Крест короля

– Служит, – кивнул Анри. – Только не при дворе. Он – воин и во дворце сидеть не станет. У нас тут – драка не на жизнь, а на смерть, милый Фридрих. Сарацины наглеют с каждым днем, и на мир, заключенный Салах-ад-Дином и королем Ричардом, им ровным счетом наплевать. Тем более что Саладин, говорят, при смерти…

– Так и есть, – кивнул Тельрамунд. – Я только что из Дамаска. Султан почти не встает с постели. Кстати, у меня к тебе письмо от него. Вон, в сумке. Но там просто сетования на превратности судьбы, да еще уверения, что в наскоках его непокорных подданных на твои владения нет его вины. Тем более что Саладин владеет Святой землей как бы пополам с христианами… Словом, хочешь читай, хочешь нет. Может, там и еще что-то есть, я ведь говорю по-арабски неплохо, а читаю скверно. Не хмурься: Саладин сам давал мне заглянуть в свое послание.

– Да я не потому вовсе нахмурился, – отмахнулся король. – Думаю, что если султан отправится к своим курдским предкам, то нам здесь, пожалуй, станет еще тяжелее. Саладин, спору нет, – хитрый мерзавец: ни своих, ни чужих ему не жаль, была бы выгода. Но всю жизнь играет в высокое благородство. Думаю, и перед самим собой тоже. Привык до того, что чуть ли не сам верит! А вот его братец Малик-Адил – тот просто зверюга и не желает быть чем-то иным. А власть-то наследует он. Другое дело что Малик – и полководец никудышный, не в пример Саладину. Да только, чтобы устраивать набеги на наши города и порты, великим полководцем быть не обязательно. А каким образом ты добрался до султана? К нему ведь не всех пускают. И главное – для чего он тебе сдался?

Тевтонский рыцарь поудобнее устроился в кресле и, взяв с блюда персик, осторожно надкусил, наслаждаясь нежным соком, струйкой потекшим в рот. На его лице впервые появилось выражение блаженства.

– Когда кусаешь спелый персик, ощущение такое, будто целуешь женщину. Правда, только в первое мгновение. Для чего мне сдался Саладин? Да уж не для того, чтобы пойти в армию к сарацинам! Даже если я буду подыхать с голоду, я скорее наймусь к кому-нибудь чистить хлев и конюшню, чем стану заодно с этими… Нет, просто у меня было к нему письмо. Его прислал со мной император Генрих. Воспользовался тем, что я так и так сюда еду. Не знаю уж, что за дела у него с мусульманами: письма я не читал, а Саладин не дал мне ответа. По крайней мере, письмо это до поры помогало мне без особых приключений ехать по сарацинским владениям. Но за три дня пути до Птолемиады на меня напал отряд человек в двадцать. Мне даже показалось, что я узнал наших с тобою общих знакомцев.

– Ассасины? – весь подобравшись, король Анри так и впился взглядом в своего гостя.

– Думаю, они. Все их поганые замашки. Напали на рассвете – когда, по их расчетам, я и мой оруженосец должны были еще спать. Перед тем дня два за нами ехали, не показываясь. Но я-то видел по реакции лошадей, что неподалеку всадники. И одежда – как обычно у них бывает: никакая, нипочем ее не запомнишь. И рожи закрыты до самых глаз. (В пустыне все прикрывают лицо, но не так, чтобы даже щек не рассмотреть…) Да и выучка отменная. Как ни быстро я соображаю, а едва не попался. Мы сумели занять оборону возле горного распадка, так, чтобы прикрыть себе спину. Однако пришлось туго. Оруженосец погиб. Мне немного задело руку и бедро. Да не бойся, уже затянулось. На мне ведь, что на собаке…

– А сарацины? – небрежно поинтересовался Анри. – Те, что нападали?

– А что сарацины? Четверо удрали, к сожалению. Остальных, уверен, давно уже доели шакалы. А на что еще они годятся?

Тевтонец нахмурился, еще раз куснул персик и запил глотком вина.

– Плохо, что похоронил я Юргена прямо там, у пригорка. Завалил камнями и на одном из них выцарапал крест. Шакалы не доберутся, а так… что это за могила! Но сюда все равно не довез бы. Кто-то очень не хотел, чтобы я до тебя доехал.

– Но почему? Что за тайну ты мне сейчас откроешь? Тайну, из-за которой могут убить?

