Страница 32 из 41
В большом постановлении СТО СССР от 14 октября 1931 г. [71], посвященном делам науки и промышленности химической войны, специальным разделом было решено создать индустрию специальной тары, поскольку из-за ее отсутствия, по существу, могли быть заблокированы все операции по хранению и транспортировке ОВ, в частности с ипритом. В развитие этого постановлением СТО СССР от 11 мая 1932 г. на НКТП и НКПС было возложено создание к 1 ноября 1932 г. парка 50-тонных ж/д цистерн (500 шт.) для перевозки жидких «спецгрузов». В 1933 г. постановлением от 23 июня 1933 г. было дано задание о строительстве к 1 января 1934 г. 200 автоцистерн емкостью 5 т. А постановлением СТО от 11 июля 1933 г. было решено построить в ОКДВА емкости на 1000 т ОВ и наполнить их ипритом в целях создания мобилизационного резерва по этому важнейшему, как считала армия, ОВ.
В общем, уже летом 1933 г. Ростокинский завод (Москва) сдавал приемке первые «5 автоцистерн чемоданной формы на шасси ЯГ-5» [103]. Именно с тех чемоданных и цилиндрических автоцистерн 1933 г. началась эпоха устройств для перевозки иприта и других СОВ, которые поначалу назывались БХМ-1, а потом скрывались под мирным именем как машины класса АРС. На «гражданке» на них перевозили бензин и тому подобные грузы. А еще поливали улицы. Теми же делами занимался также завод «Промет» в Ленинграде, где перед войной создавались и машина для заражения БХМ-1, и ранцевый прибор для заражения с добавочным давлением. А в КБ на заводе «Компрессор» (Москва) трудились над модернизацией БХМ, созданием ж/д БХМ, проектированием химизированного танка, конструированием ж/д цистерны для перевозки ОВ, проектированием химической аппаратуры для мотоциклов и т. д. и т. п. [103].
В широко известном ЦАГИ в предвоенные годы усовершенствовали конструкцию ВАПов, создавали наливные станции – базы для авиачастей, а к 1 сентября 1932 г. должны были даже создать специализированный самолет химического нападения («химический боевик»). И многие разработки этого и других КБ в дальнейшем переходили в производства.
Среди производителей боеприпасов укажем, в частности, московские заводы № 145 (химические авиабомбы, ВАП-500, УХАП-500, ампульные кассеты АК-1 и АК-2) и № 261 (разливочные станции), относившиеся к системе НКАП. В изготовлении технических устройств, в частности ВАП-4, ВАП-6 и НПЗ-3, активно участвовал также завод «Вулкан» (Ленинград) из системы НКСМ. Имели соответствующие производственные мощности таганрогский завод «Красный котельщик» (ХАБ-200) и завод «Красный Аксай» в Ростове-на-Дону (ХАБ-25, КРАБ-25). Очень активен был и поныне остается многоликий московский завод № 67 (бывший ремонтный артиллерийский завод «Мастяжарт», впоследствии ГСКБ-47, он же – нынешнее ГНПП «ФГУП Базальт»). По его линии проходили авиабомбы ХАБ-500 и ХАБ-200, прибор заражения НПЗ-2, ампула АЖ-2, способ одновременного поджига ЯД-шашек и т. д. [560]. А в послевоенные годы через бывший завод № 67 проходили современные химические боеприпасы кассетного типа [440]. Подчеркнем, что делать качественные боеприпасы для химоружия – дело очень непростое. Во всяком случае, в послевоенные годы пришлось внимательно отнестись к проблеме капиллярных дефектов химических боеприпасов (трещины, свищи и т. д.): ответственность за это нес механический завод-изготовитель [722]. А было их немало – Донецкий завод точного машиностроения, Алексинский механический завод, Ижевский завод «Нефтемаш» и многие-многие другие [119, 449]. Табл. 6 дает представление о том, к чему пришла промышленность на этом направлении инфраструктурного развития на рубеже пятилеток [414].
