Страница 13 из 16
Оба бесшумно склонились над спящими, достали из голенищ ножи и резкими движениями, словно по команде, привели свой план в исполнение. При этом чтоб не вырвались случайные крики, Упырь и Рябой прикрыли крепко ладонями рты жертвам. А те уж только и успели чуть простонать, и всё стихло.
Упырь схватил котомку, что лежала под изголовьем убитого, и вывалил её содержимое на пол. Среди тряпья глухо ударился увесистый мешочек.
– Вот оно, Рябой, вот оно! Смотри у своего, наверняк и там должно быть золотишко.
К сожалению, в мешке второго убитого золота не оказалось.
– Значит, это у них общаг, у одного хоронился, – заключил Упырь. – Ладно, на первой и этого хватит, – Упырь подбросил в руки Рябому мешочек. – Держи да уговор: это доля только наша, так что спрячь к себе ближе, и ни звуку мужикам.
Вещи, вываленные из мешков, спешно сложили обратно.
– Рябой, быстро стаскиваем копачей с мешками к озеру. В лодку грузим обоих со шмотками, по камню кажному и пущай дно мерют.
Упырь выгреб одним веслом на середину озера. Перегруженная посудина держалась на воде неуверенно, норовила перевернуться, отчего Упырь и Рябой двигались осторожно, не суетились, подсказывали друг дружке, как ловчее управиться. Вместе: один – за плечи, другой – за ноги; сначала одного, за ним второго, перевалили бездыханные тела через борт. Трупы быстро исчезали в тёмной глубокой воде, оставляя на поверхности озера воздушные пузыри, которые поднимались из глубины, но они тут же исчезали, а через минуту-две содеянное и вовсе не стало подавать каких-либо признаков.
– Гребём к берегу, надо в зимовушке порядок навести.
Лодка уткнулась в берег и вновь испечённые обладатели золота, принадлежавшего несколькими минутами назад копачам-старателям, вошли в зимовье, где свершили своё злодеяние.
Проверили: ничего ли не осталось, что напоминало бы об исчезнувших людях.
– Вроде порядок, – оценил Упырь.
– Что деду-то скажем?
– Что скажем? А то и скажем, мол, пока ходил ты, дед, твои старатели что-то скоро собрались и подались со своими котомками.
– Ну, вроде как складно, – согласился Рябой.
Вернулся Климент.
Упырь и Рябой сидели за столом и чай пили.
Без торопливости с чуть заметной одышкой старик подошёл и на стол поставил корзину полную грибов.
– Примайте заказ, свежие грибочки, как роса.
– Ну, ты, дед, молодец, прямо, как серпом накосил.
– Я ж сказывал: грибов ноне полно, что ж не косить-то, коль есть они. Бывает ночами и прохладно ужо, однако грибочки-то нет-нет, да лезут.
– Климент, а твои двое постояльцев что-то так резво встали, собрались и пошли со своими котомками, странные какие-то. Я вразумлял их: хоть с дедом-то попрощевайтесь, да нет, говорят, спешим больно, – стараясь выразить безразличие, сказал Упырь.
– Чужих людей увидали, вот и шугаются, – особо не обращая внимания на новость, ответил Климент. За столь многие лета он здесь насмотрелся разного люду, а посему внезапный уход копачей не стал ему в диковину.
– Попотел чуток, сполоснусь водицей у бережка, а уж вслед за тем и грибки почистим, – промолвил Климент и направился к озеру.
Старик сложенными ладонями горстями хватал воду и заносил её то за шею, то бросал на грудь, отчего вода растекалась по всей спине и груди, придавая свежесть и бодрость телу, кряхтел от удовольствия.
– Вы там можа баньку желаете, то затопляйте! – крикнул с берега Климент. – В печке всё готово, только спичку сунь.
– А что, Рябой, ты ж хотел напариться.
– У-у, как можно пропустить такое, сей момент! – воскликнул Рябой и направился в сторону бани, при этом вытащил из кармана штанов коробок со спичками, поднёс его к уху и потряс.
Климент, обтирая тело тряпкой, служившей ему полотенцем, прошёлся до лодки.
«Что-то вроде не так, почто лодка-то не в том месте приткнута? Я ж её давеча не тут причаливал, как сместилась-то? Знать эти двое её трогали…» – недоумевал он.
Климент по своим годам был прозорлив, заметил перемену сразу, поскольку постоянство его вещей было здесь нарушено. Заглянул в лодку, на дне вдруг обнаружил небольшое бордовое пятно, свежее.
