Страница 8 из 19
Еще на подходе к дому Нора услышала громкий плач Михяла. Дверь была приоткрыта, и, едва войдя, она заметила, что дом прибран и от поминок не осталось и следа. Пол был застлан свежей камышовой подстилкой, огонь в очаге ярко горел, и возле огня сидела Пег О’Шей; она посмеивалась над Бриджид, вздрагивавшей от пронзительных воплей ребенка. «Пора привыкать понемножку», – приговаривала Пег, качая красного от натуги и гнева мальчишку. При виде вошедшей Норы улыбка ее погасла.
– Схоронили, стало быть, Мартина.
Нора тяжело опустилась на лавку рядом с Бриджид: наконец-то все разошлись!
– И народу на похороны много собралось. Слава богу, это хорошо. Поближе к огню садись. А не то продрогнешь.
Нора приняла на руки Михяла и прижалась щекой к его макушке. Руки ощутили его тяжесть, а кожа – прерывистый, захлебывающийся крик. Накатила усталость, босые пальцы свело от холода.
Пег внимательно наблюдала за ней.
– В детях-то утешение…
Нора закрыла глаза и уткнулась лицом в хрупкую шейку Михяла. Он закричал с новой силой, напрягаясь всей грудью.
– Спасибо, что нянчилась с ним.
– Да хватит, не стоит об этом. Я молилась за тебя, Нора. Видит Бог, какой тяжкий для тебя год нынче выдался.
Нора выпустила Михяла из объятий и уложила себе на колени. По лицу ее струились слезы. Она принялась растирать руки и ноги мальчика, как это делал Мартин, распрямляя и отводя назад согнутые кисти, гладя твердые и прямые, как кочерга, пальцы. Под ее руками он затих, и на секунду ей показалось, что мальчик внимательно глядит на нее. Его зрачки, такие темные на голубом фоне, словно встретились с ее зрачками. Сердце Норы дрогнуло. Но в следующий миг взгляд ребенка скользнул прочь, и опять начался вой, а руки Михяла опять скрючились.
Нора бросила растиранье и застыла, уставившись в одну точку. Как удар, пришло воспоминание: Мартин на могучих своих руках держит Михяла и с ложки кормит его сливками.
Как же ты мог оставить меня одну с этим ребенком, думала она.
Сидевшая у очага Пег потянулась к ней рукой и погладила Михяла по голове.
– Масть точь-в-точь как у Джоанны.
Бриджид покосилась на Нору.
– Знаю, для тебя это была большая потеря, – продолжала Пег. – Is é do mhac do mhak bpósa
– Все мы несем свой крест, – пробормотала Нора. И приподняла лежавшего у нее на коленях Михяла. – Да чего тебе так неймется-то, малыш?
– Ой, Нора, он, бедняжка, орал так, что, казалось, мертвому из могилы подняться впору. Кричал, плакал, а с чего – непонятно. И так – все эти дни. Как ты спишь-то с ним рядом, когда он орет не переставая?
Михял завизжал еще громче. По красным, лихорадочно горевшим щекам текли слезы.
– А ты покормила его? – спросила Бриджид.
Она взяла лежавшую на скамье накидку Норы и развесила на низкой потолочной перекладине – подсушиться у огня.
– Покормила ли я ребенка? – Пег сверкнула глазами в сторону Бриджид. – Наверно, пятеро моих детей чудом выжили и собственных детей заимели, раз я их в жизни не кормила, а так пускала бегать, без еды, поживись чем бог послал, расти себе, как былинка в поле! Пора бы уразуметь, что к чему, Бриджид. Болтаешь ерунду, когда полная луна тебе уже срок твой кажет! – Она пожевала губами, обнажив немногие оставшиеся зубы. – Ну и компанию ты мне подобрала, Нора! Малец и эта калинь![7] Хотя, правду сказать, правильно было поберечь их, от греха подальше!
– Ну, думаю, его-то я берегу. – Бриджид опасливо прижала руку к животу. – Дэн даже когда свинью режет, меня из дому гонит.
– Знавала я одну женщину, – продолжала Пег. – Рисковая была, старые обычаи в грош не ставила, гордость, видишь ли, не позволяет. Так что думаете, когда скотину резали, она кровь побоялась собрать? А муж-то помешать ей хотел. Сильный был мужчина, а ее не переспорил: по-своему сделала. И как пить дать, ребеночек, что она носила, на свет появился с лицом как печенка сырая и нравом под стать такому лицу.
