Страница 24 из 30
Первая фраза сюжета – в одной деревне скучала одна девочка. И это не только первая фраза сюжета – это вся смысловая и принципиальная экспозиция. И тут дело не в концепции, дело в сюжете и всё.
И еще раз: прислушайтесь, пожалуйста, к этой мысли – как бы девочка тут плохо ни играла, плохо это сыграть нельзя, это всё в Ваших руках, это можно только плохо смонтировать и не найти.
Проблема с началом – это такая же проблема, как проблема бабушки: прекрасный образ, который Вами найден, вдруг превращается в колхозную самодеятельность, достоверность – в самую примитивную искусственность, и без этого начала исключительная и новая для кино история девочки и Шишка на глазах превращается в примитивную историю о детской доверчивости и незатейливой наивности. Всё рядом – в этом безумная трудность картины. Тут типично шишковские дела: золото наутро превращается в черепки, прекрасная достоверность – в искусственность, уникальная история – в банальность.
Но опять возникает вопрос – и так длинно! Нет, совсем не так. К чему такие безумно длинные разговоры о Шишке, да еще два подряд?.. Две, три реплики и всё, и бабушке легче (исполнительнице), и нам интереснее. Да в том, как девочка и бабушка идут от колодца, в десять раз больше шишковской достоверности, чем в любых их разговорах. Если в первом случае (Прохор и бабушка) я предложил бы сильно сократить сцену, то во втором случае (бабушка и девочка) я бы предложил по возможности сократить текст на общем плане…
Но главное, чтобы эти разговоры встали на место, когда уже будет создано ожидание чуда, когда будет создана таинственная атмосфера. Главное, чтобы эти разговоры прозвучали как нота реальности в уже созданной сказке. Они будут слушаться и даже волновать. (Разумеется, не такие безумно длинные: два-три слова, две-три фразы на крайний случай.)
Появление Шишка. Сейчас дело во многом, и в первую очередь в отсутствии ожидания чуда. Но и не только в этом. Начнем с того, что пока не ясно поведение девочки: испугалась? не поверила? что? Это вообще дело темное, и тут при всех случаях без условного ряда не обойтись, легче всего проверить это на том, чтобы ввести любую таинственную музыку, – уже всё выйдет. (Попробуйте!) Но дело не только в этом, дело в том, что Шишка не сразу надо дать рассмотреть вблизи. Как можно больше общего плана. Помните, я на съемке очень нервничал, когда Вы снимали укрупнение Шишка через рога и так далее. Проблема только в этом. Уберите первые укрупнения, дайте как можно больше спины девочки до диалога, поставьте для проверки таинственную музыку, и сразу всё выйдет. Тогда моя бытовая интонация, а честно говоря, необходимая забытовленность, на которой Вы так настаивали (и правильно настаивали!), станет только изяществом решения. Попробуйте, и Вы в этом мгновенно убедитесь. Надо помонтировать с музыкой, с шумами, но потом ставить шумки, а именно монтировать с шумами, как с текстом.
Дальше: начинается море лишнего. Причина мне ясна: пока не родилась реальная дисциплина в материале, пока весь материал не подчиняется одной власти, сюжету. Нельзя найти никакой власти в Вашем фильме, кроме необходимости рассказывать, как подружились сказочный Шишок и девочка, как они полюбили друг друга, как не могла быть тайна детства вечной и как это жаль. Можно говорить «Шишок», можно брать толстовскую зеленую палочку – что хотите, но фильм, простите, об этом. Бабушка, вечеринка, Альбертик, история отъезда, история в лесу – всё это только обрамление истории девочки и Шишка, только рама этой картины, даже не рама, а рамка. Сейчас в эту рамку всунута вся картина, где она не помещается. Рамка огромна, несоразмерна.
Извините за отвлечение, но я вспомнил, как любимый Бармалей, в продолжении «Айболита», которого я не поставил, изобрел Тянитолкая – велосипед. Он сделал велосипед гораздо лучше, чем все велосипеды, – у него оба колеса были передние. Бармалей, впавший в немыслимый демократизм (он хотел стать гораздо демократичнее Айболита), кричал: «Почему это одно колесо обязательно должно быть задним?! Зачем?! Зачем обязательно нужно кого-то делать позади?! Пусть оба колеса будут передними!..» Велосипед был прекрасен, но ездить на нем было нельзя, его можно было только тянуть и толкать (поэтому он и стал Тянитолкаем)… Всё горе в том, что одно колесо обязательно должно быть передним, а другое задним, только в этом случае можно куда-то поехать.
