Второе рождение

Около бани с пакетиками стояли Лена Маленькая, Лена Большая, Алексей и Пётр, которые оторвались от дежурства, пока доваривался ужин. Разговор крутился вокруг дневного происшествия.

– Серёга же боксёр и самбист, с одного удара валит, а нож отбить – это самые основы. Он как-то показывал упражнения, которые им на боксе давали, я и повторить не мог – рассказывал Пётр. – Они с Саньком хорошо помяли этих ушлёпков. Ты, Витя, как, пришёл в себя? Вид у тебя бледноватый…

– Я исправлю – вмешалась Юля.

– Эх, не быть мне отодраной… Был шанс на изнасилование, так и тот не сработал… – задумчиво под смех проговорила Лена Маленькая.

– Вот ты ворона дурная! – проговорила Лена Большая и прижала Маленькую к себе.

– Почему ворона? Такого же размера, что ли? – шутливо возмутилась Маленькая.

– Анекдот про сильную, выносливую, дурную ворону не знаешь, что ли? – удивился Алексей.

– Нет, рассказывай.

– Собрались гуси-лебеди на юг, к ним ворона в гости. С вами полечу! Ей говорят, акстись, чёрная, куда тебе? Мы вон какие, здоровые, сильные, толстые. А она ни в какую: я сильная, я выносливая. Ну ладно, лети, отстанешь, ждать не будем. Полетели. День, ночь, день, к вечеру ворона просит посадку на отдых. Ей говорят: оставайся тут, отдыхай, лети обратно, а мы дальше. Нам ещё ночь лететь по плану. Уболтала, короче, сесть на отдых. Ей говорят: сейчас будет горный перевал, там сесть негде, пять дней полетим. Ворона в ответ, мол, я готова, мол, я отдохнула, я сильная, я выносливая. Летят. День, два, три, четыре… только перевал прошли, предгорья ещё, ворона просит отдых. Уболтала, сели. Ей опять внушают: ворона, зимуй тут, обратно через гору не перелететь уже, а дальше море, семь дней лёту и сесть негде. Ворона опять: я сильная, я выносливая. Ладно, летят через море. Пять дней летят на шестое утро нет вороны. Ну, утонула. Прилетели гуси-лебеди на юг, обустраиваются. На девятый день видят, низко-низко над водой, язык на бок, крыльями машет часто, как пчела, летит ворона. Только береговую линию пересекла, шлёпается в прибой, еле дышит. Гуси к ней: вот ты, ворона, крутая, сильная, выносливая! Ворона соглашается: крутая, сильная, выносливая… Но долбанутая!!! – под смех закончил Алексей.

– И почему я ворона? – уточнила Мелкая.

– Ну, ты же сильная, выносливая… – опять вызвала смех Большая.

– А ты вообще Понарыла! – парировала Маленькая. Это напоминание вызвало смех и внутри бани.

Вскоре из бани вышла чисто женская группа: Олеся, Юля, Катя, Аня, Оксана, Марина. Вытащили мокрый лапник, кинули на уже внушительную кучу. Виктор, Пётр и Алексей принесли из колодца воду в вёдрах, пока обе Лены и Юля настилали новый лапник и разводили огонь. Вода в вёдрах нагрелась до достаточной горячей минут за 5–7, пока все раздевались и доставали банные принадлежности.

Виктор рассмотрел Лену Маленькую. На контрасте с Леной Большой (которая при росте в 170 см весит 85 кг) и Юлей, (при росте 166 см весит 80 кг), Лена Маленькая (при росте 160 см и весе 40 кг) выглядела как сухая кривая веточка. Тонкие руки, тонкие ноги, похожие ни прищепку, рёбра и маленькие коричневые точки вместо грудей, совершенно плоская попа, узкие бёдра. Во всём её облике действительно было что-то детское, недоразвитое.

– Мы сегодня закончили шурфить, так что завтра к вам, Елена Анатольевна, выдвигаемся, на основную трассу, – сообщил Пётр.

– Большая, у тебя что, отчество есть? – удивилась Лена маленькая.

– Прикинь! Сама про него только что вспомнила! – загоготала Лена Большая.

– Скажу Танюхе, обрыдается! – пообещала Маленькая, промыливая короткие волосы.

– Не уложимся мы в две недели, – предрёк Алексей, отдраивая мочалкой тощие рёбра, – Начальник уже больше двухсот тридцати метров раздерновал, всё равно каждый день прирезки делаем по тридцать-пятьдесят сантиметров. Метров двести пятьдесят по любому выйдет. А при таком составе это месяц раскапывать, или не на штык сносить.

– Что там у вас хоть лезет? – уточнил Пётр, поливая на спину из кружки.

– Развалы печей, в основном, шесть штук уже, два дома, один опять в стенку уходит. Жэпэ много, фибулы, пуговицы, кости рыбы и животных. Мелкая сегодня, кажется, пращура нашла, – сообщила Лена Большая.

– Целый? – встрепенулась Юля.

