Демоны Дома Огня

– Покажите мне еще раз, – кивнул он на футляр.

– Конечно.

Марк мало что понимал в драгоценностях, зато разбирался в искусстве. Колье и серьги были настоящим произведением искусства. В сочетании камней ему виделся художественный вкус, а не просто блеск. Но цена… его смущала цена!

Ада не помогала ему сделать выбор, не пыталась ни поторопить, ни даже объяснить, отчего цена так высока. Ее лицо сохраняло маску холодной любезности. И Марк понимал: здесь те же правила, что и у коллекционеров живописи. Не можешь сам оценить картину – не слушай, что о ней говорят, не ведись на пустые разговоры, доверяй только проверенным консультантам. Художественный вкус – совсем как музыкальный слух: или ты с легкостью попадаешь в ноты, ведешь мелодию без фальши, или ты напрягаешься, пытаешься не сорваться с узкого карниза музыкальной темы, но в какой-то момент даешь-таки петуха. А то и вовсе не слышишь, что и как звучит, глух к прекрасному, точно дубовый чурбан. Он не был глух, но и не был уверен в себе, он хотел бы доверять Аде, но не мог.

Марк боялся, что сделает выбор лишь под влиянием чувств. Ада понравилась ему. Не будет ли в сделке доли надежды на то, что они продолжат общение? Так нельзя вести дела, он это знал. Поэтому колебался.

Ада думала о том, что в характере этого мужчины, внешне так похожего на Ашера Гильяно, нет ничего, что напоминало бы о том, другом… Ашер всегда молниеносно принимал решения, он не сомневался, не ныл, жаждая повернуть время вспять. Он никогда не жалел о своих решениях.

Ей даже расхотелось продавать, хотя азарт всегда владел ею в такие минуты. Ада лишь чувствовала, что провела двенадцать часов на ногах, лицо устало от бесконечных улыбок. В голове гудели арабские и английские фразы, копошились вперемешку, как пчелы в улье, между ними шныряли мысли на русском, хоть она уже приучала себя думать по-английски, а на арабском иногда даже видела сны. Аде хотелось домой. В свою квартиру, где новая горничная навела стерильный порядок. Есть бутылка вина. Она укроется пледом и уснет на диване под гул кондиционера.

Марк заметил ее отрешенность, потерю интереса, запаниковал, утратил всякую осторожность и слишком быстро согласился с предложенной ценой. Когда все документы получили хвостатые подписи и лиловые печати, был решен вопрос с доставкой драгоценностей в отель и хранением, откупорена бутылка шампанского по случаю завершения сделки (для иностранных клиентов в «Аль-Хашми» держали алкоголь), Марк робко предложил:

– Поужинаете со мной?

Он был уверен, что ему откажут. Но Ада улыбнулась, вложив в лучезарную вспышку остатки сил после долгого рабочего дня:

– Почему бы и нет?

Марк повел ее в итальянский ресторан. Ада читала меню на итальянском и улыбалась названиям блюд, как старым знакомым: ригатони, букатини, лингвини, феттучини, реджинетти… Крики птиц, которые прощаются с тобой… Марк точно прочел ее мысли:

– Просто макароны. Хотя итальянцы убили бы меня за такие слова. Мой родной отец – итальянец. – И сам себя оборвал: – Он бы и убил. – И немного натянуто рассмеялся. У Ады дрожь прошла по спине. Марк Вайнер смеялся таким же хриплым, «лающим» смехом, как Ашер Гильяно.

– Вы общаетесь с отцом?

– Этот синьор не жаловал детей – ни своих, ни чужих. Мы ни разу не разговаривали, хотя он бывал в нашем доме.

– Чем он занимается?

– Инвестициями.

– Вы носите его фамилию?

– Нет, его звали Гильяно. Ашер Гильяно.

И только тут Ада сообразила, что Марк говорит об отце как об отжившей фигуре из далекого прошлого.

– Звали? – переспросила она, стараясь не выдать волнения.

– Он умер. Его убили.

– Как?

– Не самым приятным образом. – Марк натянуто усмехнулся. – Не для застольной беседы. Криминал. Бандитские разборки.

