Кровь Дракона

Удар. И еще удар. Связки приемов чередовались одним за другим, сливаясь в бесконечное мельтешение клинков, в котором непосвященный ничего бы не понял, но был бы заворожен этим смертельным танцем. За все время боя Джон ни разу не использовал Крик, ведь даже самая крошечная заминка могла стать фатальной. Рисковать он не имел права, хоть и очень хотелось.

В небе над головой раздалось хлопанье мощных крыльев, но Джон не позволил себе отвлечься, ведь малейшая ошибка в схватке со столь опасным противником будет мгновенно стоить ему жизни. А вот Король Ночи неожиданно отскочил назад, разрывая дистанцию, и взмахом руки создал между собой и Джоном ледяной барьер. Его взор уперся в огромного дракона, что приземлился на снег и теперь с интересом смотрел на Белого Ходока.

— Как интересно, — пророкотал дракон. — Ты в ловушке, жаждешь свободы, но даже зная, где находится выход, не можешь остановиться. Тебя гонит чужая воля, воля тех, кто уже давно мертв.

Король Ночи молчал и никак не реагировал, и даже когда Джон Криком разнес ледяную стену вдребезги, никак на это не отреагировал. Сам Джон посмотрел на дракона и на короткий миг опешил. Дюрневир изменился. Его чешуя утратила мертвенный оттенок, став кроваво-красной, исчезли прорехи в чешуе, перепонки крыльев заросли. Дракон перестал напоминать нежить и теперь выглядел очень даже живым.

— Мне жаль тебя, пленника в собственном теле, — произнес Дюрневир.

Король Ночи открыл рот, издав все тот же шелест, в котором, тем не менее, можно было разобрать слова:

— МЕНЯ СОЗДАЛИ УБИВАТЬ. УБИВАТЬ ТЕХ, КТО БЫЛ МНЕ БЛИЗОК. Я ДОЛЖЕН БЫЛ УБИВАТЬ ТЕХ, КОГО Я НАЗЫВАЛ ДРУЗЬЯМИ И СОРАТНИКАМИ.

— Твои создатели, — произнес дракон, — они пожалели об этом. Ты смог отомстить им, но свободу так и не обрел. Понимаю. Единственный способ освободиться — это умереть, но ты воин, и мысль о смерти претит тебе. Что-что, а в выборе твои создатели не ошиблись.

— Его свобода лежит через смерть? — уточнил Джон, и в тот же миг Король Ночи обернулся, вскидывая меч. — Это можно устроить.

— Он прав, — проговорил Дюрневир. — Перед тобой тот, кто может дать тебе желаемое. Просто не сопротивляйся.

— НИКОГДА.

Бой вспыхнул с новой силой, удары стали более яростными, и впервые Джон заметил что-то новое в поведении Короля Ночи. Ледяная броня, в которую тот заковал свою душу, наконец-то дала брешь, и в глазах Белого Ходока мелькнули первые намеки на гнев. Теперь он сражался куда более яростно, и будь Джон один, продержался бы он не долго. Но сейчас у него наконец-то появился союзник.

Зная о том, что огонь Королю Ночи не страшен, Дюрневир пустил в ход магию. Поток света, пронизанный синим пламенем, ударил в спину Белого Ходока, но в итоге лишь замедлил его, не нанеся тому ни малейшего урона. Но даже этому Джон был рад, ведь мощный натиск Короля Ночи спал, и вот уже сам Джон перешел в наступление, самым кончиком меча задев руку Ходока. Его кожа в этом месте стала еще более белой, что казалось невозможным, покрылась чем-то, похожим на иней и стала дымиться. Следующий выпад чуть было не достиг живота, но Король Ночи в последний момент сумел парировать удар, но в спину ему полетели стрелы.

Призрачные скелеты, призванные Дюрневиром, вступили в бой. И пусть их стрелы по сути были бесполезны, но они еще сильнее замедлили Короля Ночи, особенно после того, как на него навалились мечники. Размахивая огромными двуручниками из черного железа, они старались зацепить Ходока, но лишь рассыпались в прах под ударами его ледяного меча.

Король Ночи в бою был страшен. Каждый его удар достигал цели, скелеты при всем желании не могли до него добраться, но их задача была в ином. Они должны были задержать его ровно настолько, чтобы Джон успел воспользоваться этим моментом, и тот не упустил свой шанс:

— Mul! Qah! Diiv!

