Талая вода

Юля озадаченно стояла у ледяной дорожки. Ее горнолыжная сказка была разрушена.

– Давай к нам! – крикнула Надька снизу, Валера замахал руками, и Юле ничего не оставалось, как подложить картонку и полететь с горы, как когда-то в далеком детстве! Эх, жаль у них не осталось санок, как здорово было бы скатиться сейчас!

Они вернулись домой около трех часов, поболтали с соседями, которые пытались устроить фейерверк: из их попыток ничего не вышло, очевидно, самодельные петарды намокли, поэтому они просто разливали наливку по рюмкам, пели песни, смеялись и громко кричали «Урааааа!» каждому не взлетевшему праздничному снаряду.

Юля вошла в дом, отогрела у печи замерзшие руки и направилась в комнату, где спали мама и бабушка. Мать уже легла, в комнате не горел свет, а бабушки Зины в кровати не было.

Юля нашла ее на кухне, та пыталась драить ершиком посуду. Юля взяла бабулю за худенькие плечи, отстранила и заняла место у раковины.

– Давай я сама, – сказала она.

Бабушка Зина опустилась на табуретку, заохала, теперь у нее болели колени, а когда-то она отличалась железным здоровьем и кажется ни разу в жизни не брала на работе больничный. А скольких людей она вылечила! К ней приходили деревенские жители: и бородавки сводить, и зубы заговаривать, и лечиться от бесплодия. Почти всегда бабушкины методы – травы, узелки, молитвы приносили результат. Интересно, как бы это оценили врачи? Усомнились, скорее всего.

– Ну что, бабуля, скажешь о новом веке? – поинтересовалась Юля, отрываясь от сложенной в железной мойке горы посуды, – как будто бы их было не пятеро за столом, а по меньшей мере пятьдесят! – Что нас ждет? Ты же видишь будущее!

– Я давно не вижу что под носом-то, не то что будущее, – отмахнулась бабка, – Зрение уже не то!

– Чтобы видеть будущее не нужно зрение, Ванга, вон, слепая, – возразила Юля.

– Ну, то Ванга! Не знаю я, Юленька. Вижу, идет другое время. Другая жизнь. Сложная жизнь для деревни. Люди оставят землю, а за то земля оставит их. Так всегда бывает, сначала родители оставляют детей, потом дети – родителей. Сначала ты сильнее, а потом – слабее своего ребенка… Так и здесь. Земля, она ведь живая, я всегда говорила. А ты вот тоже уехала в город…

– Ну, а что мне здесь делать, бабушка? Я хочу посмотреть мир. Хочу везде побывать. Надька вон, в Европе живет, и ничего!

– Надька что! Отрезанный ломоть, – бабушка Зина снова махнула рукой. – Ты замуж-то не собралась? Нет? Ну и правильно, не ходи! Нет там ничего хорошего! Ладно, пойду спать, и ты не задерживайся, домывай и ложись!

– Смотри! – Юля вытянула руку и показала бабке золотой браслет, тускло поблескивающий на ее мокром запястье. – Это мне Дима вчера подарил. Помнишь, тот парень, который приезжал со мной в прошлом году.

– Как же не помнить, – прищурилась бабка. – Это же золото, девочка! Дорого стоит!

– Не очень дорого.

– Золото дешевым не бывает, – строго оборвала бабушка Зина, – Любит он тебя. Я это и тогда еще видела. Он же мне все дрова переколол и воду таскал. И в больницу меня возил. Хороший парень, как Валера. Вот за него замуж и выходи.

– Иди спать, бабуль, поздно уже. Я тоже пойду. – Юля выключила воду, накрыла посуду полотенцем и проводила бабу Зину до кровати. Это сейчас у них был водопровод. Но Юля хорошо помнила времена, когда с ведрами они с бабушкой отправлялись к колонке на углу дома, чтобы набрать воды и для питья, и для умывания. А вот помыться было негде. Ходили раз в неделю в баню, это было целым событием! В бане, кстати, тоже есть свой, особый запах, почему-то он есть и на станции Арбатская, в метро, вероятно где-то близко вода. Этот странный запах Юля хорошо помнила, как и пар, поднимающийся клубами, и бьющий в лицо жар, стоило лишь войти в моечную. А после парной, наоборот, казалось, что в моечной прохладно. Поэтому Юля всегда торопилась побежать в парную, чтобы скорее оттуда выйти и привыкнуть к жару моечной. Какой же счастливой она чувствовала себя, когда, наконец, покидала душную баню, она ненавидела этот влажный воздух, которым невозможно дышать, волосы, прилипающие к телу, колготки, с трудом натягиваемые на мокрые ноги… Хорошо, что теперь в каждой квартире есть душ! Юля всегда предпочитала прохладу. Север, а не юг. Полярный круг, а не тропики.

