Ущелье злых духов

Смуглые широкие скулы старичка вновь дрогнули, раскосые глазки сощурились.

– Хоросо, спасиба, всё хоросо, – и он тут же пожаловался: – Табак совсем мал-мала остался…

– Ну, эта беда поправима, – Олег покопался в своём рюкзаке и протянул Зиновию несколько пачек «Примы».

– Ай, хоросо! Вот спасиба… – старичок тут же вскрыл пачку, растребушил несколько сигарет и принялся набивать табаком длинную трубку.

– А куда остальные жители Ахтимнеева подевались? – поинтересовался Алексеев у бакенщика.

– Тут видишь, Иваныч, какое дело… Когда рудник начали строить, наши мужики, кто покрепче, туда перебрались: заработки там, понятно, побольше, то-сё… Ну а потом, когда всё в стране завертелось и стройку забросили, сюда никто уже не вернулся – одни в Тыйск подались, другие ещё подалее. Сынов моих тоже снохи сманили искать, где лучше. Ну а старики… Кто к детям переселился, а кто и на кладбище. Весной только Наталью схоронили, на сто четвёртом году убралась старушка. Ну а мы с Зиновием пока что скрипим да воздух коптим. Работы-то почитай и нет. Контора моя бакенная, правда ещё не загнулась, но чую, ненадолго это. Ну да ладно… Садитесь-ка, гости дорогие, к столу, я сейчас быстренько соображу что-нибудь перекусить, да поговорим, Олег Иванович, о твоих бедах…

Зиновий тем временем разжёг свою трубку, с явным удовольствием затянулся и выпустил к потолку огромное облако дыма.

– Что это у него имя такое странное? – шёпотом спросил Тёма, но Яков Антонович его услышал и пояснил:

– А это его поп наградил. Забыл батюшка, а может, и не знал, что местные букву «зэ» не выговаривают. Так вот и называют друга моего всю жизнь русские, как положено, а свои Синовием.

– Так-так, – удовлетворённо покивал головой старичок, а Тёма соорудил понимающее лицо и заявил:

– Ясно. Конкретно, по сути.

Выслушав рассказ Олега, бакенщик задумался, а потом отрицательно покачал головой:

– Нет, други мои, мимо нас уже с год никто из туристов не проплывал.

– Ночью-то вы спите… – заметил Алексеев.

– Так ночью никто и не плавает, – резонно заметил Яков Антонович. – Хотя… Вот как поступим. Я рано утречком проскочу вниз по реке. Там в этом году мужики в рыболовную артель сгужевались. Так они за своими сетями днём и ночью догляд имеют, мимо них никто незаметно не проплывёт.

– И мы с вами! – оживился Тёма. – Бензин я оплачу.

Бакенщик нахмурился, но заметил утвердительный кивок Олега и спорить не стал. Однако брать с собой гостей отказался категорически:

– Один я быстрей обернусь. А вы лучше отоспитесь, дорога-то, чай, неблизкая была… Ну а если и рыбаки ваших не заприметили… Думка у меня одна появилась… Есть тут местечко на другом берегу – остров небольшой, за ним подъём на обрыв и в распадок. В темноте вы его наверняка и не разглядели. Вот туда мы и наведаемся.

– Шибко плохой места! – неожиданно заявил Зиновий. – Тьфу, какой плохой! Наш народ туда никогда не ходит.

– Почему? – удивился Олег.

– А вот слушай, – Зиновий вновь окутался клубами табачного дыма и лишь потом заговорил: – При царе было. Я ещё малой был, но помню. Купец приехал, говорил, в том месте много шкур добыть можна. Шибко много денег обещал. Дурной купец… Однако некоторые охотники согласились. Брат мой старший с ними был. Он только бабу взял, деньги нужны были. Купец сам тоже поехал, шкуры считать. По реке ушли, она тогда ещё не замёрзла. Четыре день прошёл, я утром рано на берег вышел. Смотрю – брат по реке плывёт. Голову видна, плечи видна, больше ничего не видна. Мимо стойбища проплыл, лицо мёртвое ко мне повернул, наверно, сказать что-то хотел, да не смог… Я шибка испугался, в тайга убежал. На другой день пришёл в чум, всё отцу рассказал. Он людей собирал, искать охотников пошли. Лодки нашли, купец нет, охотник тоже нет… Совсем, однако, сгинули. Больше никто это место никогда не ходил. Наши его Долиной Смерти кличут…

Олег заметил лёгкую улыбку, скользнувшую по губам бакенщика, и вопросительно посмотрел на него.