– Не известно пока, но контуры ямы чёткие, как раз под бревном, – ответила за себя Маленькая, мыля промежность.

– Я бы покопала его… – задумчиво проговорила Юля, смывая с себя остатки мыла.

– Что такое пращур? – заинтересовался Виктор. Он слышал это слово только применительно к древним родственникам.

– Кто такой. Это похороненный под порогом дома предок. Такая традиция существовала в этих местах до конца семнадцатого века. Потом Пётр Великий этому конец положил, в начале восемнадцатого, – разъяснила Юля. – Если контуры могильной ямы чёткие, то и костяк мог сохраниться целиком, и все элементы одежды.

– А зачем хоронили под порогом? Это же… как-то странно… – удивился Виктор, вытираясь.

– Древние похоронные обряды с современной точки зрения вообще дикими кажутся. Домики мёртвых, «с саней», пращуры… Некоторых людей хоронили под порогом, чтобы они защищали вход в дом от нечисти, «через чур – через щюр», то есть через охраняющего предка. Отсюда традиция не здороваться через порог: нечисть может ухватиться за руку и войти в дом, а так её пращур не пустит. А вот если старик слишком долго жил, не мог работать, становился лишним ртом, то его зимой сажали в сани, сын или внук правил в лес, не оглядываясь, на каком-то отрезке этот старик сваливался с санок, или его сваливали, чтобы тот оставался в лесу и замерзал. А в дохристианской Руси ставили в лесу избушки на сваях, куда клали трупы умерших. Там эти трупы часто мумифицировались, отсюда и понятие про бабу ягу, костяную ногу в домике на курьих ножках… – просвещала Юля. За это время все уже оделись, собрались, вытаскивали мокрый лапник наружу. У бани стояла следующая группа на помывку в составе Жени, Игоря, Серёги, Наташи, Ирины и Анатолия.

– Начало праздничного ужина через сорок минут! – огласила Катя. У столов и в хоз.палатке с десяток женщин готовили вкуснятину.

– Принимайте гостей!.. – наигранно прозвучал от костра фальшивый громкий женский голос.

Юля, обе Лены и Пётр одновременно недовольно выдохнули, припечатали непечатным словом «Госссссподи!..», «вот же напасть!..», «лучше бы уголовники вернулись!..», «Обосрался праздник…».

– Это кто? – спросил Алексей, рассматривая группу людей с рюкзаками у костра. Двое мужчин, две женщины, трое детей. С ними приветливо разговаривали только Евгений Борисович и Александр Викторович. Остальные отошли от костра.

– Петровы и Калинины из Москвы. Калинины нормальные, а Петрова баба – иллюстрация поговорок «бабы дуры не потому, что бабы, а потому что дуры» и «бабы-стервы», – пониженным голосом сообщила Лена Большая. – Её дятлы воспитывали, задолбает всех… Теперь начнётся, «Петров, птица моя!..».

– А кто она такая?

– В институте археологии отделом заведует. Попробуй не угоди ей, больше открытый лист не выдаст. И чё она к нам припёрлась? До нас же за сто рублей на такси не доедешь, полно экспедиций ближе! Ох, беда не приходит одна. Осталось только ночью с волками познакомиться для полного счастья, – продолжала сокрушаться Большая.

– А Калинины кто?

– Это нормальные, свои люди, тоже московские. В ГИМе оба работают.

– Где?

– В гос-историческом музее, на самой Красной Площади, – пояснила Маленькая.

Дошли до своих палаток. Пётр и Алексей закинули свои банные принадлежности и ушли исполнять обязанности дежурных. Обе Лены и Юля пошли помогать готовить стол. Виктор тоже пошёл к столу. Он переживал сегодняшние события заново… Но сейчас эти переживания были не такими яркими, как два дня назад после взрыва. То ли он уже устал, то ли привык к таким ярким событиям. Он уже вполне пришёл в себя, оправился от страха, был способен думать о настоящем и будущем, а не только о прошлом. Вдруг понял, что главная причина успокоения – это полученные деньги. Ему настолько нужны деньги, что он убедил себя успокоиться, убедил себя, что всё было правильно, что в этих условиях только так и возможно. Почувствовал в себе какие-то животные вибрации. Как будто сморгнул пылинку, как-то по-новому увидел окружающий мир. Виктор начал ощущать окружающий лес частью своего нового мира. Кольнуло лёгкое сожаление, что днём он не смог никого ударить. Заново вспоминая драку, по-новому увидел поведение своих товарищей: они были рады возможности кого-то ударить, победить, показать своё превосходство. Это были две стаи диких животных, которые грызли друг другу глотки за территорию. Более сильная стая отстояла свой ареал и сожрала противников. А женское вольное поведение? Так и хочется сказать: «дикие развратные сучки». Но это поведение совершенно адекватно дикому поведению окружающих мужчин, совершенно органичная часть окружающих условий. За два прошедших дня он перестал оценивать поведение окружающих людей, поскольку понял, что от его оценок ничего не меняется. Всё такое, какое есть, независимо от оценок. Только он ещё не понял до конца, какое…