Извините на этот раз за сравнение, но сейчас картина с двумя передними колесами: одно колесо практически впереди – это история Шишка и девочки, другое колесо (заднее) вдруг тоже выставлено вперед – это всё побочные истории. Картина не едет, ее можно только тянуть и толкать, это типичный Тянитолкай.
Я предполагаю, что для Вас в бабушке, в Альбертике и прочем, в великолепно снятой вечеринке заключен великий смысл – реального, российского, любимого, уходящего… Это и для меня великий смысл. Но только я не рискнул бы говорить обо всем этом как о второстепенном. Разве разговор о Руси может быть второстепенным. А как бы Вы ни старались – это в фильме второстепенное, вспомогательное, связующее, и вся Русь, всё уходящее, любимое, деревенское – в Шишке. В Шишке и в прочих. А в прочих только тогда, когда они на своем месте, на месте заднего колеса. (Конечно, с точки зрения Бармалея это обидно.)
Зачем такой большой первый диалог о том, что Альбертик уговаривает маму уехать сразу по приезде; вполне достаточно реплики: «Я за тобой». Зачем разговор о коньяке и лимоне на вечеринке? Это сомнительная интонация, сомнительные слова для картины. Не лучше ли поговорить там о том, что матери надо ехать в город, что можно сделать так же изобретательно по тексту, а может быть, даже более изобретательно. (Обратите внимание на то, что я везде выбираю самые вежливые слова.)
Всё смешалось в доме Облонских!
Шишок и девочка стали ни при чем.
Да еще эта ужасная сейчас сцена о загорании. Борис Алексеевич! Побойтесь Бога, эта сцена ведь не снята. Вы же перенесли ее в павильон!.. Так или иначе, она не вышла, ее впору вымарывать. И стоит она сейчас, загроможденная прочими сценами, и неправда в том, где Шишок ждет девочку. А этого одного уже не может быть, как корова не может летать. Это нарушения условий игры: Шишок – тайна, Шишок прячется, не показывается на глаза. Этого не может быть, неужели Вы этого не видите?.. Если корова летает, она уже птица, если Шишок не прячется от людей, он уже не Шишок. Отчего я тогда на съемке в отчаянии от происходящего полез буквально на стену, вжался в стену, рискуя упасть (можете, если хотите, включить это в трюковые съемки, которые, по Вашему мнению, я преувеличил), я убегал от неправды по условиям игры. Зачем, спрашивается, тогда Шишку прятаться на сенокосе? Одним местом действия, одной мизансценой убивается доверие ко всему второму появлению Шишка.
Но даже и это выдержала бы сцена (если, конечно, вставить Шишка на стене), если бы не задавили ее всякие подробности.
Сейчас картина начинается там, где девочка и Шишок встречаются на покосе. Вся история, включая машину, интересная, развивающаяся, смысловая и прочее. Вот такое кино мы не видели, вот это и есть сюжет картины. За этим интересно следить. Появляется глубина, появляется интонация. Тут только чистка, любовный монтаж, хорошее озвучание – и всё будет очень и очень хорошо.
Но что это?
Вылетела вся история переживаний Шишка о машине, всё фиаско Шишка, ироничная и интересная мысль автора, как шишки уводят в лес. Начиная с этой сцены и перестановки играющего на дудочке Шишка в финал (где должно было быть прощание, и не случайно вы поставили игру на дудке в финал), начиная с этого места нанесен очередной мощный удар по истории. Нет сцены в лесу, нет сна девочки, нет Шишка с дудкой на месте. Вылетело одно из основных движений мысли сценария, а вместо этого длинная, ненужная, плохо играемая (и так же озвученная) сцена в лесу Альберта, бабушки и девочки. Без сцены в лесу девочки и Шишка эта сцена вообще не нужна, можно было бы обойтись информацией типа: вот она! заблудилась! – и всё.