Страница 7 из 13
– Заходи, – поправил он ее, запирая за собой дверь. – Чего выкать-то? Никого же нет!
– Чего пришел? – Она и сама не понимала, почему улыбается. – Выпить паленой водочки захотелось?
– Ну да. Вместе с тобой.
Потом, гораздо позже, она спросит себя, почему она не испугалась его ночного визита? Почему ей даже в голову не пришло, что он явился к ней с определенной целью, как к женщине? Ведь она его совершенно не знала, он мог бы наброситься на нее, изнасиловать или ограбить, да мало ли?! Не было ни страха, ни предчувствия опасности. Наоборот, в квартиру словно ночью солнце закатилось и осветило все вокруг.
– Ладно, пойдем. Я такая голодная! Если не боишься, давай поедим, выпьем. Мне сейчас надо с кем-то поговорить. Представь, что мы в поезде…
Она не успела договорить, как увидела его широкую, лукавую улыбку.
– Да я так и понял, поэтому пришел.
– На самом деле?
– Ну да. Хотя нет, не только для этого. Во-первых, я предположил, что этот противный старикан будет приставать к тебе, пользуясь твоим состоянием, стрессом… Во-вторых, я у тебя кое-что забыл.
– Да? И что же?
Она усадила его в кухне за стол и принялась накладывать в тарелку салат, селедку. Вытерла насухо две рюмки, протянула своему ночному гостю бутылку коньяка, которую достала из книжного шкафа – кто-то подарил этот коньяк маме на день рождения года два тому назад.
– Если что-то забыл, то пойди в комнату, может, на кресле, что там у тебя, куртка, сумка… Хотя я вымыла там полы, а когда поднимала стулья (соседи одолжили), то ничего не заметила.
Григорий встал и направился из кухни не в гостиную, а почему-то в спальню. Надя и тогда не испугалась, пошла за ним, даже и мысли не допуская, что в спальне может произойти что-то нехорошее. Вот если бы с Семеном отправилась туда, тогда другое дело.
Она удивилась, когда Григорий, решительно войдя в спальню, опустился на ковер и извлек из-под кровати спортивную сумку. Она впервые видела эту сумку.
– Ты что же это, вот так запросто зашел в спальню и спрятал здесь свою сумку?
– Ну да. А что? В доме было полно чужих людей. Ты и сама-то не знаешь, кто пришел к тебе поесть кутьи.
– Семен сказал, что в каком-то пенсионерском клубе повесили объявление о поминках, вот и результат – куча голодного народа.
– Понятно.
Он встал и снова ей улыбнулся. Только теперь уже с заговорщическим видом.
– Ладно, пойдем уже. – Она кивнула в сторону двери.
– Пойдем.
За столом они выпили по рюмке коньяку, помянули маму.
– Слушай, Надя, а тебе не страшно вообще? – Григорий с аппетитом поедал салат.
– В смысле? Ты о чем?
– Ты же меня совсем не знаешь. Пустила в свой дом чужого мужика, пошла спокойно с ним в спальню…
Она поперхнулась, он вскочил и, отыскав глазами стакан, налил туда воды из-под крана и протянул ей.
– А что такое? Я не понимаю…
– Говорю – осторожнее надо быть. Ты же меня видишь первый раз! Мало ли что я наплел тебе про маму твою.
– Постой. – Вот теперь она почувствовала, как по спине ее словно проползла холодная змея. – Ты хочешь сказать, что обманул меня?
– Успокойся. Все нормально. Я не опасный.
Но она уже вскочила из-за стола. В глазах ее стояли слезы.
– Слушай, чего ты меня пугаешь? Думаешь, мне не хватило сегодня? Кто ты такой? Что, убивать меня пришел? Грабить? Давай начинай!
Григорий, вместо того чтобы ответить ей, наклонился над сумкой, что стояла возле ног, взвизгнула «молния», сумка раскрылась, и он достал какой-то сверток. Протянул ей.
– Вот, смотри.
– Что это?
– Открой и увидишь.
Она дрожащими руками принялась разворачивать черный пластиковый пакет. Внутри находилась кукла с всклокоченными буклями и в шапке-треуголке и небольшая коробка из-под зефира в шоколаде, а в ней – фотографии.
