Страница 10 из 51
- Может, мы сыграем с тобой? - сказал Джо. - В шашки или, если хочешь, в домино.
На дворе моросил дождь - мелкий, похожий на туман, - и небо было сизо-серым, как крыло чайки. Рут подумала, что уже далеко за полдень, а может быть, и того позже, кто его знает. Джо съел кусок холодного мяса, а она выпила молока, а потом еще чаю. Дом, казалось, полнился шипеньем, бульканьем (кипел чайник) и привкусом и запахом темных, прелых листьев. Когда она не пила чая, рот у нее становился сухим, как мел.
Что сказал Джо? Она поглядела ему в лицо, стараясь припомнить. И не могла. Дождь шелковыми нитями струился по стеклам окон.
- Джо, я не хочу, чтобы они снова приходили сюда. Я не хочу их видеть. Никого из них.
- Понятно.
- Если они придут сюда... - Она крепко сжала кулаки, и ногти до боли впились в ладони.
- Ладно. Я скажу им.
- Но ты не уйдешь, Джо?
- Конечно, нет.
- Вчера... Вчера вечером... - Она глубоко перевела дыхание, стараясь, чтобы слова улеглись в голове, прежде чем она вымолвит их вслух.
- Ты был там? Когда они пришли в Фосс-Лейн, после того как это случилось? Они сказали тебе?
- Я отворил дверь. Это был мистер Рэнкин.
Она пыталась увидеть это своими глазами.
- Мама лишилась чувств, и они дали ей коньяку и нюхательной соли. Ее пришлось уложить в постель.
В его голосе звучала отчужденность, словно он рассказывал о ком-то чужом.
- А ты? Что ты сделал?
Она с ужасом подумала, что никто не позаботился о нем, не попытался его утешить.
- Я ушел из дома. Я шел, поднялся на гору и спустился по другую сторону. Я шел долго.
- Совсем один?
- Да. Я думал. Больше ничего. Мне не хотелось плакать. Хотелось просто побыть одному и подумать.
Джо припоминал, как это было. Он нащупал в кармане перочинный ножик, оправленный в кость, - подарок Бена в прошлогодний день его рожденья - и то и дело сжимал его в руке, стараясь почерпнуть в этом мужество.
По ту сторону горной гряды все было пустынно и мирно, покоясь в лучах заходящего солнца. Он лег в траву ничком и поглядел поверх маленьких лужаек, похожих на зеленые подушки, и поверх медно-коричневых перелесков между ними. Вдали - лиловатые и голубовато-серые в гаснущем свете - лежали холмы и плато соседнего графства.
Джо сказал:
- Мне казалось... - И умолк. Как мог он объяснить Рут это странное чувство гармонии, пронзившее его тогда: словно что-то стало на свое место - что-то искомое, как составная часть головоломки, и вдруг связавшее все воедино. Никогда мысль о смерти не пробуждала в нем таких чувств. Это было за гранью здравого смысла, разве не так? Он должен был испытывать горечь и чувство утраты и что все рушится, все бессмысленно и бесцельно. Так что же мог он поведать ей?
- Я знала, когда это случилось, - сказала Рут. - Я была в саду, и мне показалось... У меня было такое чувство, словно я сама умираю. И мне было страшно. Я знала, что произошло что-то ужасное.
- Люди иногда знают это. А животные и подавно.
- Но как же так, Джо? Как могла я знать?
Но она, в сущности, не ждала от него ответа. Любовь к Бену одарила ее способностью читать его мысли, знать (где бы он ни находился, как бы далеко ни был от нее), что он чувствует, хорошо ему или плохо. Так было и когда он умирал.
Джо встал, задернул занавески.
- Дома не ждут тебя? Тебе не надо вернуться?
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
- Нет.
- Ну так... Они не беспокоятся.
- Ты сказал им, куда идешь?
- Я оставил записку. Но им не так уж и важно знать, что я делаю.
А ему это было словно бы безразлично.
Он разыскал шашки, и они стали играть, сидя у самого огня, прислушиваясь к шуму дождя. Рут казалось, что это не она играет в шашки, что она как бы смотрит со стороны на это существо в пшеничного цвета блузке и юбке и что не ее руки передвигают маленькие красные кружочки с клетки на клетку. Джо играл хорошо и без обмана, не поддавался ей нарочно, чтобы она выиграла, и в конечном счете она не выиграла, ни разу, что, впрочем, не имело значения. Ничто не имело значения теперь.
- Ты устала?
При звуках его голоса два существа, которые были ею, слились в одно.
- Я не знаю.
- Может, теперь приготовить тебе поесть?
- Нет.
Но когда он приготовил еду себе, она взяла кусочек сыру у него с тарелки и половинку помидора, и этого было вполне достаточно, они насытили ее, хотя она совсем не ощутила их вкуса.
- Я лягу спать здесь, если хочешь, - сказал Джо.
Спать. Да, она почувствовала, что снова сможет уснуть. Но не наверху не лицом к лицу с той комнатой, с комодом, со стенными шкафами, полными вещей Бена, с запахом его волос на подушке. Она останется здесь, внизу, и снова будет спать в кресле, возле очага. А если она не уснет, ей легче будет от сознания, что Джо здесь, в доме.
- Я постелю тебе. В маленькой комнате.
- Я могу сам.
- Нет.
Потому что нельзя же все время сидеть и сидеть вот так, не двигаясь, словно кровь застыла у нее в жилах.
Но когда она отворила дверь маленькой комнаты, ей опять показалось, что она снова лицом к лицу с Беном. Она громко произнесла его имя. Легкий ветерок шевельнул ситцевые занавески, и на нее повеяло запахом напоенного дождем папоротника и дерна.
- Бен?
Небо, казалось, тоже было полно им, как и воздух, который она вдохнула; и вместе с тем он словно бы стоял рядом, за ее плечом. Ей казалось странным, что она не испытывает страха - не перед ним, а перед всем, что с ней происходило и чему она никогда не могла бы поверить. Ведь она не то чтобы просто вспоминала Бена, воскрешала его образ в своей памяти - нет, это было сознание, что он здесь. А главное - он был здесь даже в те минуты, когда она и не думала о нем: ведь когда она вошла в эту комнату, мысли ее были лишь о том, какие простыни постелить Джо и не слишком ли они отсырели.
Она сказала:
- Все в порядке, Бен. Больше ничего не случится. Со мной ничего больше не может случиться. Ты здесь, и Джо здесь. Все в порядке.
Почему она разговаривает с ним? Бен умер. Он ушел от нее далеко, он у бога. Он не здесь, не в этой комнате. Его здесь нет.
И все же он был здесь. Она задернула занавеску, стерла капли дождя с подоконника. И подумала: лишь бы все оставалось так, лишь бы часы остановились, лишь бы я не чувствовала ничего, помимо того что чувствую сейчас, лишь бы я знала, что так и будет. Если все, всегда будет так, я смогу это вынести.