – стояли подле казармы, курили и меж собой тихо переговаривались. Ничем себя, в общем-то, со стороны не привлекали. Рабочие иногда поздно вечером собирались в несколько человек, курили, говорили о жизни, а после молча расходились, чтоб успеть выспаться до раннего подъёма.

На улице ни единой души, все угомонились, только приисковые дворняги иногда издавали короткий лай, нарушая наступившую тишину. Сумерки сгустились. На небосводе ярче обозначились звёзды, готовые ночь напролёт сиять над рабочим посёлком и бескрайними просторами тайги. Тянул свежий ветерок, он смешивался с запахом засохшей полыни и иными травами, отчего приисковая убогость вроде как отступала, дышалось легче.

– Пора, Рома, давай иди, выкуривай своего друга, – осмотревшись вокруг, обратился Рябов к Пестрикову.

Пестриков, а за ним и остальные направились в сторону приисковой конторы, настороженно озирались, вслушивались в темноту.

Пестриков поднялся на крыльцо, подошёл к двери и постучал. За дверью послышались шаги, а вскоре и голос:

– Кто там?

– Это я, Роман.

Дверь открыли, и в контору в след друг за другом вошли все пятеро.

– А это ещё что за люди? – удивлённо глянул Плешев на вошедших с Пестриковым непрошеных гостей.

– Со мной они, – ответил Пестриков.

– Что значит с тобой? Зачем народ-то с собой привёл?! – возмутился Плешев. – А ну, долой отсель!

– Ты чего расшумелся? – оборвал Упырь Плешева и втолкнул его вовнутрь конторы. – Как тебя там, Федот Степанович? Мы к тебе по делу на огонёк зашли, а он слюну кидает, нехорошо получается. Доставай-ка, Федот, свой пакет, посмотрим, что ты там нарисовал, и не гундось, а не то зашибу, иль калекой сделаю, – пригрозил Рябой. А повернувшись к Брагину, сказал: – Рябой, крючок на дверь накинь от греха подальше.

Плешев от нежданной ситуации и реальных угроз опешил и даже потерял кратковременно дар речи. Почувствовал нутром – вошедшие весьма лихие люди и могут над ним свершить любое худое дело, а который силой втолкнул его и приказал напарнику закрыться, смотрел на него злыми глазами и явно не шутил, отчего в Плешева вселился страх. Он невольно потянулся к своему ящику стола и достал газетный конверт.

– Во-о-от… – еле слышно протянул Федот Степанович.

– Ну-ка, давай глянем, что тут у нас? – Упырь развернул пакет. – Та-а-ак, хороша бумага, да ты прямо художник именитый. Хороша, прямо как картинка.

Упырь обвёл взглядом помещение конторы.

– А где оружие-то хранится? Рассказывай, давай, оно же к документу энтому прилагается.

– Ка-ка-какое оружие, вы, вы что, с ума сошли?.. – пролепетал Плешев.

– Что ты тут шепелявишь? Вопрос не расслышал? Да мы и без тебя сообразим, что где лежит, – обозлился Упырь. – А ну, господа, вскрывай все железные ящики.

В ход пошла принесённая с собой одним из подельников небольшая фомка. В конторе находилось три металлических ящика, в одном из которых были обнаружены три воронёных нагана и несколько полных пачек и россыпью патроны к нему.

– Вот это вещь! – взяв в каждую руку по револьверу, обрадованно воскликнул Упырь и вложил их в висевшую на плече котомку, в неё же начал складывать и патроны, а третий наган передал Рябому и приказал: – Забери, пущай при тебе будет.

Во втором ящике оказались ненужные для «гостей» бумаги. В третьем ящике лежало приисковое золото. Немного, но было – несколько кожаных мешочков туго завязанные шнурком и с сургучными печатями. Взял в руки Рябов один из мешочков, как бы взвешивая, воскликнул:

– Ух ты, кое-что есть, вес имеется! – и положил на место.

– Упырь, может, прибрать золотишко-то? Всё ж мы горбатились на него, – предложил Брагин.

– Согласен, горбатились, но брать не будем, – многозначительно ответил Рябов, глядя на Плешева, и захлопнул крышку ящика. – Не за этим пришли, незачем нам эти камушки.

Упырю стоило порядком усилий с небрежностью закрыть ящик. Ведь не так просто отказаться от таких «камушков», а чтоб показать, что золото ему безразлично он и не мог поступить иначе. Хотя при виде драгоценностей Упыря внутренне затрясло, жгло острое желание прибрать к рукам, ведь вот оно, что ж не брать. Пересилил себя Упырь, не стал забирать, да и как не пересилить, коль там, через что решили продвигаться, через дальние в тайге прииски, куда больше этого богатства. А сейчас как раз тот случай, при котором можно сбить будущих преследователей с толку, оставить их один на один со своими предположениями, пусть гадают: почто сбежали труженики, куда ноги уносят беглецы, по каким тропам искать и ловить их?

Плешев смотрел на всё удивлёнными глазами и не верил тому, что сейчас происходит в конторе.