Сибирский эндшпиль

Входя в блок В с улицы Горького, Мак-Кейн и Скэнлон наткнулись на двух сокамерников из В-3, Оскара Смовака и Лео Воргаса.

- Два очка, я ставлю два очка! - объявил Оскар Смовак Воргасу, когда они присоединились к очереди со своими металлическими мисками. Впереди дежурный по кухне, в халате едва ли не грязнее комбинезонов их механической мастерской, выгружал обед из тележки на резиновом ходу, с множеством лючков и крышек, чем-то напоминающей небольшой броневик.

- Ни один рысак не проходил милю быстрее, чем минута пятьдесят. Три очка! - Смовак был чехом, коренастый, крепкий, не человек, а снаряд, черноволосый, с румяным лицом и темными глазами, сверкающими поверх бороды Фиделя Кастро. Его громкий голос резал слух, но чаще от жизнелюбия, чем от нахрапистости. Он утверждал, что арестован за то, что его родственник фотографировал погрузку ракет на русскую подводную лодку в Мурманске.

Лео Воргас был литовцем, около сорока, с открытым лицом, высоким лбом и худой. Волосы песочного цвета и светлые круглые глаза на розовом лице. В нагрудном кармане его куртки всегда торчал футляр от очков, линейка и ручки, больше, чем могло кому-нибудь понадобиться. Он приобрел дурную славу в качестве правительственного статистика, подрабатывая тем, что продавал секреты советских экономических катастроф западным журналистам, которые платили за них больше, чем ему предлагали западные разведки.

- Минута сорок восемь с чем-то. - настаивал Воргас. - Я помню, я читал. Вот - украинец из Ф-десять - он показывал мне книгу. Спроси у него, он скажет.

- Ах! - вскричал Смовак - Это был иноходец, а не рысак. Ни один иноходец не вышел за минуту пятьдесят. Проверь, Лео. Ты проиграл.

- Ба. Так это ж одно и то же.

- Это не одно и то же. Рысаки одновременно ставят на землю противоположные по диагонали ноги, а иноходцы - ноги с одной стороны.

- Но тележки-то одинаковые? Конечно, одно и то же. Ничья.

- А, ерунда.

Они взяли каждый по два черпака терпимой смеси картофеля, капусты и нескольких кусочков баранины, тарелку с двумя кусками черного хлеба с маргарином, кусок сосиски, яблоко и кружку черного чая и понесли все это к одному из столов.

- А что ты скажешь, американец? - спросил Смовак, бросив на Мак-Кейна неожиданно пристальный взгляд. - Ты что-нибудь понимаешь в скачках?

- Нет... Это не моя область.

- Странно. Я думал, что в Америке скачки популярны. У русских с американцами был общий интерес к скачкам еще до революции.

- Я не знал этого.

- Конечно. Две огромных страны, с плохими дорогами, по которым не пройдет тяжелый дилижанс - пока не появились железные дороги, растили лошадей, чтобы возить легкие повозки на большие расстояния. Ты хочешь сказать, что не знал этого? - Мак-Кейн кивнул и продолжал есть. - А имя Сэма Кэтона для тебя что-нибудь значит?

- Первый раз слышу.

- Почему бы тебе не сказать прямо, Оскар - раздраженно сказал Воргас. - Скажи ему, что ты сомневаешься, американец ли он вообще.

- Ну, я ведь тоже раньше его не встречал. - вмешался Скэнлон. Оскар, может, ты отстанешь от Лью? Он же только что попал сюда, Господи. Это что еще за чехословацкое гостеприимство?

- Кевин прав. - добавил Воргас. - Это место будит недоверие. Благоразумие - это великолепно, но оно может зайти слишком далеко.

- И как же ты станешь приви, если ты не веришь людям? - спросил Скэнлон. Воргас рассмеялся.

Мак-Кейн слышал это выражение уже не в первый раз. Это было выражение Лученко, и, похоже, какая-то шутка среди заключенных.

- Что такое приви? - спросил он, глядя на остальных.

- Тебе что, никто не сказал? - спросил Воргас. Мак-Кейн покачал головой.

- Привилегированный заключенный. Ты относишься к обычной категории. ответил Смовак.

- Они живут на поверхности. - добавил Воргас.

