Страница 4 из 9
Когда говорят о лексическом значении, прежде всего имеют в виду набор сем, заключенных в означаемом языкового знака. Коннотат же характеризуется как факультативный, дополнительный элемент значения, несущий «сопутствующие семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на … основное значение» [Ахманова, 1966, с. 204]. Под коннотатом понимается также любой компонент, который дополняет предметно-понятийное содержание языковой единицы и придает ей экспрессивную функцию (см. [ЭРЯ, с. 193]). Эти два определения во многом схожи и в целом выражают одну точку зрения, которая принимается и автором настоящего исследования. Под коннотатом нами понимаются все дополнительные оттенки лексического значения, реализующиеся, как правило, в конкретной речевой ситуации и находящиеся за пределом самого значения, то есть не входящие ни в денотативный, ни в сигнификативный его компонент.
Традиционно наряду с экспрессивным и эмоциональным элементами коннотата выделяют также оценочный [Ахманова, 1957; Звегинцев, 1957; и др.]. Рассматривая эту точку зрения, целесообразно решить вопрос о том, всегда ли оценка обозначаемого предмета или явления действительности сосредоточена исключительно в коннотате. Если да, негативация / позитивация оценочного компонента значения вряд ли заслуживает пристального внимания семасиологов, поскольку положительное или отрицательное отношение говорящих к объекту речи предстает лишь в виде дополнительного оттенка, не влияющего на систему признаков, которые составляют семантику слова. В таком случае рассматриваемое языковое явление относится к сфере стилистики, определяющей прагматический аспект высказывания и не является интеллектуально, логически значимым. Попытаемся обозначить нашу точку зрения, предварительно сопоставив несколько авторитетных мнений по поводу того, в чем видится решение данной проблемы.
Схематически коннотат, как единство эмотивного, экспрессивного и оценочного компонентов, можно представить следующим образом:
Рис. 3
В. А. Звегинцев, как и многие другие исследователи, выделяет в слове предметно-логическое содержание (денотативно-сигнификативный компонент) и эмоционально-экспрессивно-оценочный элемент (в нашей терминологии – коннотат). Он пишет: «…Совершенно очевидно, что добавочные экспрессивные эмоциональные “созначения” не могут быть поставлены в один ряд с предметно-логическим содержанием слова, которое фиксируется его значением, не могут входить составным элементом в значение слова, поскольку эти “созначения” не являются объективными в языковом плане явлениями» [Звегинцев, 1957, с. 170]. Звегинцев считает, что они служат лишь для «стилистической окраски»: «Могут ли экспрессивно-эмоциональные моменты служить опорой особых лексико-семантических вариантов слова, которые можно было бы поставить в один ряд с лексико-семантическими вариантами слова, обусловленными в своем существовании иными и в первую очередь предметно-логическими факторами? Очевидно, что на этот вопрос возможен только отрицательный ответ» [Звегинцев, 1957, с. 172].
Данное утверждение, очевидно, вполне справедливо по отношению к эмоциональной составляющей. Что касается оценочного компонента, оно кажется чересчур категоричным. Звегинцев и сам, по-видимому, это понимает, так как, говоря о коннотате вообще, он называет его эмоционально-экспрессивно-оценочным элементом, а когда речь идет о «мнимом» изменении значения, факт наличия оценочности не отмечается. Ученый вновь обращается к этому вопросу, рассматривая оценочный элемент с позиций стилистики. Приводя в качестве примера ряд лик – лицо – рожа – рыло, он отмечает, что «данные члены синонимического ряда предстанут перед нами в своем особом чистом стилистическом качестве, выражающем, как принято говорить, субъективное отношение говорящего к предмету. Изменение их или взаимная подстановка возможна только в том случае, если имеется в виду и изменение отношения к предмету» [Звегинцев, 1963, с. 142].
Ощущая некоторую непоследовательность своих рассуждений, в конце статьи автор пишет, что «более подробное рассмотрение стилистических синонимов и их особенностей предполагает пересмотр всей стилистики» [Звегинцев, 1963, с. 142]. Думается, что использование в конкретной речевой ситуации подобных осложненных оценочностью синонимов позволяет в дальнейшем говорить, например, о принадлежности данного высказывания к тому или иному стилю. Стилистическая характеристика, с нашей точки зрения, является вторичной по отношению к использованию готовых лексико-семантических вариантов, по мнению же В. А. Звегинцева, положительная либо отрицательная оценка называемого предмета – это «стилистическое качество», не влияющее на собственно лексическое значение.
Такую же точку зрения высказывает и О. С. Ахманова. Как и В. А. Звегинцев, она отмечает, что «разграничение, с одной стороны, самой семантики, интеллектуального содержания, данного “факта выражения”, а с другой – сопутствующих ему экспрессивно-эмоционально-оценочных моментов вполне может быть принято» [Ахманова, 1957, с. 238]. «Изменяющиеся условия общения приводят к изменениям языка; особенно наглядны эти изменения в разного рода экспрессивно-эмоционально-оценочных “обертонах”, свойственных тем или другим языковым средствам. На памяти каждого человека, непосредственно перед его глазами все время происходит стилистическая переоценка слов и выражений: то, что еще недавно было единственно возможным выражением данного “содержания”, прямо “на глазах” становится педантизмом, прежде “нейтральное” выражение становится “фамильярным” или, напротив, вульгаризм перерастает в нормальное, нейтральное выражение» [Ахманова, 1957, с. 241]. Таким образом, для ученого качественные изменения в оценке говорящими того или иного явления вовсе не являются основанием для сдвига в семантике, а представляют собой переход из одной стилистической ниши в другую. Сама стилистика, по Ахмановой, есть не что иное, как «наука о разного рода экспрессивно-эмоционально-оценочных моментах в языке» [Ахманова, 1958, с. 28]. Исследователь считает эту точку зрения правильной и не видит оснований для других суждений.
Точка зрения В. А. Звегинцева и О. С. Ахмановой, считающих выражение отношения говорящего к называемому предмету исключительно «обертоном», «созначением», частью коннотативного элемента, и в настоящее время имеет немало сторонников. Так, Л. М. Майданова, говоря об оценочной коннотации, подтверждает ее дополнительность тем, что оценочные существительные мотивированы «нейтральными» словами. Однако приводимые исследователем примеры вряд ли могут быть квалифицированы как оценочно нейтральные. Поскольку, как полагает Л. М. Майданова, оценочность относится к внеязыковой действительности, слова, выражающие положительное или отрицательное отношение говорящего к предмету речи, являются нейтральными. Отсюда и вывод о том, что оценочность существительных факультативна, ибо мотивирована нейтральными словами: «как правило, это нейтральные прилагательные, называющие признак, который во внеязыковой действительности как-то оценен (красивый, злой)» [Майданова, 1980, с. 40]. Думается, что прилагательные такого рода как раз являются оценочными, никак не нейтральными.
Не соотносимыми со строгими логическими понятиями считает экспрессивность, эмоциональность, а наряду с ними – и оценочность Л. М. Васильев [Васильев, 1985, с. 7]. В свою очередь В. И. Говердовский, выделяя среди типов коннотации экспрессивно-оценочный, говорит о том, что, к примеру, слова понаписать и написать «денотативно равноценны» [Говердовский, 1989, с. 11].
С нашей точки зрения, приобретение нейтральными словами положительной или отрицательной оценочности (то есть собственно процесс негативации / позитивации оценочного компонента значения) подразумевает изменения внутри языкового знака, а не только (и не столько) приобретение словом неких факультативных обертонов. Однако это, как можно видеть, признается далеко не всеми лингвистами.