Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 75

Бескрайние просторы Мидии и Гиркании позволяют видеть за много миль, какая тебя ждет погода. Впрочем, она все время меняется. Налетает вихрь, а спустя миг воцаряется полное безветрие. Голову колонны поливает дождем, а хвост поджаривается на солнце. Бывает, что собравшиеся над нами тучи разрешаются ливнем, который так и не долетает до нас: воздух пустыни столь сух и горяч, что капли попросту испаряются. Плывущие по небу облака влекут за собой быстро бегущие по земле тени, иногда очень резко очерченные — здесь темно, там светло. Над дальними горами клубится грозовой фронт, значит, под вечер колонна промокнет до нитки.

Впрочем, мы давно уже не колонна. Командиры теперь нас не строят попарно, не позволяют ползти длинной цепью, ибо это делает войско чересчур уязвимым. Мы подобрались, уплотнились и, когда позволяет рельеф, маршируем бок о бок человек по десять — пятнадцать. Соответственно, и ждать на стоянках, когда все подтянутся, приходится не так долго, примерно час, вместо четырех. Встаем до рассвета, поклажу пакуем еще в темноте, чтобы выступить с первыми солнечными лучами. Кавалерия, чтобы поберечь животных, тоже топает на своих двоих, как и пехота, — лошадей, и боевых и запасных, ведут в поводу. И никогда не отпускают попастись на приволье, даже у водопоя. Иначе лошади сбиваются в табуны, а строевых скакунов это портит.

Пространства за пределами Мидии кишат зверьем, стада поднимающих на бегу пыль газелей или диких ослов видны издалека. Никто, разумеется, не хочет упустить шанс разнообразить свой рацион, и охотничьи вылазки организуются с истинно военным размахом. Конные цепи широкой дугой, иногда доходящей до двадцати миль по фронту, гонят добычу в расставленные сети или на какие-то заграждения, а порой просто пока та не упадет. Так или иначе, всадники всегда возвращаются со свежим мясом для армейских котлов. Все, у кого есть возможность, с великой радостью предаются охоте, чтобы отвлечься от удручающей монотонности марша.

Проходящая через какую-то территорию армия — это прежде всего скопище людей, а люди падки на развлечения, и по пути своего следования мы так и притягиваем к себе желающих эти развлечения нам предложить. Нас сопровождают актеры из Эфеса и Смирны, а также танцоры, акробаты, арфисты, чтецы, поэты, певцы, декламаторы и даже софисты, чьи занудные рассуждения, к моему удивлению, тоже кого-то интересуют. Что там греха таить, я как-то и сам, раскрыв рот, слушал лекцию по геометрии (а дело было на Армянском нагорье и в редкостную грозу). Торговцы прибывают к нам целыми караванами, да и местные жители так и снуют меж рядов на своих нагруженных всякой всячиной ишаках. Торгуют всем, что можно продать: финиками, фисташковым пивом, яйцами, мясом, сыром. А знаете, что охотнее всего берут парни? Свежий лук. Дома им приправляют похлебку. Здесь луковицы едят сырыми. На вкус они сладкие, словно яблоки, но самое главное — в них есть целебная сила, предохраняющая, например, зубы от выпадения. Неудивительно, что за хорошую луковицу могут спросить и добрую половину дневного жалованья такого вояки, как я. Как ни крути, а дороговато.

Дома у меня есть невеста. Ее зовут Даная. Шагая, я мысленно составляю ей письма. В них речь, конечно, идет не о деньгах и дороговизне, а о любви. Но деньги и в любви не последнее дело. Я тут прикинул: чтобы мы с Данаей могли, поженившись, купить небольшое поместье, а не висеть жерновами на шеях у своей родни, мне нужна сумма, равная моему шести летнему жалованью. А поскольку даже в армии не проживешь, не тратя на себя ничего, таких денег мне не скопить и лет в десять. Вывод прост — проситься в разведывательные рейды. Там и платят вдвойне, и можно рассчитывать на трофеи. Но поделиться своими соображениями с Данаей я не могу, она будет за меня беспокоиться.