Табл. 6. Изготовление химического оружия в СССР в 1932–1934 гг. [414]
Итог таков. Армейский «нажим на промышленность для обеспечения строительства военно-химических заводов» (именно это словосочетание было использовано Я. М. Фишманом в одном из писем М. Н. Тухачевскому) увенчался успехом. Хотя не обходилось и без издержек. Во всяком случае, поток инициатив Я. М. Фишмана был таков, что на одном из его писем заместитель наркома М. Н. Тухачевский написал в марте 1934 г. не очень деловую резолюцию «Тов. Фишман, вы пишете невероятное количество бумаг. Прошу придумать иной порядок». Скорее всего любя. Просто у начальника вооружений Красной армии голова болела за все: танки и самолеты, пушки и крейсера. А тут еще и химия. Впрочем, накал «химического» напора с тех пор не изменился.
Подводя итог этого раздела, мы вынуждены констатировать, что советская индустрия химической войны иной раз задавала излишне серьезное развитие ряду других направлений промышленности, которые в отсутствие требований армии могли не получить столь гипертрофированного развития. В условиях страны с не самой мощной экономикой это было накладно. Поэтому не мог не встать вопрос о возникновении противоположной тенденции: использовании некоторого оборудования химической войны для чего-то более полезного, чем нахождение в засаде в ожидании большой химической войны. Ясно, что держать фактически в бездействии гигантские мобилизационные мощности по выпуску ОВ было не под силу даже тоталитарному государству, ограбившему в ходе «коллективизации» и «индустриализации» без всякого стеснения все население страны.
В связи с подготовкой второй пятилетки 1933–1937 гг. встал вопрос о так называемой ассимиляции – использовании мобилизационных мощностей для временного выпуска не ОВ, а мирной продукции. В частности, в случае ипритных цехов, нацеленных на выпуск иприта Левенштейна (их мощность на 1.1.1933 г. составляла 26 тыс. т/год), можно было использовать этилен и хлор для получения не иприта, а дихлорэтана – ценного по тем временам растворителя (он мог быть использован на пороховых и лакокрасочных заводах вместо бензина). Причем осуществлять это можно было в обычных ипритных реакторах. Таким образом, должно было быть задействовано все оборудование ипритных цехов, за исключением оборудования для синтеза хлорсеры. Опыты, обосновывающие эту идею, были выполнены в конце 1932 г. на московском химзаводе № 1 (№ 51), а сферой реализации могли стать заводы Москвы, Чапаевска и Сталинграда [410]. И цех № 4 завода в Чапаевске действительно выпускал дихлорэтан [392].
В 1939 г. проблема ассимиляции обсуждалась уже в связи с выпуском люизита – много более дорогого ОВ. Речь шла об использовании карбида кальция для производства не люизита, а хлористого винила (при производстве люизита хлористый винил образуется как побочный продукт, а в мирное время можно получить его также и как целевой продукт). Хлористый винил мог быть применен при изготовлении пластмасс для граммофонных пластинок, что, в свою очередь, освобождало страну от импортной зависимости. Речь шла о том, что люизитные цеха, которые в 1940–1941 гг. должны были вступить в строй, могли бы быть одновременно оборудованы на мирное дело.
В 1940 г. все эти усилия получили необходимый толчок. Ипритные и люизитные цеха заводов в Дзержинске, Чапаевске, Сталинграде и Березниках были нацелены на выпуск поливинилхлорида. Фосгеновые цеха в Чапаевске, Дзержинске и Рубежном попытались ориентировать на производство уксусного ангидрида, а дифосгеновый цех в Чапаевске – на выпуск хлористого метила, необходимого при выпуске пластмасс. Даже хлорацетофеноновый цех завода № 93 (Москва) был ориентирован на выпуск розового масла [410].
Закончилось все это ничем: вскоре началась война, в ходе которой те мощности были изношены на выпуске так и не понадобившихся ОВ. Лишь цех синильной кислоты на заводе № 148 (Дзержинск) удалось перед войной использовать на выпуске органического стекла для военной авиации. В общем, после войны все установки по выпуску ОВ уже не были годны ни на что.
3.5. Предвоенная советская индустрия отравы
Переходя от серы и мышьяка, бочек и цистерн к самому главному – к самим ОВ, – отдадим должное руководителям СССР: желание руководства армии было для них законом. Соответственно, безусловным приоритетом стал и промышленный выпуск химоружия – ОВ, а также химических боеприпасов и устройств. Причем стремление армии к обладанию оружием химической войны реализовывалось параллельно и независимо от советско-германской активности 1923–1927 гг. по сооружению завода химоружия в Иващенкове (Чапаевске) [74].