Страница 6 из 16
И она протянула ей варёную картофелину. И тут же, не спрашивая её согласия, завернула её в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул ей свой обмусоленный кусочек и пролепетал:
– Кушай, баба.
Та обняла ребёнка, и прижала его кусочек к губам.
– Спасибо, деточка, – простонала она.
Предслёзный комок стоял у неё в горле… И вдруг что-то назрело в ней и прорвалось такое мощное и сильное, что выплеснуло её горькую беду в это огромное вокзальное пространство:
– Господи! Прости его! – простонала она и сжалась в маленький комочек, закрыв лицо руками.
Старушка причитала и причитала, покачиваясь:
– Сыночек, сыночек… Дорогой… Единственный… Ненаглядный… Солнышко моё летнее… Воробышек мой неугомонный… Привёл… Оставил…
Она помолчала и, перекрестившись, сказала:
– Господи! Помилуй его грешного.
И не было у неё больше сил ни говорить, ни плакать от постигшей её безысходности.
– Детки, держитесь за бабушку, – крикнула женщина и метнулась к кассе.
– Люди добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон ту забрать, – показывала она в конец зала. – Мамою она мне будет! Поезд у меня сейчас!
Они выходили на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами.
– Ну вот, детки, маму я свою нашла, а вы – бабушку, – сияя от радости, толковала она ребятишкам.
Одной рукой она держала старушку, а другой – и сумку, и детей.
Любовь и Лев
Если любовь будет на первом месте, то всё остальное будет на своём.
Любовь – имя моей мамы, Лев – отца. Совпадение первое – отчество. Оба – Георгиевичи. Совпадение второе: год рождения – 1931, месяц – март. Разница в возрасте – 3 дня. Папа старше.
Несовпадений, впрочем, тоже хватает. Мама пережила оккупацию в Донецке. Папа в это время жил в далёком тылу, на Урале. Мама в четырнадцать лет потеряла горячо любимого отца (репрессирован по ложному доносу). Бабушка, мамина мама, с четырьмя классами церковно-приходской школы, работая, где и кем только могла, «подняла» дочку. Окончив техникум, мама уехала в Одессу, поступать в институт.
Папа вырос в благополучной семье (мой дед был горным инженером, даже во время войны в армию его не взяли, воюющей стране нужен был уголь). Мечтая продолжить династию, папа поступил в Горный институт в Днепропетровске.
Техникум мама окончила фармацевтический. И в Одессу приехала поступать в Фармацевтический институт. Но не прошла по конкурсу. Стояла у дверей института и горько плакала. Маленькая, очень худенькая, со светлыми кудрявыми волосами. Тут к ней подошёл солидный мужчина в костюме. О причине слез не спросил – и так всё ясно. Сразу приступил к делу – поступайте к нам, в Кредитно-экономический институт, у нас недобор студентов. Удивительно, но в те годы профессия финансиста особой популярностью не пользовалась. В результате, чудом сдав экзамены (в техникуме математику и географию почти не изучала), поступила.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Провалив поступление в Фармацевтический институт, мама сделала первый шаг к самой главной Встрече в своей жизни. В Кредитно-экономическом институте она подружилась с Тамилой (любили на Украине называть девочек экзотическими именами). Интересно, что Тамила тоже изначально поступала в другой институт, а в Кредитно-экономический попала «по несчастью», повторив мамину историю. Но важно другое: Тамила была одноклассницей моего папы и девушкой его лучшего друга, который вместе с папой учился в Горном институте в Днепропетровске.
После третьего курса у мамы предполагалась производственная практика. Нужно было выбирать город, где практику проходить. Тамила, конечно, выбрала Днепропетровск, где её ждал любимый парень. А у моей мамы в Днепропетровске жил дядя, старший бабушкин брат. Вот тут и случилась Встреча.
Рассказ мамы: «Тамила всё звала с собой, когда шла с Витей гулять. Я сначала отказывалась, не хотела быть третьей лишней. А она говорила, что третьей я не буду, мол, познакомлю тебя со Львом. Наконец я согласилась. Встретились. Смотрю – чёрный, смуглый, маленького роста, в толстых очках. И бука такой, ни слова не сказал, лишь смотрел всё время».
