Страница 5 из 17
Слово 3: Стегинт
Берестье стоял среди обширных лесов в глубине Волынского княжества на острове между Бугом, Муховцом и узкой протокой. Около сотни дворов. Тесные деревянные избы с хозяйственными пристройками. Улицы, вымощенные продольно расколотыми бревнами. Вокруг острова возвышалась крепостная стена. Около въездной вежи разместился княжий двор. Выше других построек поднималось единственное каменное сооружение – одноглавая церковь Святого Петра. Напротив брамы[23] через протоку перекинут мост, соединявший остров с окольным городом. Его постройки и дворы были просторнее, однако в случае внезапного нападения крепостные стены не могли защитить его жителей.
Город принял странника с далекого запада настороженно. Странный был этот монах. Стрижка что ли у него была не такая? Мужики молча рассматривали гостя, покручивали усы, немногие просили благословения. Бабы косились и перешептывались. Дети нашли забаву отслеживать его передвижения, словно охотясь, но когда монах оборачивался и смотрел на них, пугающе выпучивая глаза, удирали, а он ухмылялся в рыжие усы и продолжал путь. Княжеские люди относились к гостю почтительно – кормили, позволяли свободно передвигаться по городу, но когда он выходил за ворота, за ним следовал кто-нибудь из холопов или дружинников.
В назначенный срок Владимир не принял Патрика. В городе что-то случилось. Женщины голосили, мужики ходили смурые. Ирландец провел день в избушке, читая молитвы. На следующий день он узнал от приходского священника, что где-то в Мазовии погибли тридцать семь людей князя, среди которых было немало берестян. Владимир велел собирать войско и уехал в столицу. Понимая, что оказался в чужом городе в плохое время, Патрик еще день остерегался отходить от избы.
Рядом с речной пристанью разместился небольшой рынок, посещаемый торговцами, путь которых лежал по Бугу, – польскими из Мазовии и русскими из Волыни и Галиции. Гости с запада обычно продавали сукно, ремесленные изделия, оружие, покупали шкуры и кожи, мед, воск. Могли купить хлеба и мяса в дорогу – за еду в этом году платили дорого.
К берегу пристала ладья. Коренастый купец с окладистой бородой сошел на землю, ведя за собой худого босоногого подростка. Веревка стягивала невольнику шею. Обношенная рубаха без рукавов открывала тонкие жилистые руки. Порты едва прикрывали колени. Лицо у него было узкое и загоревшее, темно-русые волосы взлохмачены. Мальчик терпеливо сносил боль и только изредка постреливал исподлобья колючими глазами. Купец остановился посреди рынка, широко расставив ноги, как кряжистое дерево, и, оглядевшись, спросил громким и наглым басом:
– Кто Тита видел?
– Здрав будь, Ярыга, – спокойно сказал ему один из горожан, человек лет сорока, в простой, но чистой одежде.
– И тебе быть здоровым, Борко. Тита ищу.
– Нет его в городе.
– Как это нет?
– Людей спроси, если мне не веришь. В леса ушел на охоту. Когда вернется, Бог весть.
– Да ведь он сказал давеча, что купит у меня ятвяга!
– Зачем ему ятвяг?
– Не знаю, какого черта ему понадобился ятвяг, но я его привез, как договорились! Что мне делать теперь с этим зверенышем? – купец резко дернул веревку. – Покупай ты, раз его нет.
– Успокойся, Ярыга. С тобой Тит договаривался. Не я. С ним и разбирайся.
– Я этого Тита увижу, на дереве подвешу за ноги! Так ему и передай.
– Тогда скорее он тебя подвесит, Ярыга. Не обижайся.
Купец сплюнул на землю и бранно выругался.
– Этот мальчик – ятвяг? – спросил кто-то третий.
Мужики обернулись и увидели монаха в зеленом плаще.
– Ну да… – отозвался торговец, взглядом оценивая латинянина, – ятвяг-злинец, пять лет назад во время последней войны взял. Выносливый. Ест мало.
Патрик приблизился. Мальчик зыркнул на него волчьим взглядом, от которого проповеднику стало немного не по себе.
– Как звать тебя?
Ответа не последовало.
– Он не говорит по-русски?
– Говорит. Но если упрется, не уступит, пока хлыстом не уважишь.
