Страница 66 из 78
— Это шантаж. И незаконно. Думаю там, откуда ты, это называют «плодом ядовитого дерева»33.
— Мы не используем шантаж как улику. Мы используем шантаж, чтобы она дала честное свидетельство. Доказательства того, что Уна использует наркотики — легальные. Вообще-то миссис Филан передала их совершенно добровольно. Использованный метод убеждения — это неизбежное зло.
Я безрадостно смеюсь.
— Метод убеждения? Ладно, раз ты хочешь так это называть. Так сколько же в общей сложности ты совершил этого «неизбежного зла», Джей?
— Немного.
— Черт.
Он улыбается.
— Мне нравится, когда ты ругаешься. Так, к сведению, это чертовски заводит.
— У тебя сейчас язык развязался? Серьезно? — Толкаю его в грудь, но Джей не шелохнулся.
Он берет мою руку и потирает большим пальцем в центре ладони.
— Не начинай меня ненавидеть. Дай мне еще пару дней. Несколько дней и обещаю, больше никаких секретов, ладно?
— Как ты можешь это оправдать? Эта бедная женщина, возможно, теперь потеряет работу. Тебя это вообще волнует?
На мгновенье у него появляется странное выражение лица. Джей не обращает внимания на мой вопрос, а просто отвечает:
— Просто подожди, Матильда. Дождись общей картины.
Я долго смотрю на Джея, но в его глазах одна лишь искренность. Глубоко вздыхаю. Большой палец Джея на моей ладони, заставляет меня дрожать. Он давно не подходил ко мне так близко, а я чувствую каждую клеточку его крупного твердого тела, прижимающего меня к стене.
— Хорошо, я подожду. Но клянусь, это должно быть что-то стоящее.
Теперь он водит ладонями верх-вниз по моим руками.
— Обещаю, так и будет. — Джей слегка выдыхает, его глаза бегают между моими. — Я очень хочу поцеловать тебя.
Безмолвно объясняю ему, что целоваться прямо сейчас неразумно. Он отвечает так же, что принимает вызов.
— К черту, — ругается он. — Я поцелую тебя.
Не успеваю отстраниться, как губы Джея уже на моих, а язык проникает в мой рот. Из меня вырывается глубокий стон, и Джей обхватывает мое лицо ладонями. У меня так долго этого не было, чувствую его поцелуй повсюду — между бедер, в своих затвердевших сосках, на кончиках своих жаждущих пальцев, когда они крепко сжимаются на лацканах его костюма.
Руки сами по себе начинают расстегивать его рубашку, залезая под нее, чтобы почувствовать кожу этого мужчины. Обычно я так легко не поддаюсь, но мне это нужно. Я не могла коснуться его так долго. Мы сблизились и, все же между нами была стена. Джей стонет, когда касаюсь его, глажу ладонями его грудь. Рука Джея перемещается между моими ногами, приподнимая юбку и хватая меня прямо там. Я громко стону.
Ручка двери дергается, кто-то с другой стороны пытается войти, и мы отстраняемся с затрудненным дыханием. Отпускаю его и пробегаю рукой по волосам.
— Нам лучше пойти перекусить, прежде чем вернемся в зал.
Потемневший и разгоряченный взгляд, которым Джей меня награждает, дает понять, что это наипоследнейшее, чего бы ему хотелось. Но мы оба знаем, что тут последнее место, где мы должны этим заниматься, поэтому он, наконец, отвечает:
— Ага, тогда давай так и сделаем.
Говорю ему, что догоню, и он уходит, успев прошептать мне на ухо:
— Я чертовски люблю твой вкус.
Дрожу от его слов и горячего дыханья на моей коже. Затем запираю дверь, быстро иду в туалет и привожу в порядок свой внешний вид. Возвращаясь, поворачиваю за угол и чуть ли не наталкиваюсь на Уну Харрис. Ее обычно уложенные волосы слегка растрепаны и, похоже, она так сильно кусала губу, что та стала кровоточить. К тому же, ее зрачки сильно расширены.
— Смотрит на меня, словно думает, что лучше, — бормочет она, запах алкоголя бьет мне в нос. Если мои предположения верны, то она под чем-то и пила. Иисусе, она выбрала худшее место, чтобы показать себя.
— Я бы предпочла вовсе не смотреть на тебя, Уна, — говорю, вскидывая подбородок.