Да и вообще есть много такого, о чем парень своей милашке поведать не может. Скажем, женщины. Из сопровождающих армию шлюх можно составить второе войско, и это не говоря о более-менее постоянных походных женах. Даже на «волчьей земле», то есть на территории, населенной недружественными племенами, всегда находятся цыпочки, готовые скрасить солдатские будни. Вы все, конечно, слыхали о том, что в Азии женщин содержат в строгости и взаперти. В мирное время так оно, может, и есть, но когда мимо громыхает целая армия, нагруженная награбленным повсеместно добром, то и самый суровый и зоркий родитель за своими дочурками не уследит — не в его это силах.

Девицы прибиваются к проходящим колоннам в поисках новизны, свободы, романтики, так что обзавестись пылкой и заботливой спутницей не составляет труда. Нарасхват идут даже никчемные пентюхи, в чью сторону дома девчонки и не глядят. А тут их облизывают, обштопывают, обстирывают, и пентюхи задирают носы. Правда, половина здешних красоток подпорчена, то есть у них имеются дети, каких им заделали такие же, как мы, парни, прошедшие этим путем раньше нас, но подобные мелочи, конечно же, ничему не мешают. Все наши уже успели сыскать себе подружек и вовсю крутят с ними. Но разумеется, не мы с Лукой. Мы храним верность нашим невестам, оставшимся дома, пусть другие над нами и потешаются, нам это по барабану.

А Толло, например, завел обыкновение спать с двумя девицами сразу, «по грелке на ляжку». Так, говорит, теплей. И то сказать, его командирское жалованье с учетом дополнительных выплат составляет четыре драхмы в день (вчетверо больше моего), и по здешним меркам он сущий богач. На эти деньги тут можно купить дом или нанять полдеревни для каких хочешь работ.

У солдат есть особый язык. Он порой очень груб. Женщина на нем, например, перво-наперво — «грелка». А еще «дырка», «фига», «шкура» и «тарабарка». Это словцо относительно новое, оно, возможно, возникло по созвучию с местным «таллаберт», что значит «мать». Но и туземцы горазды на прозвища. Мы, македонцы, в их понятии маки — «хромцы», не умеющие ходить ни по пустыне, ни по горам, а также буллахи — «тупицы». Последнее задевает. А против первого мы ничего не имеем. Коротко, звучно — хромцы так хромцы. У нас же повелось называть всех здешних мужчин базами, но в этом как раз ничего обидного нет. Баз — это самое распространенное тут мужское имя. Ну и еще кое-что мы у них переняли и, когда речь заходит о плотских утехах, чаще теперь говорим не привычные грубости, а «гум-гум».

Вообще в Арейе и Афганистане все женщины делятся на два типа. Одни относятся к тирбазал, «драгоценным», находящимся под неусыпной защитой отцов или братьев, которые за один брошенный на такую особу нескромный взгляд могут перерезать вам глотку. Другие, и вот с ними-то наши и имеют, как правило, дело, лишены чьего-либо покровительства. Иногда за какую-нибудь провинность, но чаще в силу того, что все их близкие родичи мужского пола либо погибли на одной из обычных для здешних краев непрерывных войн, либо убиты в ходе столь же обычной тут кровной вражды. Это не шлюхи, о тех речи нет, а нормальные, порядочные девчонки, на которых требуется жениться, прежде чем склонять их к гум-гум.

Правда, походные браки заключаются не совсем так, как на родине. Один из моих сослуживцев, Филота, в деревушке под Сузами познакомился с девушкой. К ночи они поженились. Никакой церемонии, просто объявили, что стали супругами. Не знаю, пусть приятели и вышучивают меня за излишне серьезное отношение к тем вещам, на какие все в армии смотрят сквозь пальцы, но, по мне, свадьба без положенного обряда — не свадьба, и нечего тут прикидываться. Неправильно это, и все тут.

Зато почтовая служба на марше прекрасно налажена. Письма из дома догоняют нас каждые десять дней.

Дорогой, не стоит писать мне попусту о походной жизни и о продвижении вашего войска — мне важно лишь знать, что ты жив и здоров. Береги себя, дитя мое, и возвращайся домой невредимым.

Получаем мы весточки и с востока. Меня, например, находит письмо моего брата Илии, который вместе с основными силами Александра находится впереди нас, в Афганистане. На облатке нет таможенной метки. Почту из действующей армии доставляют бесплатно.