Все реки петляют

Пока народ обсуждает детали, я с удивлением обнаруживаю ещё одну ось вращения — продольную, которой оперирует второй член артиллерийского расчета. Это, чтобы при качке ствол ни в одну сторону не заваливало. И простенький прицел из мушки с целиком оставался бы прицелом именно туда, а не куда-то в ту сторону. Вообще-то здорово придумано, без лишних наворотов. Хотя и на глазок работает эта механика, но до гироскопов нам ещё много лет расти. Да и вообще названный вертлюгом пушечный станок неплох. Главное здесь то, что орудие с него снимается легко — ремонт заменой — в бою вещь актуальная. За полчасика дебатов это признали и те, кто конкретно в данной разработке не участвовал. Осталось полчасика на новый материал про круговорот воды в природе. Про туманы, дожди, облака…

Как бы на этом на сегодня и всё, но ночью будет урок астрономии, потому что погода обещает быть ясной, а отец вместе со своим ремонтируемым флейтом сидит отсюда всего в часе езды верхом. Он часто ночует дома, а на занятия его «подписала» Сонька. Часть школяров остается ночевать здесь, в хозяйском доме. Дело это добровольное, комната с нарами имеется, кормят. Опять же можно тайком пробраться в кузницу и поделать гвоздей, если подберется подходящая компания. Или в сарае арбалетом позаниматься — нынче тут мода такая — делать самострелы, придумывая собственные конструкции. Яблок с друзьями наворовать из сада… За которым ухаживали днём, но тогда яблоки в нём были невкусные. Кто-то и на рыбалку завеется, а другой лошадку разомнет в свободную минутку. У пацанов всегда найдется дело по душе. Есть книгочеи, есть любители вырезать из дерева. Или домой кто уйдет порадовать маменьку честно заработанным шиллингом. Нормальное у мальчишек детство. И интересы у всех разные. Вот вижу, как огненный плевок вылетел из-за угла каменного сарая и прямиком — в кучу опавших листьев, приготовленных для сожжения. Лежит себе огонек, горит. Подходят к нему две фигуры — большая и маленькая, и начинают гасить пионерским способом. Сонька затаила дыхание и, пока её не увидели, ушла на цыпочках. Но услышать удаленное замечание мы успели. Вывод прост — Аптекарь и Гарри испытывают очередную рецептуру напалма. Этот вариант их очередной смеси погасить обычным способом не получилось.

— А с солью пламя было красивей, чем добавкой куриного помёта.

— Чего это красивей? Тот же оттенок. И с индийской селитрой таким же цветом горело. Жалко, что эти смеси расслаиваются, если их не перемешивать. Зато с бараньим жиром лучше прилипает. Надо будет ещё с козьими катышками испытать.

— С содой не пробовали, и с оливковым маслом, — припоминает Аптекарь, — уксуса не добавляли…

… — и не перчили, — хихикает Гарри. Голоса удаляются, а любопытная Сонька подходит к куче листвы — огонёк продолжает тихо гореть — парни его так полностью и не залили. То есть, в принципе, напалм уже есть, но ребята продолжают перебирать варианты, что-то уточняя. Или исследованиями увлеклись?

— Спасибо, Джонатан. Денег, которые ты мне присылаешь вполне достаточно. Просто возникла заминка в занятиях из-за того, что один из преподавателей умер от дизентерии, а ещё двое готовятся за ним последовать. Я решил, что лучше переждать это время подальше от заразы, — с этих слов Эдуарда начался разговор за ужином.

— Кембридж отсюда не так далеко, — встревожилась мама. Как я её понимаю! В эту эпоху эпидемии приводят к подчас ужасающим потерям. Чума, корь, оспа — это то, что буквально на слуху. Двух десятков лет не прошло, как от чумы пол-Лондона вымерло. Аккурат за год до того, как он выгорел дотла. Так что и дизентерия пугает ничуть не меньше. Как и, наверное, тиф, хотя два последних заболевания связаны с гигиеной. Вернее, с её отсутствием.

