Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 46



- А Шейла Уорд? - Спрашивать об этом было очень больно.

- Четыре года она работала на нас.

- И все-таки вы ее убили.

- Для нас она более полезна - не знаю, может быть, ты сможешь подобрать эпитет получше - в мертвом виде, чем в живом.

- Сволочь ты, - сказал я. - Ведь в конце концов твоя идея не сработала, а девушку убили...

- Но генерал все еще у меня, а больше ничего и не требовалось. На войне как на войне. Наши стороны вовлечены в нее, хотим мы этого или нет; на войне люди умирают, а как они это делают - не валено. Мы победим, вы проиграете. И все потому, что история на нашей стороне.

Как странно: эти слова я уже слышал однажды, но тогда их говорила Мадам Ню. Те же фразы, та же напыщенность, та же неколебимая уверенность в идее.

Полковник встал, затушил сигарету и официальным тоном произнес:

- Сейчас же, боюсь, должен буду вас покинуть.

В других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями, но сейчас мы враги.

Он быстро вышел, а Пай-Чан следом. Я беспомощно сидел в кресле, безуспешно напрягая кисти рук и стараясь высвободиться. В комнату вошел Пэндлбери. На нем были брюки и свитер-поло. Когда он наклонился за сигаретой, я заметил трясущиеся руки.

- Не стоило вам сюда приезжать, - сказал он. - Очень глупо.

- Что они собираются со мной сделать?

С некоторым трудом ему удалось закурить, а потом, выпрямившись, он стал пялиться на меня с неподдельным ужасом.

- Слушай, ради Бога, скажи мне самое худшее. Только соберись с духом и не наложи полные штаны.

- Хорошо, - ответил он. - По ту сторону рощи, что за домом, есть озеро. Шестьдесят футов глубиной. На дальнем его конце - старая каменоломня.

- Все, можешь остановиться, - оборвал я. - Дай-ка самому догадаться. Вы с Пай-Чаном отвезете меня на лодке на середину, а затем перекинете через борт. С пятьюдесятьюфунтовой цепью, намотанной на лодыжки. - Я рассмеялся ему в лицо. - Дурень ты все-таки первостатейный. Знай, милок, что после меня порешат тебя. Сам слышал приказ Чен-Куена.

Лицо Пэндлбери побелело.

- Ложь.

- Можешь считать как заблагорассудится. - Я пожал плечами. - Я бы сказал, что это вполне логично. Ты слишком много знаешь.

Он медленно проговорил:

- Не могу поверить. Нет, неправда. - Затем в голову ему, видно, пришла какая-то мысль, потому что лицо его осветилось. - Ты действительно лжешь. Я знаю. Потому что если бы они переговаривались, то на китайском. Так всегда делают.

- Это очень полезное приобретение я подцепил в Северном Вьетнаме, произнес я на кантонском наречии. - Как произношение?



В полном ужасе он уставился на меня: рот открылся, слова застряли в глотке. И в этот момент появился Пай-Чан. Подняв меня из кресла, он вытолкнул в коридор. По узкому проходу мы двинулись в глубь здания, а когда зашли достаточно далеко, китаец отворил одну из дверей и пихнул меня внутрь. Я успел увидеть крошечный чулан, но дверь моментально закрылась, оставив меня в полной темноте. Подождав несколько минут, пока привыкнут глаза, я принялся аккуратно обследовать помещение, делая зараз всего один шаг. Оказалось, что шкаф, стоящий в чулане, пуст, поэтому я присел, прислонившись к стене, и принялся напрягать кисти рук.

* * *

Примерно через час дверь в чулан снова распахнулась, и на пороге объявился Пай-Чан. На нем была голубая морская анарака, и выглядел он вполне компетентно, когда вышвырнул меня в коридор и принялся пихать в спину, гоня перед собой.

В холле нас поджидал Пэндлбери, выглядящий крайне нелепо в старой штормовке, которая была ему явно велика. Нелепо и напряженно.

Он нервно посмотрел на меня, затем опустил глаза, когда Пай-Чан выпихнул меня из дверей на дождь. Пэндлбери зашаркал позади, и китаец с непроницаемым лицом подождал его у подножия лестницы, прежде чем отправиться через лужайку перед домом.

Дождь лупил без перерыва: когда мы подошли к озеру, я учуял гнилостный запах разложения, а затем из тьмы выплыл неясный силуэт старого лодочного сарая. Отодвинув засов, Пай-Чан открыл одну створку массивных деревянных ворот. Он прошел вперед, раздался щелчок, и из проема выскользнул луч света.

Сарай нависал над водой, а узкий пирс выдавался еще дальше. На самом его конце горела единственная лампочка, зажженная, видимо, тем же самым выключателем, одновременно с лампой в сарае.

В поле зрения оказалось несколько весельных яликов плюс накопившаяся за годы рухлядь. Но Пай-Чан схватил меня за руку и отправил дальше, к самому концу пирса.

Там была принайтована старая лодка с веслами, положенными внутрь, наполовину наполненная водой, насколько я мог судить. Дождь хлестал по мокрым доскам, и наши шаги звучали гулко и протяжно.

Пай-Чан швырнул меня на кучу старого гниющего тряпья и приказал Пэндлбери:

- Смотри за ним. Я за лодкой.

Когда он отошел, я едва слышно обратился к Пэндлбери:

- Неужели не понимаешь, что никогда больше не увидишь своего дома? Я единственный человек, который может тебе помочь.

В болезненном желтом свете лампы он выглядел просто ужасно. Так, будто мог в любую секунду умереть от страха. И снова его руки тряслись.

- Что же мне делать? - спросил он хрипло.

- Осталось примерно полминуты, чтобы решиться, - бросил я с отвращением. - Советую их не терять.

Пай-Чан спустился по шестифутовой лестнице в лодку и снова стал подниматься, гремя подошвами по ступеням. Пэндлбери припал на колено за моей спиной. Послышался щелчок открывающегося выкидного ножа, я заметил, как его рука пошла вверх-вниз, и мои путы спали.

Пай-Чан быстро кинулся вперед:

- Что тут происходит?

В полутьме он наклонился, чтобы проверить, и я взвился вверх, схватив его за глотку. Это было страшной ошибкой, ибо кровь в онемевших руках практически перестала циркулировать и настоящей силы в них не было. Хватать за горло вообще занятие неблагодарное, и делать это нужно тогда, когда ничего другого не остается, поэтому Пай-Чан совершенно не растерялся, что и продемонстрировал, сграбастав меня за отвороты полупальто, и, упершись ногой в живот, швырнул через себя.

Я головой вошел в воду. Ума хватило на то, чтобы не выныривать, а переплыть на другую сторону пирса и там потихоньку высунуться из-под воды. Рядом оказалась вторая лестница, и, не производя ни единого звука, я поднялся по ней, выглянув за край.