Второе рождение

В какой-то момент они стали очень доверять друг другу. Лежали, обнявшись, делились сокровенным, говорили то, чего не говорили другим. Виктор чувствовал, как с каждым словом у него внутри что-то расправляется, просветляется. Простое тепло честного человеческого общения, пусть и в такой «кривой» обстановке, возвышало обоих. Хотелось обнять, согреть, прижать к себе эту взрослую женщину, которая так и не стала счастливой.

– Я вполне счастлива, господь с тобою! – возразила Юля со светлой улыбкой. – Лев Николаевич Толстой определил счастье, как «удовольствие без раскаяния». А я ни о чём из прошлого не жалею. У меня трое прекрасных детей. У меня была насыщенная молодость. Сама поражаюсь, как я ни от кого ничего не подцепила. Мне есть, что вспомнить с радостью. У меня есть верные, надёжные друзья. Я готова к своему будущему, потому что оно будет в любом случае прекрасным. Это моё прекрасное будущее, плевать мне на все кризисы и санкции. То, что я не имею возможности ежедневно удовлетворять нахальное требование здорового организма порцией секса – значит, могу без этого обойтись. Женька этот вопрос решила, я так же могу, но не делаю. Выходит, обхожусь. Толстая я, похудеть никак не соберусь – значит, не очень надо. Объективно: меня и такую любят. То, что мне требуется, я получаю. А чего у меня нет – значит, мне этого не нужно. Как учит Толик: самый успешный человек тот, которому нужно пописать, он всегда получает желаемое. Я ни о чём не жалею. Ничего не хотела бы изменить. Значит, я счастлива. Убедила?

– Ну-у-у… Звучит правдоподобно, – согласился Виктор.

– Мы-ы-ы-идё-ё-ём!.. – издалека послышался голос Лены-большой.

Виктор почувствовал пустоту внутри. Ему не хотелось оставлять Юлю. Хотелось продлить эту близость.

– Пойдём ещё у костра посидим, поболтаем, – предложила Юля.

Оделись быстро, тепло, прибрались внутри палатки.

– Юля, Витю завтра с утра посвящать, дай ему выспаться. Женя! Игорю тоже надо поспать, пощади парня! – повернула голову в сторону возни в палатке Катя. Возня в палатке затихла.

– Витя, тебя уже пускать спать? – уточнила Женя.

– Мы ещё чаю попьём у огня, пошли с нами, – ответила за Виктора Юля.

– Хорошая мысль. Мудрая, своевременная. Чаю попить – сейчас самое то! – отозвалась Женя. В палатке тихонько зазвучали голоса, зыкнула молния, на улицу вышли тепло одетые Женя и Игорь.

– Всем доброй ночи!.. – Катя полезла в свою палатку.

– Сладких тебе!.. – пожелала Женя.

– Длинных и твёрдых! – двусмысленно закончила пожелание Лена-большая. Маленькая засмеялась, остальные заулыбались. – Долго мужиков не держите, их утром рано подымать будем. Тебя, Женька, тоже потревожим. Добрых снов всем! – обе Лены полезли в палатку вслед за Катей.

У огня сидели несколько человек. Серёга, Саша и Даниил монотонно, через всплески смеха, пели грубоватый эпос про Изабеллу с бесконечным количеством куплетов. Первая строка оповещала, что «Изабеллу в ту ночь завалил некрофил, отодрал и уехал на поезде…». А дальше шли перечисления злоключений погибшей в первой строке девушки, которой в ту снежную зимнюю ночь не спалось, хотелось хорошего мужика, пошла она по пустой деревне, потом на станцию, но нигде не встретила никого, кто бы ей понравился, зато её саму высмотрел маньяк, «некрофил-самоучка», которому не терпелось испытать умение на практике. Всевозможные нелепицы, собранные в тексте, делали эту грустную, по своей сути, песню довольно смешной. Определённого окончания этот эпос не имеет, поскольку постоянно дополняется подробностями. Постоянным и определённым уже много лет остаётся только начало.

У костра просидели очень долго. Казалось, прошла вся ночь. Виктор не хотел уходить. Он не мог выразить словами своё состояние, ему было свободно. Он находился в каком-то ином измерении. Такого состояния не было ни разу. Песня, потом тихий разговор, костёр, совершенно необычные люди вокруг. Это было что-то…

– Тих-тих-тихо!.. – ворвалось в сознание Юлино предостережение. Виктор дёрнулся и вырвался из полуобморочной дрёмы. – Ты куда поплыл?