Моя-то Софочка руки моет с мылом и когда запачкаться, и перед едой. А ещё утром, перед сном и после туалета. Да, не только она способна на меня натопать, капать ей на мозги я тоже умею. Последовательница у нас одна — Мэри. Остальные, хоть и знают про маленьких невидимых зверьков, от которых портится пища и бывают болезни, но заниматься наведением чистоты на самих себя как-то не торопятся. Поэтому я терпеливо жду, когда братья наговорятся о живущей в Лондоне сестрице Аннабель, вспомнят дела давно минувших дней, откушают вина и отведают угощений. Подобные гости в этом доме нечасты. Хотя, Эдуард и не совсем гость — он в этом доме вырос. У него тут имеется своя комната, где хранятся памятные с детства вещи.

Сам же я тем временем припоминаю, что про эпидемии дизентерии как-то раньше не слыхивал, а вот о вспышках заболеваемости что-то проскльзывало даже в двадцатом веке. Ну да я не доктор. Может, и преувеличиваю опасность, но отмахнуться от неё не могу. Тем более, что весь такой образованный папин брат попросту сделал ноги из мест, где отмечены случаи этого дающего серьёзные последствия недуга. Вплоть до летального исхода. Как ни крути, Эдуард будущий учёный — человек с не чересчур закостенелым сознанием.

Поэтому утром ещё перед началом работ в кузнице у старших и уроков у младших Софочка собрала весь личный состав, построила и объявила чрезвычайное положение по случаю угрозы дизентерии. Напомнила о маленьких невидимых зверьках, объяснила необходимость мытья рук перед едой и после туалета, после чего раздала мыло и направила бойцов в народ. Сначала в собственные семьи, а дальше и по соседям.

Откуда у нас в доме столько моющих средств? Из-за моего прокола с применением мыла в напалме в качестве загустителя. Может, у кого-то оно что-то и загущает, но не у нас. А закупили его с большим запасом, потому, что оптом дешевле. Да и выбирали максимально недорогое, похожее на наше хозяйственное. Зато сразу два ящика.

Контролировать исполнение и проверять доходчивость донесения стратегически важных сведений до населения отправились обе дочери хозяев и хозяйская же крестница. Угроза смертельного поноса оказалась убедительной — не напрасно мы четыре дня подряд умоляли наших арендаторов не умирать по-глупому.

Чтобы сразу стало ясно, докладываю — весной случаи этой болезни унесли несколько жизней и в Ипсвиче, и в окрестных деревнях. Даже в отдельных хуторах были жертвы. Но на землях Корнов никто не заболел.

Вернусь, однако, к дяде. Он заметно моложе нашего папы. Науками, похоже, интересуется всерьёз, потому что бойко шпарит на латыни — международном языке нынешних учёных. Посещает все наши уроки, отчего Сонька мгновенно запрягла его вести английскую грамматику. Но на математике и природоведении он молча слушает, временами записывая. Бывает и на работах — в кузнице послушно крутит валки. То есть заменяет пару детских сил. Но в основном молчит и смотрит. Прорвало его, однако, когда мы отстреливали пушку по схеме "полчаса пальбы в режиме боя". Два-три выстрела в минуту. Пуляли берёзовыми чурбаками, поскольку нормальных подогнанных снарядов у нас мало, а отрезки брёвен ободрали в размер на токарном станке, выбрав длину, чтобы получился вес в канонические четыре фунта.

Беспокоил меня процесс отката — нестабильно он выглядел. Разная длина, торможение от участка к участку меняется с неодинаковой скоростью. Поэтому после десятка выпущенных снарядов мы приподняли заднюю часть орудия, вынув её из рамы, подставили ведро и открутили пробку.

— Семён Семёныч! — воскликнула Софочка на чистом русском и хлопнула себя ладошкой по лбу — масло было белесым, что указывало на присутствие в нём мелких пузырьков газа. Думаете, воздуха? Отчасти. То есть это мог быть азот, в то время, как кислород в условиях высокой температуры, возникающей при сжатиях, сжёг сколько-то масла, образовав водяной пар и углекислый газ, которые во взвешенном состоянии и создали белесое облако, висящее в недавно чистом, как слеза, масле. Так мы в эту не от великого ума возникшую топку ещё и подпускали свежего воздуха, отчего процессы окисления проходили в трудноописуемых вариациях, причём неоднородно. Хорошо, что стенки цилиндра и поршня толстые — ведь могло и бабахнуть! Оно, может и бабахало, замедляя скорость отката. Снаружи-то не видно.