Страница 3 из 75
Но вот пехоту по-прежнему предпочитали набирать в Греции и Македонии, что для нас с Лукой теперь оставалось единственным шансом повидать чужие края.
В те дни десятки частных вербовщиков, из-за приметных войлочных шапок прозываемых пилофорами, колесили по городам Греции и Малой Азии, записывая желающих поступить на военную службу. Занятие являлось весьма доходным, ибо от охотников не было отбоя и каждый из них вручал своему пилофору «жеребчика» — куш, именовавшийся так потому, что был равен стоимости хорошего жеребенка.
Как только нам с Лукой стукнуло по восемнадцать годков, мы тут же отправились в находившийся в трех днях пути порт Мефону, служивший центром набора наемников, и с разочарованием убедились, что все тамошние таверны битком набиты видавшими виды ветеранами с Крита, Родоса, из Аркадии, Сиракуз, были там даже малые из Ахейи и Спарты. Все они знали друг друга по предыдущим вербовкам, все имели приятелей среди командиров, могущих или уже обещавших прихватить их с собой, и, безусловно, обладали явными преимуществами перед двумя никому не известными сопляками. Как мы ни хорохорились, как ни пытались набить себе цену, «войлочным шапкам» не было дела до молокососов без боевого опыта и хоть каких-то, пусть бы и мало-мальских, заслуг.
Дней через десять нашего пребывания в порту, уже изрядно поиздержавшись и ничего не добившись, мы решили обратиться напрямую к стратегу, ведавшему всем набором солдат. Мысль, конечно, дурацкая, к такой важной шишке нас и близко не подпустили, но, на наше счастье, командир оцепления, погнавший нас прочь, оказался родом из Пеллы. Он, услышав, как мы огрызаемся, крикнул:
— Постойте, ребята. Вы никак из Аполлонии, а? Верхом небось ездить умеете?
— Мы? Да мы сущие кентавры.
Вот так и вышло, что этот командир, даже не взяв с нас денег (мы совали, но он наотрез отказался), записал меня и Луку в ездовую пехоту, тот самый род войск, в каком Александр тогда остро нуждался.
Еще не веря в свою удачу, мы с Лукой все же воспрянули духом и не преминули спросить, где нам следует получить обмундирование и коней, но тут наш пыл остудили. Соотечественник, посуровев, пояснил, что получить мы пока ничего не получим, да и в списки он нас занес только потому, что вокруг него крутятся в основном одни греки, как же ему, македонцу, не порадеть землякам?
Мы опять принялись пылко благодарить его, но старый служака остановил нас.
— Главное, — сказал он, — попасть за море, а там жизнь наладится. Как только вы потребуетесь царю, у него сыщется для вас все, что нужно.
2
Наше войско высадилось на берег близ Триполи шестнадцатого десия шестого года правления Александра и четвертого с той поры, как армия вторжения, покинув Европу, переправилась в Азию.
Стоит раннее лето. Сам царь со всей своей армией находится примерно в тысяче миль от нас, двигаясь от Персеполя, столицы Персии, к индийской Экбатане, летней резиденции властителей великой Персидской державы. Но теперь эта грозная империя пала, и Александр преследует ее бежавшего государя. Поговаривают, что в обозе нашего повелителя плетутся семь тысяч верблюдов, груженных одним только золотом, и десять тысяч пар обремененных такой же поклажей ослов.
Пополнение численностью в шестьдесят одну сотню душ доставлено к побережью Сирии на сорока семи кораблях. Однако гавань Триполи разом такую флотилию принять не может, свободных мест у причалов не наблюдается, как не имеется у вновь прибывших и запасов провизии, достаточных, чтобы спокойненько дожидаться своей очереди на выгрузку. Поэтому капитаны праздно болтающихся возле порта судов (причем не военных судов, а торговых, нанятых только для этой вот разовой перевозки), посовещавшись, решают отогнать с десяток лоханей на мелководье, где нам велят собирать пожитки, отправляться за борт и чесать к берегу вплавь или вброд. Мы так и делаем, а что нам еще остается? Звучит забавно, но мне это приключение стоит пары добротных сапог. Они исчезают в соленой водице, ибо я, добираясь до суши, слишком устаю, чтобы держать их над головой. Короче, суть в том, что на берег Азии я вылезаю босой и промокший до нитки.