Она будто снова почувствовала шершавую ладонь Ашера, мокрую от крови, с силой прижатую к ее груди. «Теперь едва ли ты меня забудешь». Она не забыла его. Она скучает. Скучает по странному, непонятному человеку, который научил ее быть сильной и ничего не бояться. Иногда думает: «А что, если бы Ашер увидел меня сейчас? Увидел, какой я стала. Он бы гордился мной?» И тут же одергивает себя: «Как ты можешь? После всего, что он сделал?! Да ты не то что думать о нем не должна – имени его вспоминать!» Лучше делать вид, что никогда с ним не встречалась. Теперь это проще. Она больше не увидит его.

Сердце, подлое сердце, внезапно пронзила такая боль, будто его проткнули раскаленной спицей. Оно перестало стучать. Замерло, подвешенное над бездной. Атласный мешочек сердечком, набитый опилками. Обычно ему не больно. И вдруг оказалось, что оно живое. Или было живое секунду назад. В груди от тишины и пустоты нарастал холод. Ада не могла дышать, сидела, безвольно уронив руки на колени, веки прикрывали глаза, как струпья – рану, а под глазами резко проступили пепельные круги.

– Знаете, Али сожалеет о том недоразумении, что произошло между вами на вечеринке… – Оказывается, Марк продолжал что-то рассказывать, в то время как она размеренно кивала в такт его словам, соглашаясь с каждой фразой, не слыша ни одной.

– Али, хранитель музея? Он ваш друг? – невпопад переспросила Ада. Сердце качнулось, как на качелях, и возобновило ход, пару раз стукнуло не в такт, но уловило прежний ритм и включилось в работу, кровь побежала, окрасила румянцем бледные щеки.

Марк опешил, он только что рассказал о давней дружбе между ним и Али, искусно вел рассказ, вплел в историю пару курьезных случаев, несколько шуток и вполне серьезные вещи. Он только что отметил, какой Али замечательный, но почему-то ему не везет с женщинами.

Не зная, как реагировать на вопиющее невнимание, Марк кивнул. Ада прищурила глаза:

– Тогда он нашел хороший способ извиниться за свое поведение. Я закурю, не возражаете?

И, не дождавшись его ответа, достала пачку сигарет, а пробегавший мимо официант услужливо щелкнул зажигалкой. Марк не успел ее предупредить, что у него астма и он категорически возражает против курения, ему и так большого труда стоило примириться с ее приторными духами. Как вдруг он понял, о каких извинениях идет речь. Так вот оно что… покупка в ювелирном доме «Аль-Хашми» совсем не случайность.

На Марка потным валом накатила злость. Хорош друг! За его, Марка, счет пытается склеить девчонку. Да кто она такая, чтобы он так изводил себя? Марк торопливо глотнул воды:

– Вот как просят прощения на Ближнем Востоке! – И эхо обиженно отдалось в тонких стенках бокала.

– Скажите спасибо, что не приходится платить кровью. – Ада выдохнула дым, и Марк закашлялся.

Ада не отвечала на звонки.

Внезапно Марку стало тесно в двухкомнатном люксе с гостиной и спальней, он задыхался в искусственно вымороженном воздухе. Окна не открываются, а из-за затемненного стекла кажется, что на улице пасмурно. Вышел из гостиницы – солнце шпарит во все лопатки, чуть мигрень не началась от парного воздуха. Спрятался в прохладный холл, как черепаха в панцирь. Кофе, газета, диван с подушками, услужливый персонал… Он не в том настроении, чтобы перенимать стиль жизни богатеньких эмирати.

С ней могло произойти все что угодно! Ее могли убить, а теперь скрывают преступление завесой холодных слов: «занята», «не может подойти к телефону». Он поехал к ее дому с твердым намерением дождаться Аду возле стойки консьержа.

У Марка перехватило дыхание, так он был рад ее видеть. Он зачем-то вырядился в костюм и теперь не был уверен насчет галстука: не топорщится ли узел, не перекосился? Он приглаживал галстук обеими руками, пытаясь расположить его по центру, и все время сомневался, хорошо ли поправил, совсем забыв, что центр на рубашке обозначен рядом пуговиц, и найти его совсем не сложно.

– Не любите галстуки? – спросила Ада, наблюдая за его судорожными движениями.

– Сдавливает горло. Но ношу, куда деваться?

– А вы снимите, не мучайтесь, – посоветовала она.

И Марк удивился, как сам-то не догадался нарушить дурацкий дресс-код.