Она размазывает кровь по рту и машет в мою сторону пальцем.
— Так ты не испугалась той ночью? А должна бы. С твоей стороны было бы разумно бояться. — Она протягивает руку и проводит ей по моему шраму. — Напомни, как ты его получила?
Я сразу отстраняюсь от ее прикосновения.
— Не помню, чтобы говорила тебе. А теперь, пожалуйста, уйди с моей дороги.
— Уна, достаточно, — слышится твердый голос Брайана Скотта. Он подходит к ней и обхватывает рукой за талию.
Возле меня появляется Джесси и спрашивает:
— Ты в порядке, Матильда? — она бросает пронзительный взгляд в сторону Уны.
— Да, все хорошо.
— Ты кто вообще, черт тебя возьми? —спрашивает Уна, вновь невнятно произнося слова.
— Не твое чертово дело, — отвечает Джесси, складывая руки и поднимая глаза на Брайана. — Тебе бы лучше привести ее в порядок. Сейчас она в жутком состоянии.
— Да, — говорит Брайан стальным голосом. — Так и собираюсь сделать. До свиданья, дамы.
Он уводит Уну, а та чертыхается напропалую.
— Отвали от меня, Брайан. Я прекрасно могу идти сама.
— У этой стервы больше проблем, чем у Vogue, — бормочет Джесси себе под нос и я смеюсь.
Оставшаяся часть дня тянется довольно медленно, больше никаких крупных разоблачений не происходит. Я покидаю здание суда вместе с папой и Джеем, пресса накидывается на нас с вопросами, на что они получают четкий ответ «без комментариев». Мы быстро находим машину Джея, и он довозит нас до дому. В отличие от вчерашнего дня, он не остается на ужин, а наоборот — сразу же уезжает, как только высаживает меня и папу.
На следующий день заседание проходит таким образом: второй помощник Уны (да, у этой женщины два личных помощника) занимает место свидетеля. Это парень и он говорит все практически противоположное сказанному Эммой Филан днем ранее, разрисовывая Уну как идеального, самого щедрого шефа, которого только можно пожелать. Затем папа вызывает Уну для дачи показаний, и вот тогда-то все становится намного интересней.
— Мисс Харрис, в две тысячи четвертом году вы написали разоблачающую статью о личной жизни члена парламента — Виктора Нугента?
Глаза Уны, устремленные на папу, превращаются в щелочки.
— Да, в то время я писала о политике и обнаружила, что мистер Нугент пользовался услугами проституток.
— И как вам досталась эта информация?
— У меня есть осведомители, — резко отвечает Уна. — У всех журналистов есть.
— Вы прослушивали его телефон или взломали компьютер, как у моего клиента?
— Какое это имеет отношение? — протестует Томас Дженкинс. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлые статьи. Мы здесь говорим о статьях, написанных мисс Харрис о мистере Филдсе.
— Заверяю вас, моя линия допроса весьма относится к делу, Ваша честь, — говорит папа судье.
— Продолжайте, — говорит судья, привычно махнув рукой.
— Вы можете ответить на мой вопрос, мисс Харрис, — произносит папа,вновь поворачиваясь к Уне.
Ее односложный ответ звучит напряженно:
— Нет.
— Мистер Нугент покончил с собой через несколько месяцев после того, как вы раскрыли эту историю. Вы знаете об этом?
— Конечно, да.
— Вы считаете себя ответственной?
Ее глаза превращаются в щели.
— Нет.
— Как вы считаете, если бы вы не написали той статьи, мистер Нугент был бы до сих пор жив и здоров?
— Я не могу этого знать. Но скажу, что Виктор Нугент должен был быть добропорядочным членом общества, а то, что он делал, нужно было разоблачить.
Серьезно, ирония здесь просто смехотворна. Уна Харрис осуждает чью-то личную жизнь после всего, что выяснилось о ней самой. Видимо, каждый герой своей собственной истории.
— И вы приложили огромные усилия, чтобы разоблачить его, мисс Харрис?
— Я не понимаю, что вы подразумеваете под «огромными усилиями», — заявляет Уна твердым голосом.
— Вы взламывали его личную электронную почту?
— Нет.
— Спасибо. На этом все, мисс Харрис.
Уна покидает трибуну и возвращается на свое место, в то время как папа берет папку и передает судье.