Солянка по-афгански

Когда мои боеприпасы уже подходили к концу, (2 боекомплекта, около 900 патронов, 20 гранат для подствольного гранатомёта) в душе стала нарастать тревога: "А что дальше?". Одну ручную гранату положил в карман х/б, чтобы взорвать себя, если духи попытаются взять меня в плен живым, т. к. не понаслышке знал об их яростной жестокости к неверным. Несмотря на калейдоскоп событий, бой длился еще не более часа.

Атаки духов стали ослабевать, а вдали послышались разрывы гранат, это подходил на помощь батальон, и разрывал клещи окружения.

Полное успокоение мы почувствовали, когда в расположение роты притащили АГС (автоматический гранатомёт Симонова). Страшно тяжёлая штука, которую тащили несколько человек — один треногу, другой ствол и почти вся рота ленты с гранатами. Всегда сочувствовал пехоте, которая таскала за собой АГС, но в этот раз это был просто праздник, не меньше, чем день рождения. А лучшей музыкой стал уверенный грохот убивающей машины, когда она выплёвывала гранаты на головы отступающих духов, легко срезая верхушки кедров.

От ребят мы узнали, что при наступлении погиб только один человек, командир роты, и ранено несколько бойцов 4-й роты, которую привёл окровавленный Алик. Один из раненых был мой тёзка, Игорь из Выборга, и мы вместе с ним ехали потом на дембель из Ташкента.

И где-то в это время появился "друг губы" — нач. хим. (известный жестоким отношением к "губарям", т. е. сидевшим на гауптической вахте). Он специально приходил туда и устраивал массовые учения по химзащите: " вспышка слева — вспышка справа", а то и в морду мог запросто засветить. Каким-то образом он увязался за нашей ротой, и вот когда 4-я рота отбила нас, он подошёл к растерянному лейтенанту.

— Кто тут у вас командир роты?

— Ну, наверное, я!?

Нач. хим одёрнул его, чтобы не распускал нюни и доложил ему, как положено, как старшему по званию. Нашего командира роты не было тогда на месте, т. к. он был в отпуске, а начальник разведки был ранен.

Вспомнив о нем, пошёл вверх по склону.

Рыжий сидел на том же месте, холоднокровно перенося боль, невдалеке лежал убитый Груня, его лицо разгладилось и напоминало удивлённого ребёнка.

Закрыл ему рукой глаза. Веки, прижатые пальцами, послушно поползли вниз. Повернув голову, увидел опять этот зловещий дом — призрак. Может быть, именно из него следили за передвижением роты, и выдвинулся отряд душман, который окружил нас. Что — то было в нём пугающее и враждебное.

И в этот момент стал падать крупный белый снег, успокаивающий и отрезвляющий, закрывающий мягкой чистой пеленой все следы свершившейся трагедии. Стало прохладно, и я вспомнил о том, что на дворе зима, а сижу в одном запачканном кровью х/б. Встал и пошёл к тому месту, где скинул одежду, быстро оделся и стал собирать содержимое вещмешка.

Увидев консервы, сразу же почувствовал голод. Естество своё берёт, предложил Грише перекусить и он согласился. Вокруг ходили люди, стаскивали в одно место убитых и раненых, а мы сидели и ели, "перетирая" дела прошедшего боя.

Убитых и раненых оставили на месте боя с медиком и 4-й ротой, укрепляющейся на наших позициях.

Сами двинулись на перевал за уходящими душманами. Душманы оставили перевал без боя, и когда мы туда пришли, там было уже всё истоптано. Плотно валил крупный снег.

Пехота заняла позиции на перевале. Так как перевал густо зарос кедрачом, а склоны были чистые, разведроту разбили по 3 человека и разместили в дозорах на подходе, за линией деревьев, чтобы лучше могли простреливать местность.

Ночь прошла тревожно, каждый час проверяли дозор. Мы втроем лежали на одной палатке, а другой накрывались сверху, по очереди забываясь сном. Утром, когда рассвело, поступила команда собираться. Было интересно наблюдать, как вставали дозоры. Гладкий, усыпанный снегом склон взрывался на глазах то тут, то там.

Это разведчики откидывали палатки, а снег взлетал кверху, из-под палаток появлялись окоченевшие от холода парни. Лично у меня страшно замёрзли пальцы, и я с трудом завязал окоченевший вещмешок. Попили горячего чая и подкрепились. Вертушки за ранеными не прилетели из-за снегопада и пасмурной погоды. Нас все равно послали утаптывать площадку для вертолётов. Но вертушки так и не прилетели…

Взяли своих раненых и тронулись в путь. Рыжий шёл сам, а раненых бойцов и убитого Александра пришлось нести по целинному снегу, в котором то и дело по колено утопали наши ноги. Рыжего после ранения комиссовали, и он прислал нам письмо о том, что был рад возможности служить с нами.

По хребту и по долине идти было несложно. Самое трудное предстояло впереди — вместе с ранеными и убитыми солдатами преодолеть маршрут в несколько километров по скалистой тропе вдоль горной реки. Помню, как один парень сорвался и повредил руку, но хорошо, что удачно зацепился за скалу и не сорвался в горную реку. Мы шли без всякого прикрытия на пределе человеческих возможностей, изнемогая от усталости. Ожидали нападения в любую минуту, не имея возможности защититься, т. к. по 6–8 человек несли каждого раненого и убитого Александра, Те, кому посчастливилось "отдохнуть", тащили автоматы и вещмешки своих товарищей.

Груню выносили афганцы, и когда мы его увидели, он был без бушлата и ремня, в одном сапоге с привязанной на запястье картонной биркой от сухпая, на которой было написано его имя и фамилия, номер части, дата смерти. Его волочили по земле и бросали под уклон, он падал, распластывая беспомощно руки, его подхватывали и снова бросали вниз, сердце замирало от этого зрелища, но все понимали, что тащить его самим было бы выше сил. Сделали замечание афганцам, но им было совершенно всё равно.

Наконец — то, опасная и обрывистая тропа сквозь скалы вывела в ущелье. Причём, с нашей стороны продолжались скалы, а на другой стороне узкая полоска берега, покрытая крупными гладкими валунами, за которой крутой склон, поросший кедрачом. Приняли решение — наводить переправу.

Сначала переправили на верёвках дозорную группу, потому что большие деревья были на другой стороне. Потом стали торопливо валить кедры. Зимой очень короткий день, и нам надо было выйти засветло к БТРам, которые ждали нас значительно ниже.

Несколько кривых деревьев связали верёвками, а к ним привязали ещё такой же плот. Следующий плот привязали, и он лёг на другой берег. Всю эту конструкцию разместили поудобней на выступающих из воды камнях и связали верёвками. Двое бойцов стояли по двум сторонам реки, (она была не очень широкая, метров 20 — 25, но очень стремительная) и держали верёвку, изображая поручни. Опереться на них нельзя, а в случае если ты упадёшь в воду, то за верёвку тебя вытащат. Как нам удалось переправиться самим и перенести раненых (их пришлось нести вдвоём) сейчас даже не представить, но дело сделано и, гарцуя по валунам как козы, мы двинулись в путь.