Должен заметить, что пополнение — это еще далеко не армия. Наша мокрая и взъерошенная толпа даже не поделена, как положено, на десятки там или на сотни, а сама собой разбивается на корабельные гурты, то есть на произвольные и не равные по численности скопления волонтеров. В каждом гурте насчитывается столько солдат, сколько их соскочило с палубы того или иного транспортного корыта. Мы безоружными высаживаемся на сушу, а конники хуже того — безлошадными. Животных везут отдельно и в много лучших условиях, чем людей.
Правда, на берегу нас дожидается палаточный городок и весьма внушительная охрана. Шесть сотен сирийских наемников и четырнадцать сотен ликийских, возглавляемых командирами-македонцами, имеют задание доставить нас поначалу в Мараф, затем оттуда через Лариссу в Тапсак и, после переправы через Евфрат, в Месопотамскую Сирию к Курдистану. Месяца в три мы сумеем нагнать Александра, утверждают конвойные. Ну от силы — в четыре. Если, конечно, чего-нибудь не стрясется в дороге.
Как это всегда бывает среди большого количества собранных вместе незнакомых людей, новобранцы осматриваются, притираются, заводят приятелей. Не обходится и без ссор, тем паче что любители поживиться за чужой счет вокруг так и кишат. Чуть зазеваешься, корку хлеба выдернут из-под носа, не говоря уж о чем-либо поценней. День-другой, и даже пентюхи и раззявы приучаются подвешивать кошели между ног, а после каждого разговора с чужими ощупывать и мошну, и мошонку.
В действующей армии Александра каждому воину доподлинно ясно, что ему делать в любой момент суток, но здесь, в тысяче миль от строгого государева ока, вдали от свиста стрел и лязга мечей, о каком-либо порядке нет и речи. Мы пристраиваемся на ночлег, где получится, кормимся, когда повара вспоминают о нас, а чтобы не попасть впросак, держимся настороже и только за тех, в ком твердо уверены. Мою компанию кроме Луки составляют Терр, прозванный Тряпичником за тягу к яркой одежде, и коротышка Пейтон по кличке Блоха. Все мы ровесники, все родились и росли в Аполлонии, каждый знает каждого, как себя самого.
Верховодит у нас Лука, благо он слывет самым практичным и лучше других умеет справляться с трудностями, каких тут хватает. Начать с того, что, хотя первое жалованье нам обещали выплатить сразу по высадке в Триполи, я и за месяц пребывания в Азии не смог почему-то приметить блеска ни единой монетки, готовой упасть в наши тощие кошельки. Монетки посверкивают, лишь укатываясь от нас и прилипая к жирным ручищам живоглотов из кухонного шатра, взамен швыряющих нам нечто не очень-то схожее с человеческой пищей.
Лука первым смекнул, что нам не худо бы обрести покровителя, человека тертого и в чинах, и такой малый нашелся в лице знаменного полусотника Толмида, или попросту Толло. Этот коренастый крепыш с пребольшими усами и в диковинной шапке, с которой свисают кабаньи клыки, когда-то приятельствовал с отцом Луки, а теперь является младшим командиром отряда ликийской пехоты. Лука углядел его в очереди к отхожему месту и заорал:
— Эй, Толло! А что, тут поблизости и дерьма навалить больше негде?
Толло загоготал и подошел к нам.
— Ого, да никак это мои сопляки-земляки? Еще недавно в яйцах пищали, а нынче вон как вымахали, каждый торчит, что твой хрен над лужком.
Но если кто и торчит тут повыше других, так это сам Толло. Первым делом он забирает нас из вонючего лагеря новобранцев, отводит на прекрасно спланированную стоянку к своим ликийцам и там просвещает сопляков-земляков, отвечая на все их вопросы. Правда, не всегда так, как им хотелось бы.
— Толло, есть вероятность, что нам заплатят?
— Ага. Примерно такая, с какой из ваших задниц может посыпаться слоновая кость.
— А когда нас возьмут в строевые отряды?