– Слыхал я эту историю, Иваныч, – пояснил Яков Антонович. – Да только дело в том, что сам в семидесятых годах в том распадке побывал. К нам геологи приезжали, изучали, какие в местных горах камни есть и руды. Ущелье узкое, чем дальше, тем теснее горы друг к другу прижимаются. Зверей нет, птиц и тех не видно. Место и в самом деле плохое, люди там злобятся, ругаются чуть что. Мимо проплывать и то неприятно, особенно при умирающей луне. Ни с того ни с сего тоска нападает смертная… Серьёзного ничего мы в той долине не нашли, побродили дней десять и вернулись. Однако вашим, похоже, больше забраться некуда – не в болота же они ушли, для этого нужно совсем больным на голову быть…

Олег молча пожал плечами. Да бакенщик, похоже, и не ждал ответа и закончил:

– Ну да ладно. Утро, как говорится, вечера мудренее. Давайте-ка спать…

– Помнится, тут и золотоискатели по округе шарились, – сказал Алексеев. – Может, они что-нибудь знают?

– Спохватился, – хмыкнул Яков Антонович. – Давно уже эту братию попёрли. Откупил какой-то богатей всю территорию, пообещал промышленное производство золотишка наладить. Да только никак не соберётся… Однако мысль ты высказал верную: заверну-ка я и к охранникам, которые день-деньской баклуши бьют, но никого на старые прииски не допускают. Крюк невелик.

– А ведь в бригадах тех лихие ребята встречались, – припомнил Олег. – Неужто без споров послушались и ушли?

– Пошумели, конечно, – усмехнулся бакенщик. – А куда денешься? Плетью, как говорится, обуха не перешибёшь. Да и что сделать можно, если охрана вооружённая на тебя зверем глядит, а вся милиция на корню скуплена?

– М-да… – не стал развивать тему Алексеев, а в памяти всплыло давно, казалось бы, забытое…

Произошла эта история в Тыйске, в небольшом стеклянном ресторанчике, располагавшемся в порту, неподалёку от причала. Командировка заканчивалась, вот и решил Олег посидеть последний вечер в компании коллег. Культурно, так сказать, провести время.

Ресторан был полон, но компания, устроившаяся неподалеку от оркестра, невольно привлекала к себе внимание. Несколько мужиков, обряженных в потрёпанные одежды (и по тайге они в этих нарядах явно побродили, и у костра не раз ночевали), вели себя очень уж по-хозяйски. Нет, не орали, не пытались как-то выделиться, но на окружающих никакого внимания не обращали. Вообще. Словно, кроме них, никого в «стекляшке» не было.

Каждые несколько минут кто-нибудь из этой компании подходил к оркестру, что-то шептал, совал руководителю мятые купюры, ну а дальнейшее предсказывалось безошибочно. Дрожащим от волнения голосом музыканты провозглашали:

– По просьбе друзей, для Сани, отъезжающего на материк, прозвучит песня «Шоколадная начинка!»

Золотоискатели осторожно поднимали неказистого мужичонку, тот безуспешно пытался свести глаза «в кучку», взмахивал рукой и вновь падал на стул, бережно укладывая физиономию между покрывающих столешницу тарелок с объедками.

«Почему на “материк”? – подумал тогда Алексеев. – Знаю, что на Таймыре принято так говорить, в Магадане, на Камчатке. Но здесь-то?»

Тем временем на посетителей опять и опять обрушивалась незатейливая мелодия – «вокально-инструментальный ансамбль» старался из всех сил.

Местным, похоже, однообразное музыкальное оформление вечера уже осточертело. Сначала несколько парней, обряженных с претензией на моду, попытались поговорить с оркестрантами, но там их явно ожидал облом: кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Тогда нелюбители «Шоколадной начинки» решили обратиться, так сказать, к первопричине…

Гул зала внезапно стих, все лица повернулись к здоровенному мужичине, который до этого спокойно восседал во главе стола приисковиков. Теперь он стоял и исподлобья оглядывал пытающихся «качать права» местных. Потом разинул мохнатую пасть и вопросил:

– Саня, они говорят, что мы золотари. Это так?

«Отъезжающий на материк» поднял физиономию – на сей раз он, похоже, не рассчитал: правая щека была обильно измазана каким-то салатом. С трудом удерживая равновесие, Саня решительно мотнул головой: