Страница 22 из 26
– Откуда вы родом, мадам? – спросила Жасент.
– Из Сен-Станисласа. Жить в Сен-Приме с Марселем мне нравится больше.
– Что касается моей сестры Эммы, лучше я сама вам все объясню. О том, что у нее есть дочь, мы узнали, когда Эммы уже не было в живых. Мне удалось разыскать девочку, и мои родители с радостью взяли ее на воспитание. Конечно, сплетникам рты не заткнешь… Эмма родила дочь вне брака, и нам неизвестно, кто отец малышки. Но я очень надеюсь, что у девочки не будет из-за этого неприятностей, когда она подрастет и пойдет в школу.
– Бедная крошка! – проговорила Орели Эру, удивленно округляя губы.
– Все ее беды уже в прошлом. Моя племянница теперь живет в кругу родной семьи, и мы не собираемся ее ни от кого прятать. В будущее воскресенье вы увидите ее на мессе!
С улицы донеслось пронзительное ржание. Жасент подбежала к окну. Ее изумлению не было предела: сквозь густой снегопад по улице ехала повозка. В нее был впряжен конь с отцовской фермы, Карийон, а правила им Сидони, сидящая на облучке.
– Боже мой, что еще случилось? – прошептала молодая медсестра.
Пациентка подошла к ней и тоже с любопытством посмотрела в окно.
– Кажется это ваша сестра, модистка.
– Да, это Сидони. Я вас провожу, мадам Эру. Заодно спрошу, как у нее дела.
Одевшись потеплее, женщины вдвоем вышли на улицу. Фердинанд Лавиолетт стоял на своем крыльце в наброшенном на плечи пальто и шапке, связанной из грубой шерстяной пряжи.
– О господи! Еще одно несчастье на мою стариковскую голову! – пронзительным голосом произнес он.
Орели Эру маленькими шажками, с опаской, засеменила вдоль ограды. Приличия не позволяли ей остаться и послушать, и она навострила уши, чтобы не упустить ни слова из разговора между сестрами.
– Что все это значит, Сидо? – удивленно спросила Жасент.
– Ты могла бы догадаться, – отвечала сестра, не слезая с повозки. – Я уезжаю с фермы и из деревни. Поселюсь в доме у своего жениха, благо намерения у нас с ним самые честные. А раз ты уже вышла, помоги мне занести в дом чемоданы! Потом нужно будет завести Карийона в сарай.
С этими словами Сидони угрожающе зыркнула на будущую мать, которая остановилась послушать их разговор, и та, бедняжка, вынуждена была уйти своей дорогой.
– Это твоя пациентка, надо понимать?
– Скорее всего, ненадолго. Больше она не придет, – шепотом ответила Жасент. – Она расспрашивала меня об Анатали – спасибо Брижит и ее сплетням!
– Хорошо, что мне не придется больше участвовать в семейных делах! Знала бы ты, Жасент, какое это облегчение!
– Сидо, ты не можешь так поступить! Уехать посреди зимы, тем более когда мама на восьмом месяце беременности! Да, мы с Пьером расстроились, но никто не собирался неделями на тебя дуться. А о дедушке ты подумала? Сидони, на него жалко смотреть! Ты заботишься о нем, он только и ждет, когда ты снова к нему заглянешь…
Сидони, помрачнев, сжала губы. Ей не хотелось расставаться с дедом.
– Но ты-то остаешься, и вы с ним живете по соседству, – вздохнула она. – Я уже не могу взять и все отменить: Журден ждет меня вечером в Робервале… Весной я смогу приезжать к деду по воскресеньям.
Жасент отшатнулась. Она была ошарашена. Да, временами найти общий язык с Сидони было трудно, и все же она привыкла к тому, что сестра всегда рядом. Они даже сохранили привычку за чашкой чая поверять друг другу свои мысли и вспоминать наиболее счастливые моменты.
– Сидо, умоляю, останься с нами, тут, в Сен-Приме! Журден поймет тебя, если ты передумаешь. Он так тебя любит! Я же буду совсем одна – ни Эммы, ни Лорика, ни тебя…
– У тебя есть муж и собака. Прости, я не спросила раньше – Томми поправился?
Сдерживая слезы, Жасент кивнула. От волнения она была как в тумане, но это не помешало ей отметить про себя, что Фердинанд ушел в дом – наверняка он устал ждать, пока им надоест переговариваться вполголоса посреди улицы.
