Гнев

Если только она попробует снова мстить, Веретинский кожу с нее сдерет. Потому что глупость простительна, а месть – нет. Инициатива, напор, жесткость – иного языка они не понимают, им в детстве внушили послушание, отсюда и пошлейшая игра в папочку, и образы служанок и медсестричек в порно.

В ответ на сообщение Глеба, что он поссорился с Лидой, Слава отправил картинку с Саймоном Кентервилем из советского мультфильма. Поверх изображения красовалась надпись «Убил жену – обрел бессмертие».

Шутку понял, смешно.

Везет тебе. Не разобрать, что хуже: читать стихи в «Инстаграмме» или спускать деньги в лохотроне.

Разные формы самообмана, только и всего. Кстати, мне импонирует твоя лингвистическая выучка.

Чего?

Раньше я и сам «Инстаграм» через две «м» писал.

Веретинский просмотрел обновления у Алисы. Клубничный торт и смузи, закат над Казанкой, бутылка французского вина из супермаркета – это прибавления в «Инстаграме». Помимо них, бывшая опубликовала три репоста «ВКонтакте» и измышления там же о природе времени: «Если бы можно было бы вернуть безвозвратно утраченное, я бы вернула тот августовский день лучистый и беззаботный». Запятую пропустила, дура, и вторая «бы» лишняя. Посоветовать тебе, что ли, редактора.

Лана привычно активно выражалась в «Твиттере». Сегодня начирикала аж четыре послания. Целый мир узнал, какие уникальные карандаши доставили ей с «Али-Экспресс» и какой изящный на почте сделали комплимент. Кроме того, Лана определилась, что лучший обед – латте с сигаретой, а новая версия «Дубль Гис» удобнее предыдущей. Да-да, расскажи о свежем приложении от «Андроид» или о выходках мобильного оператора. Расскажи, что заказала в кафе и кого встретила на остановке. Всем ведь умереть как интересно. Это еще Лана не включила заезженную пластинку о невероятном Париже, куда летала на концерт «Muse», и не упомянула о вечном ее декадентском недосыпе.

Когда Глеб пришел на кухню выпить воды, Лида оттирала кухонную плиту. Рука с губкой яростно выводила круги по эмали.

– У меня полно работы, – сказал Веретинский. – Надо добить календарный план и приступить к статье.

Лида продолжила тереть, словно накануне званого ужина.

– Раздвину кресло и заночую в кабинете.

– Твое дело.

– Хотел предупредить.

– Предупредил.

– Доброй ночи. Хозяюшка.

– Доброй ночи.

Видимо, примирения не достичь. С ними всегда так: шагов навстречу им мало, непременно нужно явиться с покаянием и бросить к ногам тысячу сожалений, будто ты грешник распоследний. Не только смягчить сердце, но и унизиться.

Вернувшись к компьютеру, Глеб трудился над календарным планом не более получаса. Когда оставалось сделать лишь заключительный рывок, Веретинский свернул вордовский документ и открыл чистый лист. Будет вам пост в социальных сетях, закачаетесь от волнения.

Чем активнее я стараюсь подчинить себе обстоятельства, тем активнее они подчиняют себе меня. Действие равно противодействию. Будь аморфным. Будь буддистом.

Текст выходил куцый, легковесный, в стиле интервью инфантильной рок-звезды. Для основательности Глеб пристегнул второй абзац.

Буддизм – философия смерти. Смерть – конечная цель буддизма, а его практики – теоретический опыт многократного умирания. По буддизму, воля к смерти – удел сильных, удел зрячих, смирившихся с невозможностью достичь счастья и отказавшихся от влечения к нему. Именно этим буддизм неприятен витальному индуизму, а также авраамическим религиям, настраивающим субъекта на поиск божественной благодати и на посмертное существование.

Если бы Глебу платили за непредвзятое мнение, он накатал бы серию постов общим размером с многотомную энциклопедию. Высказался бы и по поводу русской идеи, и по поводу обскурантизма. И по капитализму бы прокатился, и Холокост бы помянул, почему нет. О, если бы он монографию по советскому авангарду с аналогичным энтузиазмом творил…

Веретинский опубликовал пост о буддизме «ВКонтакте» и на «Фейсбуке». Ближе к полуночи мало кто читал пространные заметки, в основном все разбредались по уютным чатикам и перепискам, поэтому оглушительной реакции Глеб не ждал.