Барон пожал плечами:

– Да в том-то и дело, что это на самом деле не тайна. И совершенно непонятно, кто этого так уж боится. Но, как бы там ни было, меня просил об этом Луи Шато-Крайон, а для него я бы сделал и много больше. Ладно, смотри сам! А то я что-то слишком много болтаю…

Глава 4

«Кланяюсь и благодарю…»

После омовения, переодевшись в чистую одежду, Фридрих захватил с собой на террасу только свой кожаный, с серебряными бляшками, пояс, на котором висели драгоценные ножны с кинжалом. Теперь он взял этот кинжал и положил на стол. Ножны были серебряные, кованые, затейливо инкрустированные бирюзой и перламутром. Рукоять казалась чуть ли не одной длины с клинком и была толстой, будто рассчитанной на очень большую руку. Венчавший ее неограненный аметист в серебре был величиною с грецкий орех.

– Эта игрушка осталась у меня с тех времен, когда я еще общался с тамплиерами, – проговорил барон. – Они так привыкли из всего делать тайны, что придумывают их даже там, где можно обойтись без подобных хитростей. Но сейчас этот подарок Парсифаля мне пригодился.

Фридрих осторожно взялся за аметистовый шарик и повернул его. Тот легко отделился, и оказалось, что рукоять представляет собой полую трубку, надетую на стержень. Меж ними оставалось пустое пространство, но сейчас оно оказалось занято – на стержень был намотан кусок бумаги. Барон аккуратно развернул его, разгладил ладонью на столе и протянул своему другу.

– Вот.

– Это от Луи? – спросил король, с любопытством разглядывая необычный тайник.

Тельрамунд улыбнулся.

– Луи кое-как научился читать, но писать пока что затрудняется. Поэтому от него все – на словах. А это – письмо королевы.

Совершенно озадаченный, Анри Иерусалимский взял свиточек и тотчас ахнул:

– Элеонора Английская!

– Вот именно, – кивнул Фридрих. – Элеонора Английская, она же Элеонора Аквитанская или Гиеньская, или, сколько там у нее еще титулов? Но она прежде всего, как я понимаю, твоя бабушка?

– Есть немного! – засмеялся король. – Хотя в это никто не верит. Год назад, когда она уезжала отсюда, я не дал бы ей больше пятидесяти, да и то – если уж придираться. Но никуда не денешься: бабушка. А я, кажется, начинаю догадываться, о чем пойдет речь. Ричард, да?

– Читай! – уже почти сердито бросил Фридрих и допил свой кубок.

Письмо было написано очень мелко, писавшая знала, что ее послание придется прятать. И король лишний раз подивился, как это женщина шестидесяти семи лет ухитряется строчить такими мелкими буквами, и строчки выходят такие ровные…

«Дорогой Анри! Ваше королевское величество! (Верна себе! “Дорогой Анри” – раньше всяких там величеств!)

Прости, что смею обременить тебя лишней заботой – я хорошо знаю, сколь трудным оказалось твое служение, и как много у тебя дел и без моей просьбы. Я никогда бы к тебе не обратилась, но речь идет о самом дорогом, что есть у меня и, смею думать, о самом главном человеке для Англии. О моем сыне короле Ричарде.

Ты, конечно же, знаешь, что, отплыв год назад из Птолемиады, Ричард так и не вернулся в Англию. Прошел слух о его гибели, тем более что в ту пору, как он совершал путешествие морем, несколько раз бушевали шторма. Какое-то время все пребывали в сомнении, затем уверились в том, что короля нет в живых. Мой младший сын, граф Иоанн, тут же объявил, что наследует престол, и принялся везде и всюду об этом трубить. До поры мне удается удерживать наших подданных от признания Джонни королем, а Папу Римского – от намерения его короновать. Но долго так продолжаться не будет: этот глупец пытался управлять Англией еще во время Крестового похода, в отсутствие брата и во время моего отъезда. Он наделал здесь дел… А впрочем, вопрос ведь и не в нем! Я знаю, что Ричард жив, я почувствовала бы, если б он умер. Верь мне, Анри, я не выжившая из ума дура, я действительно всегда чувствовала его и чувствую ныне. Не так давно мне донесли, что тогда, год назад, корабль Ричарда потерпел крушение у берегов Италии, и что оттуда король пытался добраться до Англии через Германию. Там его следы обрываются. Можно предположить, что кто-то свел с ним счеты. Например – обидчивый гордец Леопольд Австрийский, с которым сын не ладил еще при осаде Птолемиады. Но – повторяю – я чувствую: Ричард жив. И если материнское чутье меня не обманывает, то он сейчас в плену, в заточении, и его нужно отыскать.