– Я бы все равно уехала после свадьбы, – сухо бросила Сидони. – Но теперь она состоится гораздо раньше, чем мы думали. Пожалуйста, сделай одолжение, не старайся меня растрогать!
– У меня бы это не получилось! Ты черствая, ты – из стали, изо льда! – всхлипывая, крикнула старшая из сестер. – Справляйся с чемоданами и лошадью сама, как хочешь. Тебе не понадобилась моя помощь, чтобы запрячь Карийона и приехать в деревню.
И, утирая слезы, Жасент повернулась к сестре спиной.
Журден обнял Сидони за плечи – деликатно, чтобы не смутить ее и не показаться излишне настойчивым. Молодой полицейский был невыразимо счастлив принимать невесту в своем доме, однако были у него и вполне обоснованные тревоги, о которых он пока что предпочел бы умолчать. Он опасался недовольства со стороны Шамплена Клутье, который с самого начала смотрел на Журдена свысока и ни во что не ставил его профессию. Беспокойство вызывали и частые перемены настроения у возлюбленной. Доказательством тому были проливаемые Сидони слезы. Девушка нервно сминала ситцевый носовой платок в маленьких пальчиках.
– Дорогая моя, почему вы плачете? – спросил Журден мягко. – Вам не нравится ваш новый дом?
– Нет, напротив, тут мило, и он намного комфортабельнее, чем наш! У вашей матери прекрасный вкус. Здесь очень уютно, как в коконе!
Взгляд зеленых глаз Сидони, блестящих от слез, пробежал по комнате, словно она хотела увериться в своей правоте. Гостиная, в которой они с Журденом сейчас сидели на удобном канапе, изобиловала декоративными кружевными салфетками, небольшими картинами в золоченых рамах, занавесками на окнах и над дверями, очень их украшавшими. Весь текстиль был отличного качества, торшеры с абажурами из складчатого атласа, тоже отделанные кружевной каймой, распространяли приятный желтоватый свет.
«У нас на ферме ничего такого не было, – думала Сидони, воскрешая в памяти скромную обстановку, в которой выросла. – Мы были бедны, хоть никогда и не страдали от голода или холода. А Прово – люди зажиточные…»
Журден любовался изысканно тонким профилем девушки, пока она в тишине размышляла о разнице в социальном положении их семей. Его обуревало желание поцеловать ее в щеку и в губы. Однако он уже знал, что лучше подождать, когда Сидони сама этого захочет, и никогда не навязывал ей свои ласки – даже невинный поцелуй.
– Если вы утомлены, Сидони, ложитесь спать, – произнес Журден тихо.
Представив ее в кровати, в белой ночной сорочке, он заволновался.
– Отчего бы я утомилась? Я целый день ничего не делала – только листала журналы и беседовала с вашей матерью. Нужно будет уволить женщину, которая приходит за ней ухаживать, пока вас нет, ведь теперь дома постоянно буду я! Ненавижу бездельничать! Я с удовольствием займусь уборкой, и готовить тоже буду сама.
– Но целесообразно ли это? – осторожно спросил Журден. – У вас наверняка скоро появятся новые клиентки, новые заказы. И их будет много: красавицы Роберваля по достоинству оценят ваше мастерство!
Сидони с раздражением воззрилась на жениха, потом немного отодвинулась, вынуждая его убрать руку.
– Без швейной машинки я работать не смогу, а забрать свою мне не удалось. Господи, это был ужас – вчера, когда мне пришлось запрягать лошадь и грузить вещи на повозку! А потом Жасент отказалась мне помочь…
– Вы посвятили меня в печальные подробности вашего отъезда. И вот что показалось мне странным… Разумеется, отец поступил жестоко, когда вас ударил, и я понимаю ваше возмущение, но вы так и не объяснили, что же стало тому причиной. Вы ведь давно не ребенок, Сидони, и даже если высказали свое мнение на тот или иной счет, он не имел права вас за это бить!
Муки совести, обида… На Сидони вновь нахлынуло отчаяние, а в такие минуты она обычно становилась злой и язвительной. И она решила сказать Журдену правду.
– Мы ведь все равно скоро поженимся… Уважающая себя женщина не должна ничего скрывать от супруга, который ее любит!