Патрик присел на корточки и, глядя на пленника снизу вверх, заговорил на другом языке. Ярыга и Борко переглянулись, догадавшись, что монах говорит по-ятвяжски.
– Я попробую тебя выкупить. Ты будешь свободен и сможешь вернуться на родину. Но мне нужно, чтобы ты сопровождал меня там, потому что я направляюсь туда же. Мне нужно, чтобы ты помогал мне находить пути, разговаривать с твоими соплеменниками, объяснял их обычаи.
Ятвяг пристально посмотрел на Патрика.
– Ты христианский вайделот?[24]
– Да, – согласился Патрик подумав.
– Идешь к нам говорить про своего Бога?
– Верно.
– Ты дурень.
– Почему?
– Тебя убьют.
– Не похоже, что ты ищешь свободы.
– Если хочешь, заплати за меня. Я пойду с тобой. Но я не буду тебя защищать.
– Этого от тебя не потребуется… – согласился ирландец.
Патрик поднялся и обратился к хозяину:
– Какую цену ты хочешь?
– Тит обещал хороший выкуп, – почесал затылок Ярыга, – гривну серебра[25] и тридцать шкурок сверху.
– Ты хочешь продать раба по цене рабыни? – заметил Борко, скрестив руки на груди.
– Да ты посмотри, какие у него зубы! Все на месте. Глянь, жилистый какой! Один раз покормишь, и день будет работать…
– Я дам за него восемь английских монет[26], – сказал Патрик.
Ярыга громко расхохотался.
– Двенадцать монет, – согласился ирландец, – больше у меня нет.
– Да я лучше утоплю его здесь перед рынком за то, что он мне столько крови попортил!
– У меня, правда, больше нет серебра, – повторил Патрик, – а у тебя, кажется, больше нет покупателей.
Ярыга прищелкнул языком, посмотрел еще раз внимательно на проповедника.
– Отдашь мне сверх того свой плащ.
Патрик подумал.
– Нет, – покачал он головой, – скоро осень. Холода в этом краю суровые. Я захвораю и умру. Зачем тогда мне раб?
Ярыга тяжело выдохнул, подумал еще и кивнул. Патрик снял пояс, распорол подкладку и достал последние двенадцать монет из тех сорока, что взял месяц назад в дорогу.
– Он сбежит от тебя, – предостерег Борко монаха.
Торговец покосился, но промолчал. Ирландец отдал деньги. Борко удалился, сказав что-то на ухо стоявшему неподалеку дружиннику. Купец пересчитал монеты, подбросил несколько раз на ладони – серебро заблестело на солнце. Опустив деньги в калиту на поясе, Ярыга подтолкнул мальчика к новому хозяину, развернулся и пошел к кораблю. Торговая ладья отошла от берега.
Патрик протянул руки, чтобы снять веревку, мальчик отшатнулся.
– Не бойся! – убедительно сказал Патрик. – Ты голоден? Иди за мной.
Он отвел отрока в поварню и отдал ему свой обед. Голодный ятвяг накинулся на похлебку.
– Скажешь наконец мне свое имя? – спросил Патрик.
– Стегинт.
– Будешь носить мою суму, Стегинт…
Стоило Патрику потерять ятвяга из виду, как тот сбежал. Это было бы сносной потерей, но беглец унес суму проповедника.
В тот день Владимир Василькович вернулся в город и призвал ирландского священника. Патрик поспешил в княжие покои. Владимир сидел, наклонившись вперед, опершись на колени ладонью одной и локтем другой руки. На его лице читалось напряжение, глаза холодно блестели. Рядом с троном в богатой боярской одежде стоял Борко.
– Ты все еще хочешь умереть в Ятвягии? – спросил Владимир.
– Я все еще хочу проповедовать ятвягам, – подтвердил Патрик.
23
Брама – ворота, преимущественно защитного типа. Старославянское слово, сохранившееся во многих славянских языках, имеет один корень со словом «оборона».
24
Вайделоты – языческие жрецы у пруссов, литовцев и других балтских племен.
25
Гривна серебра весила около 204 граммов серебра. Такова же была средняя цена раба (рабыни стоили дороже). Во время войн, когда появлялось много пленников и предложение превышало обычный спрос, бывало, что цены падали в десять раз и даже больше.
26
Пенни (пенс) – средневековая монета Англии. В 1179 г. – 1,45 граммов серебра.