Рассказ папы: «Я как увидел её, так сразу и влюбился. Разглядел всю, и кудряшки, и глаза голубые, и маленькую ножку. Сразу понял: это – моя будущая жена. И приступил к осаде».
Осада велась планомерно. Сначала папа с другом по каким-то своим каналам вышли на тепличное хозяйство. Отправились туда и на последние оставшиеся от стипендии деньги купили огромные охапки (мама, смеясь, называла их «вениками») роз. Веник не веник, но таких роскошных букетов маме никто до этого не дарил. Она согласилась на первое отдельное (т. е. без Тамилы и друга) свидание.
На свидание папа пришёл с пакетом (на Украине говорили – с кульком) псевдошоколадных конфет «Кавказские», которые продавались без фантиков, вразвес. На лучшие конфеты денег не было. Неизбалованной маме и эти дешёвые конфеты очень нравились. Но тут папа совершил ошибку, чуть не ставшую роковой. Была у него привычка: усаживаться на лавочке вольно, положив руку на спинку. А мама решила, что он хочет её обнять. Тогда, в 1952, девушки воспитывались не так, как в 21 веке. Мама такой вольности простить не могла, а потому вспылила, вскочила с лавочки и убежала. Папе пришлось догонять, долго объясняться и извиняться. Помирились. Больше всего маме было жалко оставшийся на лавочке кулёк с «Кавказскими».
Букеты, почти шоколадные конфеты… Да, забыла, была ещё форма студента Горного института. А ещё папа был букой только с незнакомыми, при более близком знакомстве выяснилось, что он много читает, много знает, любит пошутить. В общем, мама тоже влюбилась.
Тут, впрочем, действующие лица расходятся в показаниях. Папа уверяет, что на втором свидании они поцеловались. Мама очень возмущается и горячо доказывает, что это было не на втором, а на третьем свидании. Думаю, кто из них прав, я не узнаю никогда.
Год они переписывались. На практику мама опять попросилась в Днепропетровск. Когда папа сделал предложение, мама сказала, что, прежде чем ответить, должна ему кое-что сказать. Папа побледнел. Уж не знаю, какие возможные «скелеты в шкафу» могли его так напугать. Зато мама хорошо знала, как любящие женихи некоторых её подруг теряли любовный пыл, узнав о будущем родственнике – враге народа. Но папу известие о судьбе маминого отца не напугало, хотя он прекрасно сознавал, чем это чревато для его будущей карьеры.
25 апреля 1953 года мама и папа поженились. Никакой свадьбы в современном понимании этого слова не было. Зашли в загс, расписались. «Отметили» бракосочетание в столовой. Не было ни платья белого, ни колец. Не по средствам такая роскошь для бедных студентов. Через несколько дней мамина практика закончилась, она поехала в Одессу, защищать диплом. А у папы началась история с переводом по приказу свыше в другой институт – стране нужны были специалисты-ракетчики. Впрочем, о карьере и работе – не здесь. Здесь – только о любви.
В начале марта 2016-го моим родителям исполнилось 85 лет каждому. А 25 апреля – 63-я годовщина их совместной жизни. Много лет. Много радости и горя. Толстой писал, что все счастливые семьи счастливы одинаково. Очень цитируемая фраза и, на мой взгляд, не слишком мудрая. Что такое – счастливая семья? Чем измерить этот показатель? И разве может такая неповторимая вещь, как жизнь, быть «одинаковой»?
У моих родителей было всё – и счастье, и горе, и дальние дороги, и мелкие хлопоты, и бурные ссоры (характеры у обоих «взрывные»). Их брак ни родители отца, ни мамины родственники не приняли с восторгом. Златых палат им никто не приготовил: неимоверным счастьем казалась комната в коммуналке со старой, отданной маминым дядей кроватью и тумбочкой.
Было пятилетнее ожидание первенца. Потом – долгожданная беременность. Тяжелейшие роды, ошибка врачей. Смерть новорождённой девочки. Папа через несколько лет после этого рассказал маме: когда он шёл по летнему городу из роддома, оставив там исстрадавшуюся, потерявшую ребёнка жену, он смотрел на идущих навстречу женщин с детьми и готов был перед каждой стать на колени.