Небо зарокотало глухими раскатами грома, и лицо Бриджид исказила гримаса страха.
– Правда?
– О, дьявола искушать – дело последнее! Ни к мертвому телу, ни к крови тебе в твоем положении лучше не приближаться.
– Этим меня и та старуха пугала. Седая такая.
– Бян фяса?[8] Верно, Нэнс Роух – она чудна́я.
– Раньше я ее и не видала никогда. Думала, так, работница – подсобить, если надо чего.
– Не видала? Ну так она особо и не показывается. Пока не почувствует – зовут, или когда люди сами за ней не прибегут.
– Или когда посулят теплый угол и кусочек послаще, – холодно добавила Нора. – Меня она ни разу не пользовала, а Мартин ходил к ней всего раза два, а она вон явилась на бдение. В плакальщицы напросилась.
Пег воззрилась на Нору в недоумении.
– Она умеет чувствовать, когда нужна, – ровным голосом сказала она.
– Но мне-то почему никто не говорил, что она слово знает? – спросила Бриджит.
– Господи, да не говорят о таком, ходишь ты к ней или не ходишь. Люди идут ведь к ней и с тем, чего священнику не расскажешь и от матери родной утаишь. Да и имя ее, толкуют, поминать не к добру. Боятся ее люди.
Бриджид даже вперед подалась от любопытства.
– А почему? Почему так? Что она, может, натворила чего?
– Да уж надо думать, натворила! – Пег хитро подмигнула. – Живет у самого леса, одна как перст, ну как не начать про нее языком трепать! И лечит, люди признают, по-правдашнему. Не то что некоторые знахари – божатся, что дар имеют, а весь дар их – угадывать, где выпить можно на дармовщинку.
– Материного двоюродного брата она от лишая пользовала.
Нора, причмокивая, укачивала Михяла. Измученный ребенок наконец задремал, то и дело хныкая во сне.
– К Нэнс Роух аж из Балливурни ходят. Даже крепкому мужчине такой путь одолеть не просто, и все ради того, чтоб нашептала что-то тебе на ухо да глянула на твои бородавки!
Пег кивнула:
– Нэнс из тех, что с нечистью знаются, так ее и прозвали. Нэнс на Бу́кый – Нэнс нечистой силы. Оттого многие ее и сторонятся, видеть не хотят, но еще больше таких, что как раз потому к ней и тянутся.
– А ты веришь этому, Нора?
Нора презрительно мотнула головой:
– И говорить об этом не желаю! В мире полно всякого-разного, и не моего ума это дело. Поговаривают, будто она с добрыми соседями дружбу водит, не знаю уж, правда или нет.
– Пег, – прошептала Бриджид, косясь на дверь, будто ожидая, что та вот-вот распахнется. – Так она, может, и с Теми заодно? Что священник-то говорит?
– Отец Рейли, пока жив был, всегда к ней по-доброму относился, а иные церковники могут сказать, что не от Господа ее лечение. Но вот те, кто ходит к ней, все как один говорят, что лечит она не иначе, как именем Божьим и Святой Троицы. Ой, слышала сейчас?
Тихо зарокотал гром, и Нора вздрогнула:
– Отведи от нас беду, крестная сила…
– Что ж, и мужа у ней нет? И детей?
Старуха улыбнулась:
– Ну, если только какая нежить с могильника у ней в мужьях. Или, может, коза ее старая на самом-то деле муж, в козу добрыми соседями переделанный. – Собственное предположение до того развеселило Пег, что она так и покатилась, хохоча, как от щекотки.
Бриджид задумалась:
– Тогда она явилась – волосы мокрые, губы белые – чисто привидение! Или будто утопить ее хотели, а она вылезла. А глаза словно туманом заволокло. И что можно увидеть-то такими глазами!
– С Нэнс Роух лучше ладить добром, – согласилась Нора.
Пег издала короткий смешок и вытерла десны краем фартука.
– Да будет тебе известно, Бриджид, что родилась женщина эта ночью, в самую глухую ее пору, а значит, и видит она иначе, чем все мы…
7
Кали́нь – девушка (ирл. cailín).
8
Бян фяса – вещунья (ирл. bean feasa).