В воздухе произошло какое-то движение, словно Надя переместилась в другое измерение – так все это было странно и страшно. Запахло чем-то сладким, может, горячим какао или теплыми пирогами. На фотографиях была она, маленькая девочка, сидящая в песочнице в окружении таких же малышей – мальчиков. У нее в альбоме есть такие фотографии. Или вот – мама, с круглым животом, сидит в маленькой комнате, обои в цветочек, за спиной – круглый столик, ваза с розами. И эта фотография тоже ей знакома. Это мама была беременна ею, Надей.
Еще несколько снимков, где она с мамой в парке, на детской площадке…
Она успокоилась – это было первое чувство после того, как она развернула пакет. Григорий – не случайный человек, и он действительно был знаком с мамой. А то, что он намекнул ей о том, что она не должна вот так, запросто, впускать в свой дом посторонних – желание оградить ее от неприятностей. Что ж, он совершенно прав. И ей просто повезло, что Григорий не мошенник и не насильник. И что он просто хочет ей добра, потому и желает предупредить о том, как все это опасно. И ей даже оправдываться было бы глупо, она действительно поступила крайне неосмотрительно, когда впустила его к себе.
– Откуда у тебя это?
– А ты как сама думаешь?
– Если ты был знаком с моей мамой, то только она могла дать тебе эти фотографии. Вот только не понимаю, зачем?
– Скоро все поймешь.
Он интриговал каждым словом, каждым лукавым взглядом, каждой улыбкой, и сейчас, в такой тяжелый для нее день, все это ей было так необходимо!
– Вы разговаривали с мамой?
Зачем она его об этом спросила? Ясно же, что говорили. И когда она показывала ему эти фотографии, наверняка рассказывала о своей единственной дочери, грустила, плакала, понимая, что скоро они расстанутся, что болезнь унесет ее в иной мир, откуда она уже вряд ли сможет помочь ей.
Она бы и разрыдалась, если бы Григорий снова не улыбнулся ей своей потрясающей, легкой улыбкой.
– У тебя была замечательная мама, и я просто не мог не прийти сюда, чтобы не поговорить с тобой о ней.
Единственное, чего она не понимала – зачем маме понадобилось брать с собой в больницу фотографии. Хотя что же тут непонятного – она уходила и хотела видеть перед самым концом все то, что было ей дорого. Вот эти старые снимки.
– Ты сказал, что и сам болен…
– Оставим эту тему. Я поправлюсь. Надеюсь, во всяком случае. Ты же видишь, со мной все в порядке.
Она смотрела на него, и ей в который раз показалось, что она где-то уже видела это лицо. И, как это часто бывает, когда пытаешься что-то вспомнить, память подбрасывала какие-то картинки, запахи, ощущения, то особое настроение, словом все, что может быть связано с этим воспоминанием.
– Ты мне лучше скажи, зачем собралась замуж за этого мерзкого старикана?
– Что-о-о? Ты снова за свое?
– Разве ты не видишь, что это за человек? Ты совсем не умеешь разбираться в людях!
– Кто тебе сказал? С чего ты так решил?
– Ну, во-первых, это и так ясно, раз ты решила выйти за него замуж. Во-вторых, именно твоя мама рассказала мне об этом.
– О чем? О ком? Да как она могла?
– И про аборт рассказала, что переживает за тебя…
Надя машинально закрыла лицо руками. Да что вообще происходит? И как мама могла так поступить? Зачем рассказала ему обо всем? Неужели у нее от болезни рассудок совсем помутился, чтобы делиться такими интимными вещами о своей дочери?
– Значит, так, Григорий. Считай, что ты мне обо всем этом ничего не говорил, хорошо? Иначе я выпровожу тебя прямо сейчас, в ночь… Надеюсь, тебе есть куда пойти.
Он совершенно неожиданно для нее взял ее руки, открыв ей лицо, красное, с зажмуренными глазами.
– Ты не должна выходить за него замуж, поняла?
– Хватит! – крикнула она, уже не зная, куда себя деть и что делать. – Это не твое дело!
– Конечно. Это же не я собрался жениться на старухе. Ты – молодая, красивая девушка! Да ты вообще в своем уме?
– У меня долги! – вдруг выпалила она и замотала головой, словно это могло развеять все ее нехорошие мысли. – Уходи! Все. Достал!
– Долги есть у всех, но не все ломают свою жизнь подобными браками. Что он тебе пообещал? Вообще расскажи, что с тобой случилось? На-ка, выпей, может, тогда сможешь…