Страница 3 из 5
С этими словами Дед подтолкнул вперёд Серёжу.
— Молодец, сеголеток! — похвалил Серёжу старшина Волчак. — Смотри и запомни, какая она — война. А то все мы погибнем, некому рассказать будет про нас. Верно?!
— Верно-то верно, только пуля-дура не разбирается, где взрослый солдат, а где малец. Тебе не страшно? — спросил Володя Савичев Серёжу.
— Нет! — ответил мальчик. — Только когда солдаты полегли, страшно было.
— Это всегда страшно, даже не таким, как ты, — согласился с мальчиком старшина Волчак.
Все помолчали. Послушали тишину. И тут старшина спросил Деда:
— Что же ты окоп на ничейной земле выкопал?
— Не сориентировался, — ответил Дед. — Решил, что село Кадушкино наше, а оно оказалось у фашистов.
— Отобьём Кадушкино у врага, — твёрдо сказал старшина. — Сейчас разведаем огневые точки… Ну, друг, нам пора. Счастливо оставаться!
— Я с вами! — решительно сказал Дед.
— И я! — подхватил Серёжа.
— Отставить! — скомандовал старшина. — Манюшин пойдёт. А ты, сеголеток, останешься в окопе.
— Подождёшь на берегу, да? Пока мы вернёмся, да? — сказал чукча Камыкваль, хотя здесь никакого берега не было.
— Вперёд! — прозвучала тихая команда старшины.
Четыре разведчика перевалились через бруствер окопа и слились с тёмной ночью. Словно их и не было.
Серёжа остался один.
Так это случилось! Так это произошло!
Всю ночь Серёжа ждал возвращения Деда и его боевых товарищей — старшину Волчака, Володю Савичева и новенького Камыкваля.
Глаза слипались, и несколько раз мальчик засыпал стоя, но солдатский сон короткий — Серёжа тут же просыпался, всматривался в мутную тьму туманной ночи и прислушивался.
Сырой ветер касался его лица, а над головой неподвижно стояли звёзды, словно внимательно наблюдали за тем, что происходит с четырьмя разведчиками.
На рассвете Дед вернулся. Без товарищей. Один.
Выплыл из тумана, с трудом перевалил через бруствер, упал на дно окопа и долго лежал без движения. Серёжа заметил, что рукав дедовской гимнастёрки был тёмным от крови. И вспомнил санитарку, похожую на мать.
Дед лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, ему не хватало воздуха. Серёжа стоял над раненым и всё не решался заговорить. Он никогда не видел Деда таким бледным и бессильным, не знал, как помочь раненому солдату. Никто не научил его этому.
Наконец Дед нашёл в себе силы и оторвал голову от земли.
— Наши все полегли, — хриплым голосом сказал он и тихо застонал от боли. — Сперва на мину наткнулся старшина Волчак. Так рвануло, что костей не соберёшь… Потом обнаружил себя Володя Савичев. Фашист дал длинную очередь. А ему одной пули хватило. Дальше мы поползли вдвоём с Камыквалем. Долго ползли. Всё село Кадушкино исползали по задам. Все огневые точки нанесли на карту. А когда возвращались… фашист три мины выпустил. Камыкваль у меня на руках умер. «Да-алеко-долго до Чукотки», — прошептал и отошёл… Мне тоже осколок достался от тех трёх мин. Плечо, надо думать, перебито…
Дед прижался щекой к земле окопа. Затих.
— Дед, а умирать на войне больно? — неожиданно спросил Серёжа.
— Умирать везде больно, — не открывая глаз, ответил Дед.
— Как же они терпели?
— Тут выбора нет… Я всё думаю, напрасно ты на войну пришёл.
— Не напрасно, — через силу ответил мальчик.
— Посмотреть войну и в кино можно. Здесь не смотрят— всё на себе испытывают.
Дед замолчал. А Серёжа стоял рядом, смотрел на раненого Деда и думал. Значит, и его будет испытывать война? Значит, и ему будет больно? Как Деду?
— Болит? — тихо спросил Серёжа, хотя сам видел, что болит.
— Не в этом дело, — сказал Дед. — Надо доставить в полк разведданные. А сил, сам видишь, нет.