Когда бабка легла, Юля пошла к себе, разделась, натянула ночную рубашку и уже собралась ложиться, – ей полагалась кровать в терраске, – но в дверь постучали, она накинула халат и пошла открывать. Надька, тоже в халате, проскользнула в ее комнату и почти мгновенно забралась в постель сестры. Юля села рядом, накрылась одеялом – в террасе было холодно даже летом, не то что зимой!

– Ну? – нетерпеливо спросила Надька. – Я слушаю.

– Ты слушаешь …что?

– То, что ты хотела мне рассказать! Я ведь права? Валера уснул, и я подумала, что пойду к тебе и послушаю… И что же случилось?

Юля улыбнулась и пожала плечами. Надька умела видеть мысли по глазам, в этом не было сомнений.

– Я хотела, чтобы ты мне погадала, – попросила она и умоляюще взглянула на сестру.

– Ну, я же этим давно не занимаюсь, – протянула та лениво, – Ты знаешь, я отошла от подобных вещей…

– Тут особенный случай.

– Ты встретила того самого мужчину? – Надька подняла брови.

Юля молча кивнула. И тут же хотела пуститься в длинный рассказ про Матвея Вишнякова, но Надька сделала ей знак замолчать.

– Если ты мне все расскажешь, потом не поверишь, что я правда вижу что-то в картах, – заметила она. – Твои предыстории мне не требуются.

Юля встала, проскользнула в большую комнату, к старинному комоду, где на самой нижней полке хранились, завернутые, как и положено, в кусок темного бархата, гадальные карты. Она вернулась, отдала сестре колоду, поежилась от холода, залезла под одеяло, отчего Надька резко дернулась и вскрикнула «Не трогай меня ледяными ногами!», и приготовилась слушать.

Рука сестры медленно перемешала карты.

– Задай вопрос, – сказала она. – Но имей в виду, карты с характером. Они говорят только то, что сами хотят сказать.

– Он полюбит меня? – спросила Юля. – Мы сможем быть вместе?

– Сними, – Надька протянула ей колоду. – Левой рукой от себя.

Юля толкнула рукой от себя, потом сестра сделала расклад, включила настольную лампу и долго-долго вглядывалась в выцветшие рисунки старых игральных карт, в которые однако никто никогда не играл. Ведь карты, используемые в игре, перестают принимать информацию из будущего.

– Странно, – сказала сестра задумчиво, – И да, и нет… Я же говорю, они скажут только то, что захотят… Но… ты не безразлична ему. У него есть несомненный интерес. Бубновая семерка – романтическое свидание. Бубновая девятка – любовь. А вот это – другой король. Благородный король… Я бы сказала – кто-то встанет на вашем пути! У него будет соперник. Да, вероятно, ты выберешь другого, не его. Вот, карта выбора. И выбор не простой, совсем не простой! Туз – казенный дом… надеюсь, тебя хотя бы не посадят в тюрьму…А может и посадят… Дороги, дороги, путешествия… И чем сердце успокоится…

Надя перевернула карту в центре расклада: под бубновой дамой, символизирующей саму Юлю, лежал крестовый туз.

– Это – дом, – пояснила Надя. – Вероятно, как я и сказала, ты обретешь семью. И очень много семерок. Это слезы. Слезы, слезы, слезы…. Нет, сестрица, ищи другого короля! Этот принесет тебе только печаль. Да ты сама поймешь и найдешь другого. Так говорят карты.

– Но я не хочу другого, – разочаровано протянула Юля. – Мне понравился он!

– А ты не слушай меня, – Надька смешала карты и убрала их в коробку, – Все гадалки ошибаются, а я так давно не пробовала, забыла уже все сочетания, я и расклад-то с трудом вспомнила! Все у вас будет хорошо, вот увидишь! Любовь – это прекрасно. Я даже немного завидую тебе… У нас в Германии…

И Надька пустилась в долгие рассуждения о том, как скучно живется в Германии, и как хочется ей поскорее вернуться обратно в Россию. Одинаковые дома, одинаковые лужайки, рано в кровать, рано вставать, экономить на всем, помнить про распродажи, соблюдать идеальную чистоту – вот чем жили немцы, и, разумеется, все это как нельзя более не подходило ее сестре. Надька была такая взбалмошная, эмоциональная, страстная, беспорядочная и непрактичная!