Климент смахнул пальцем пятно. «Кровь! Отколь?» Нехорошее предчувствие охватило старика: «Что-то тут недоброе, да и на песке следы больно странные. Отколь кровь?.. Не иначе убили! Точно убили бедолаг и утопили в озере. Злыдни! Как таких извергов земля держит? Ни Бога, ни людей не боятся! Ведь грех-то какой! Да как же такое можно-то?..»
И повидал, и наслышан был Климент о множестве случаев с убийствами старателей, особо копачей-одиночек, разборок меж людьми разными на почве золота, а потому и вкрались мысли Клименту: «Значит, солгали мне, что копачи покинули зимовье. Утопили они их, ведь утопили горемык этих. А сидят же за столом и чай пьют вприкуску с грехами. Это надо же изверги какие, да ещё и виду не дают. Сколько ж из-за золота этого народу в этой тайге головы сложили? Золото, золото, одно на уме у таких иродов только золото. Будь он неладен этот золотой металл, какой ж он благородный, коль по такой жизни презренным видится. Что ж делать-то? Что?.. Нет, так оставлять нельзя, надо сей народ будить, да сказывать: нехорошие эти двое, это ж убийцы, нелюди…»
Климент вернулся с озера и сразу направился к избушке, в которой спали гости.
– Э-э, ты куда, дед, постой, мужиков разбудишь! – окликнул Упырь Климента.
– Так это, надо их до бани будить, пусть с дороги-то выпарятся.
– Успеют, не тревожься, ты лучше грибки почисти, вот это дело.
Климент нехотя отошёл от избушки, руки, словно некуда было деть. То он их засовывал в карманы широких штанин, то вынимал оттуда, потирал ладони, то совал снова в карманы, нервничал.
Упырь своим намётанным глазом понял – дед что-то заподозрил, как-то по-особому суетится и взгляд не такой, как давеча. «Неужели на берегу или в лодке что приметил? Вот старый сыч. Что ж делать-то с ним? А что делать, вслед за этими старателями отправить и всё! Чтоб и бояре мои спящие ничего не видели и не ведали. Кто кинется этих копачей-одиночек искать, коли они сами по себе, а содержатель, ну мало ли, пошёл в лес, на медведя напоролся, задрал деда…»
– Рябой, подь сюда.
– Чего там? – Рябой подошёл и присел к столу, бросил взгляд на Климента, и от него тоже не скрылась перемена старика, стоявшего у чурки с топором и косо смотревшего в их сторону, при этом он о чём-то недовольно бурчал. – Печурка, словно паровоз гудит, ух и жару даёт!
– Погодь ты с этой баней. Секу я, дед, видать, прознал, и прознал верняк, выход один… – нервно прошипел Упырь.
– Что тут гадать, вслед за этими, тюк – и туда, – Рябой кивнул в сторону озера.
– Вот и я про то толкую, пока наши конюхи дрыхнут.
Климент не мог предположить, что эти двое преступников сейчас подойдут к нему, бесцеремонно и неожиданно ударят его обухом топора по голове. Но это произошло хладнокровно и безжалостно.
Тело Климента друзья с лодки скинули в Гераськино. Старик ушёл на дно озера, у которого жил он долгие годы, в котором ловил рыбу, брал воду, и вот в последний раз, буквально минут несколько назад, из этого озера Климент плескал на себя её чистоту и живительную свежесть. За что покинул грешную землю, ушёл из жизни добрый души человек? За чувства, которые не смог скрыть, осмысливая преступное нутро злых людей, или за презренный металл, что обрели убийцы, столь гостеприимно принятые им?
На этот раз Упырь и Климент все следы замели с особой тщательностью. Утопили даже часть верхней одежды Климента и его ружьишко, что висело в зимовье, дабы основательно подтвердить надуманную ими легенду перед подельниками об отсутствии содержателя зимовья и старателей.
– Кажись, всё чисто, – Рябой окинул взглядом территорию заимки: нет ли чего подозрительного, и направился к озеру очистить песком и отмыть свою финку. – А ведь банька-то уж совсем готова, не остыла бы.
– Ну, раз каменка нагрета, то в саму пору и грехи смыть, – ответил Упырь, при этом обеими руками хлопнул себя по груди. – Только париться поочерёдно, хоть и глушь, а всё ж не ровен час, кто и проезжать может, глядеть в оба надобно.