Вокруг никого не было, костёр почти погас, рядом была только Юля.

– Где все? Что случилось?

– Да ты всё смотрел на огонь, вдруг завис, как-то невпопад отвечать начал, час уже так сидишь, как в гипнозе, вдруг заваливаться начал. Ты меня напугал. Все около полуночи разошлись, как раз когда ты завис, не разбудить тебя. Думала, ещё пять минут не проснёшься – за Мишей пойду. А сейчас заваливаться начал, еле поймала тебя. Что с тобой?

– Не знаю. Хорошо мне.

– Точно хорошо?

– Никогда в жизни так хорошо не было! Как медведь с плеч слез!..

– Пошли спать тебя уложим, а то от удовольствия ещё в огонь упадёшь. В город вернёшься – к врачам сходи. Ладно, если это единично, от усталости. А если нарколепсия – это опасно. У нас на работе один такой был, пока на инвалидность не ушёл: посреди фразы засыпал и падал. По десять раз в день так мог, жалко человека… У тебя точно всё хорошо?

– Да! Хочется сказать даже «прекрасно»!..

– Блин, у тебя такая рожа счастливая, как у влюблённого. Улыбка такая загадочная… так и хочется записать на свой счёт.

Виктор понял, что в его лице появились какие-то другие, совершенно непривычные ощущения. Очень хотелось спать, хотелось продолжать быть счастливым…

– Спать-спать-спать!.. Тебя опять ведёт – подвела к палатке Виктора Юля. – Спокойной ночи тебе. Добрых тебе снов. До завтра. – Нежно поцеловала мягкими губами.

Виктор забрался в палатку. Глаза уже привыкли к темноте. Игорь лежал у стенки крепко обнимал Женю, Женя запрокинула руки за голову. В свитере толстой вязки она выглядела очень домашней. Виктор уснул с другой стороны от Жени, не успев ни о чём подумать.

Сознание уцепилось за хрипло-сонный Женин голос раньше, чем Виктор успел проснуться.

– А может быть, не будить моих милых? Так уж сладко спят… – почувствовал на своей голове поглаживание руки. Понял, что лежит на левом боку, уткнулся Жене в подмышку, правой рукой обнимает за мягкий живот, а Женя гладит его по голове.

– Так вопрос вообще не стоит, им надо вставать. Ведущие уже разминаются, – тихонько прозвучал другой женский голос.

– Давай я сама потихоньку разбужу, жалко резко спугивать, – ответила Женя. – Игорё-ё-ёк… Игорёчек. Просыпайся, мой хороший. Витя-а-а… Вставай. Поднимайтесь, мужики, ваш день настал.

Виктор неожиданно легко открыл глаза, поднял голову. Увидел, что Игорь так же, как Виктор, только с другой стороны обнимает Женю за живот, так же уткнулся лицом в Женю, а она так же гладит его по голове. От этой нежной картинки улыбнулся.

Осознал, что улыбается с утра. Это было совсем новое ощущение. Что с этим новым ощущением делать дальше, Виктор не знал. Было какое-то смутное ощущение, что вчера он что-то забыл. Вчера было что-то важное… Вот только забыл, что. Не Юля. Не откровенные разговоры. Что же?.. Вспомнил! Вспомнил, как сидя ночью у костра, он изменился. Это было внезапно и мучительно. Всё внутри переворачивалось, жгло, было трудно дышать, он не мог пошевелиться. А когда вышло из него что-то пыльное наружу, когда что-то чистое расправилось внутри, он облегчённо начал засыпать, но его разбудила Юля. Он забыл ей сказать, что он изменился. Как это произошло, что с ним стало – Виктор не понимал. Возникло ощущение, что он всегда был здесь, с этими людьми, в этих условиях. И ему здесь всегда было хорошо. А больше ничего никогда не было. Всё, что он знал о жизни – не имело никакого значения. А чего-то действительно важного, нужного он не знал. Весь его жизненный опыт умещался в коротком плоском сером рассказе в уголке, а рядом с этим рассказом огромная белая пустота, которую надо заполнить чем-то важным…

– … Витя, не спим, просыпаемся. Время уже шесть-пятьдесят, – от входа командовала Ирина. Виктор опять проснулся, он лежал калачиком головой к выходу из палатки и улыбался во сне.

Игорь уже выбрался наружу, сонный, взъерошенный, с мутным от недосыпа взглядом. Виктор начал выбираться наружу. Дежурные Лёша и Пётр крутились рядом.