Было ясно, что для Мак-Кейна это много не значит, тогда Скэнлон объяснил:

- Над нами в Замке существует верхний уровень. Там живут в домах с травой вокруг, с деревьями, а не упакованные в камеры, как мы. Им нужно меньше работать, у них больше свободы. И - добавил он с ухмылкой - женщины и мужчины живут вместе. Если тебя чем-то можно привлечь, то наверное, этим. Мунгабо, бедный парень, прямо сходит с ума, как подумает об этом.

- И у них там есть даже пляж. - сказал Воргас.

- Пляж! - повторил Смовак, словно Мак-Кейн усомнился в этом. Мак-Кейн остолбенело смотрел на них.

- Видишь ли, рядом с нами, между Замком и городом, стоит резервуар с водой. Она течет через зону отдыха между Новой Казанью и агрозоной. Ну, и у приви, там наверху, пляж.

- А что за люди эти приви?

- Класс профессионалов в бесклассовом обществе. - ответил Смовак.

Воргас кивнул.

- Ученые, учителя, эти - диссиденты, которых партия держит здесь, чтобы они не путались под ногами, но и не поднимали много шуму. Они боятся, что потом это будет для них плохой рекламой.

- В страхе от ветра перемен, дующего в грозных залах Кремля лирически процитировал Скэнлон.

Мак-Кейн усмехнулся, пережевывая хлеб. Он был тяжелым, из грубой муки.

- А отсюда можно получить повышение?

- Бывает, - сказал Скэнлон, - но редко. Многие, вроде Лученко, живут надеждой, но выбирают немногих.

Мак-Кейн отстраненно кивнул. Значит, и у старосты камеры, и у старосты блока тоже были свои поощрения. Это укладывалось в общую схему, но все-таки не проливало света на вопрос - почему?

- А зачем вообще это нужно? - спросил он. - Зачем это место здесь, и почему здесь такие порядки? - соседи обменялись быстрыми взглядами и наступила секундная пауза. Мак-Кейн был, очевидно, не первым, который задавал такие вопросы.

- Прогрессивная психология. - объявил Воргас. - Я думаю, это эксперимент, о котором мечтали психологи КГБ. Новый подход к изменению поведения. - Он наклонился вперед и заговорил чуть тише. - Оглянитесь вокруг. Здесь нет ни одного обычного преступника или хулигана. Все они потенциально полезные люди. Подумайте о преимуществах, которые можно получить, если перевоспитать всех этих людей и обратить их знания на пользу государству. - Он неопределенно махнул в потолок ложкой. Изоляция. Все направлено на осознание новой перспективы - оазис человечества в открытом космосе, необъятность Вселенной и ничтожность человека и тому подобное. Нам необходимо понять, что мы все одинаковы внутри и начать работать сообща... Во всяком случае я так думаю. - он снова уткнулся в тарелку.

Мак-Кейн слушал, но речь его не убедила. Это могло объяснить существование приви с их домиками и пляжем, но все остальное? С нижней койки в В-3 был виден огромный кусок необъятности Вселенной.

- Но зачем так усложнять все это? - спросил Смовак. - Русские на столетие отстали от времени. Они открывают методы, которыми весь остальной мир пользуется уже многие годы, и не хотят признать это. И поэтому они устроили, тихо и спокойно, этот эксперимент, там, где он не привлечет внимания, так что его можно будет спокойно прикрыть, если что-то пойдет не так. В этом - все русские.

- Ах, даже так? - возразил Скэнлон. - Я вот тут вдохновенно, совсем как Лео говорил, сижу и думаю - почему им не поступать, как всему остальному миру, отправляя бунтарей как можно дальше, чтобы они не могли причинить зла? Разве Бриты не отправили половину самих себя за моря и по всему миру, потому что среди них не было ни одного порядочного? Я не согласен ни с одним из вас. Реактивные самолеты и телефон немного приблизили Сибирь, но только немного.

Мак-Кейн в молчании дожевывал свою баранину. Он прислушивался к ответам, и не верил ни одному из них. Интересно, что люди, дававшие эти ответы, судя по всему, тоже в них не верили. Но это были безопасные ответы. Итог был прост - в этом месте никто никому не верит.

Может быть, в этом и было все дело.

13

Мак-Кейн раздумывал над какой-то диаграммой, сидя за столом в центре передней секции. Над ним, на верней койке, Мунгабо любовался пополнением в своей сексуальной коллекции. Страсть Мунгабо ко всему американскому - что не пошло ему на пользу в трибунале, - как выяснилось, брала свое начало в американских порнофильмах, героев которых он считал типичными представителями общества, ну, скажем, Новой Англии.