Он уронил голову и закрыл глаза. И Серёжа слышал, как Дед скрипнул зубами, чтобы не застонать от боли.
— Я сбегаю в полк, — неожиданно предложил мальчик.
Но Дед покачал головой:
— Туда так просто не сбегаешь. Всё простреливается. Я бы не пустил тебя, да выхода нет. До рощицы доползёшь, а там деревья тебя скроют. Вот разведданные. За них три моих товарища жизнь свою отдали.
С этими словами раненый солдат протянул Серёже клочок бумаги.
Серёжа сжал бумагу с таинственным названием «разведданные» и легко выбрался из окопа.
Он был маленьким, худым и полз, прижимаясь к земле и извиваясь, как ящерица. Высокая трава смыкалась над ним. От росы гимнастёрка стала мокрой, а сапоги блестели.
Временами мальчик слизывал с губ холодные капельки росы. Несколько раз над ним свистели пули, и тогда Серёжа замирал. И снова полз вперёд.
Так он добрался до рощицы и, лишь когда деревья обступили его, скрыли от глаз врага, встал и зашагал в сторону полка.
Серёжу долго не пускали в штаб: думали, нечего там делать мальчишке. Но он твёрдо стоял на своём и в конце концов начальник караула провёл его к командиру.
— Кто такой?! — строго спросил командир, разглядывая мокрого от росы мальчонку в военной форме.
— Сергей Манюшин! — по-военному доложил мальчик.
— Допустим, — сказал командир. — И откуда ты такой взялся?
— У нас с Дедом окоп на ничейной земле! — ответил мальчик. — Я принёс разведданные.
— Разведданные? — командир сразу поднялся с места. — А где старшина Волчак, где Володя Савичев, где Камыкваль? Знаешь?
— Знаю, — ответил мальчик. — Погибли смертью героев. А Дед ранен.
— Какой ещё Дед? — сухо спросил командир. Он был опечален смертью своих разведчиков.
— Солдат Манюшин, — ответил Серёжа.
— Так он месяц, как погиб. — горько усмехнулся командир.
— Он пришёл со мной, — стоял на своём мальчик.
— С того света, что ли? — всё ещё не верил командир Серёже.
— Оттуда, где нет войны, — сказал мальчик.
Но командир взял бумажку с разведданными, положил на стол, расправил её ладонью. И сразу все командиры подошли к столу и склонились над бесценным клочком бумаги, который стоил трёх солдатских жизней.
Как это случилось? Как произошло?
Солнце стояло прямо над окопом, и окоп раскалился, как печь. А выйти из этой печи нельзя — враг близко.
А у двух солдат, большого и маленького, была одна фляга с водой на двоих. Фляга алюминиевая, в брезентовой рубашке, с нарезной пробкой, которая завинчивалась. И воды в ней было не более половины.
То Дед попьёт, то внук утолит жажду, а вода не кончалась.
И вдруг мальчик заметил, что после Деда вода не убывает: раненый не пьёт, только прикладывает горлышко фляги к губам — бережёт воду для него, для Серёжи. И Серёже стало стыдно, что он пьёт, а раненый терпит, хотя губы его пересохли и потрескались. И когда Дед снова протянул флягу, мальчик не сделал ни глотка, только поднёс алюминиевое горлышко ко рту и подышал водой.
И хотя жажда мучила его и пить ему хотелось ещё больше, он вдруг почувствовал радость. Значит, он может терпеть, хоть это очень трудно, может приказать себе и выполнить приказ. Он завернул пробку, вытер рот тыльной стороной ладони, как делают, попив всласть водицы, и вернул флягу Деду.
Как это случилось? Как произошло?
Солдатский окоп превратился в маленькую крепость. Весь гарнизон крепости состоял из двух человек — Серёжи и Деда. И возникла эта крепость в поле, на ничейной земле, между своими и врагами, как между небом и землей.
На третий день враги обнаружили странный окоп у себя под носом и начали обстреливать его из орудий. Земля загудела, задрожала, заходила. То спереди, то сзади земля с кустами, травой, камушками взмывала вверх и тяжело опадала, словно пыталась засыпать окоп и его обитателей.