Эфирное пламя окутало его тело, превращая его в подобие драконьей чешуи, мышцы налились небывалой силой. Не тратя время попросту, Джон ринулся вперед, двигаясь с небывалой скоростью. Казалось, будто весь мир вокруг замедлился, и даже Король Ночи, грозный и безжалостный, двигался словно сонная муха. Длинный Коготь обрушился на ледяной меч, отбивая его в сторону, чтобы уже через миг вонзиться в грудь Короля Ночи.

Раздался противный хруст, древняя плоть неохотно поддавалась валирийской стали, но Джон давил на рукоять обеими руками до тех пор, пока острие меча не вышло у Короля Ночи из спины. Тот замер, не в силах оторвать взгляд от меча, пронзившего его грудь, после чего он схватил меч руками, словно пытаясь вырвать его из раны. Джон ощутил, насколько холодной стала рукоять меча, но лишь крепче ее сжал, чувствуя леденящий холод обрубками пальцев. Наконец Король Ночи повалился на снег, запрокинув голову.

Рана исходила паром, и Джон наконец-то извлек меч из тела, ошарашенно наблюдая за тем, как то изменяется. Роговые отростки, что напоминали корону, растаяли, кожа стала разглаживаться на глазах и принимать более нормальный цвет. Его синие, ледяные глаза стали тускнеть, пока не стали серыми. Когда трансформация завершилась, перед Джоном предстал мужчина лет тридцати, в зияющей ране которого что-то сверкало. Склонившись над телом, Джон погрузил пальцы в рану и извлек из нее осколки драконьего стекла, разбитые ударом его меча.

— Он должен был стать оружием, Кванарин, — пророкотал Дюрневир. — Но оружие обратилось против своих создателей, став погибелью для всего мира. Так всегда и бывает. Создавая нечто могущественное, будь готов к тому, что твое творение обратится против тебя.

— Уже не важно, что послужило причиной его поступкам, — ответил Джон, наблюдая за тем, как тело стало обращаться в прах. Король Ночи слишком долго прожил на этом свете, и теперь время наверстывало упущенное. — Самое главное, что он мертв.

— Воистину так, — согласился дракон.

— А что с тобой? — спросил Джон. — Ты перестал походить на мертвеца.

Дюрневир ничего не ответил, лишь поднял голову к небу, где все еще горели огни сияния. Тысячи, даже миллионы душ людей и животных обрели свободу, а души — это сила. Дракон обладал обширными познаниями в этом вопросе, а потому не упустил момента воспользоваться случаем.

Джон это понял.

— Я свободен, Кванарин, — наконец-то пророкотал Дюрневир. — Наконец-то я истинно свободен и теперь волен лететь куда захочу.

— Поздравляю, — ответил Джон. — Но перед тем, как ты отправишься странствовать в этом новом мире, сделай еще кое-что.

— Что именно?

— Отнеси меня домой.

Спустя несколько минут огромный красный дракон взмыл в небо и устремился на юг, в царство живых. Сидевший на его спине Джон ощутил, как мир вокруг него меняется, перестраивается. Пусть этого еще никто не знал и заметит также не скоро, но зима закончилась.

====== Часть 27 ======

Если со стороны посмотреть на Старый замок, то тот напоминал разворошенный муравейник. Люди бегали по двору, суетились на стенах, словно умалишенные бегали по коридору, испытывая при этом лихорадочное возбуждение. Волнение висело в воздухе, его практически можно было пощупать руками, но впервые за долгое время это волнение было не тревожным, а радостным. Взгляды большинства обитателей замка были устремлены на север.

Бран Старк поведал им, что Белый Волк возвращается домой.

В тот же день эти вести на крыльях воронов разлетелись повсеместно, распространяя радостные новости. И пусть на севере по прежнему властвовала зимняя ночь, но на некоторое время снег перестал сыпать, а тучи расступились, открыв взору усеянное звездами небо. И все эти дни, на радость людям, небо далеко на севере переливалось всеми известными красками, что вызывало у северян несказанный восторг. Людям казалось, что над истерзанным войной королевством наконец-то взошло солнце. На их лицах появились улыбки, в замке даже можно было услышать смех. Ужас, что безраздельно царил в их душах, вцепившись в них ледяными когтями, наконец-то отступил.

Санса стояла на крепостной стене, когда услышала скрип снега за спиной. Обернувшись, девушка увидела осторожно идущую к ней Вель, за которой по пятам следовали две служанки, с тревогой следящие за своей подопечной. Блондинка лишь недавно окрепла и тут же пожелала гулять, а все слова мейстера о том, что в ее положении нельзя перенапрягаться, одичалая пропустила мимо ушей. Она было сильной женщиной Вольного народа, а потому никто не смел указывать ей что можно делать, а что нет.