Он полагал, что на «Фейсбуке», в отличие от «ВКонтакте», публика поумнее. На обоих сайтах Веретинский не проводил много времени, так как в противном случае задыхался от информационной передозировки. Круг подписки Глеба составляла приближенная к словотворчеству общественность: литературоведы, журналисты, критики, редакторы и прочие сочувствующие. Все они выражались охотно и развернуто, поэтому обсуждение непроясненной строчки из Бродского или Мандельштама растягивалось в среднем на двое суток. Кроме того, едва ли не каждый из тех, кто по призванию и по роду службы творил словесную реальность, считал необходимым откликнуться на зов дня и ветром репостов разнести по Сети свое отношение к сирийскому конфликту, к обманутым дольщикам или сталинским репрессиям. Порой и Веретинский любопытствовал, с какой интонацией произнес слово «безопасность» Путин на очередном выступлении, и все же размножение в геометрической прогрессии бесполезных текстов как минимум смущало. Настораживали голоса, звучащие только затем, чтобы не быть преданными забвению, чтобы не выпасть из обитаемых пределов. Голоса складывались в шум, а шум вынуждал говорить чаще и громче. Это напоминало паранойю с атомной бомбой: никто не желал войны, но всякий, кто мнил большим свой фаллос, наращивал ядерный потенциал и втягивался в гонку вооружений – чтобы не было войны.

Будь Глеб владельцем «Фейсбука», он установил бы ограничение на три записи в месяц.

Веретинский не мог сосредоточиться на календарном плане и вновь нажал на вкладку «ВКонтакте». Два лайка, комментариев нет. Прямо как в песне Анжелики Варум.

В коридоре хлопнула дверь, щелкнула задвижка. Лида заперлась в ванной.

Это не на пару минут. Значит, Глеба не застанут.

Из ящика в столе извлеклась похудевшая пачка влажных салфеток, пальцы машинально набрали в поисковой строке название заветной группы.

Трепет охватил Веретинского еще до того, как первая фотография попала в поле зрения. Сердце ускорилось, кровь прилила к тазу. Первую порцию свежих девочек Глеб пролистал моментально, не цепляясь за детали. Все равно лица у них почти одинаковые, глуповатые и благостные, разница лишь в прическах и в одежде. Следующий ряд снимков был рассмотрен медленно, придирчиво. Юбка с колготками, юбка с чулками, юбка с носками, шортики, джинсы в обтяжку, платья. Диапазон цветов такой, что хоть карнавал устраивай в честь гетер с кукольными рожами.

Вот. То самое. Грудастая блондиночка в черном и загорелая брюнетка в желтом, на фоне ковра с лисичками. Чулок сполз по бедру, подол задрался, хитрые развратные твари, вам даже притворяться незачем, разрешите вас выебать, с резинкой и без…

За миг Глеб успел поднести салфетку. Его туловище склонилось набок и подергивалось. Увидь Лида со спины – решила бы, будто его инсульт хватил. А он всего-навсего убил очередного ребенка.

Выбор падал на всяких: на обнаженных и на наряженных по всем канонам косплея, на худощавых и на дородных, на симпатичных и на откровенно посредственных, на лесбиянок и на гетеро, на топовых порноактрис и на безвестных дилетанток с домашнего видео; на тех, кто, приклеив на лицо стыдливую улыбку, прячет голую грудь за худой рукой, и на тех, кто с циничным профессиональным безразличием участвует в студийных фотосъемках со специфическими аксессуарами вроде плеток и страпонов; на тех, кто имитирует бурную страсть, и на тех, кто изображает царственную холодность; на тех, кто с чашкой кофе на подоконнике читает Маркеса, и на тех, кто из горла хлещет «Ягу» в падике; на тех, кто стремится к образу прожженной стервы; на тех, кто подражает то ли Лолите, то ли Мальвине и надевает платьица пастельных тонов, голубые носочки и сандалики, тонко играя на сконструированном желании грязно овладеть невинной; на тех, кто смотрит на мир изумленными глазищами через стильные очки с цветными дужками; на девочек, фотографирующих себя в зеркале и алчущих одобрения со стороны; на старшеклассниц, возлежащих в туфлях на парте или поднимающих юбку на перемене; на заядлых фетишисток с накладными ушами, хвостами и рисунками котят на чулках; на спортсменок и на студенток в фитнес-клубе; на улыбчивых оптимисток и на меланхоличных дев; на рыжих, блондинок, брюнеток; на славянок, азиаток и индианок. Если бы каждую из них Глебу предложили отыметь, причем бесплатно, он бы отказался, потому что это – новый вызов, чреватый техническими сложностями, нервозностью и неизбежным разочарованием. При всей своей двинутости Веретинский чувствовал, что пока далек от геронтофилии и педофилии. Он избегал трупов и не сублимировал желание на геев, трансов, животных.