Талая вода

– На английском, я решила ради практики купить, мне же надо английский подтянуть!

– Тут одни картинки, вряд ли это тебе поможет с изучением английского, – заметила Юля. – Текста почти нет.

– Дайте посмотреть, что вы там разглядываете! – Зоя Петровна даже поднялась на стуле.

Наташа протянула ей книгу, пожилая дама тут же охнула, засмущалась, но с удивлением и даже возможно с некоторым отвращением продолжала перелистывать страницы. Юля воспользовалась заминкой, чтобы вернуться к работе, а Наташа направилась к холодильнику, чтобы разморозить очередную порцию талой воды.

– С тех пор, как я стала пить талую воду, чувствую такую легкость, – заметила она, вернувшись, – Я вам тоже, девушки, рекомендую!

Юля не ответила, она снова задумалась о Матвее, который почему-то так и не позвонил, Зоя Петровна промычала что-то неопределенное – женщина сосредоточенно листала «Камасутру». А потом зазвонил телефон, и Юлю вызвали к руководству.

У нее никогда не было проблем с начальством, но каждый раз, когда Борис вызывал ее к себе, она испытывала легкое волнение, как если бы что-то сделала не так, сердце против воли начинало биться учащенно, а руки холодели, Юля боялась, что сейчас Борис сообщит ей, что она где-то ошиблась с оценкой или перепутала подделку с оригиналом. Но такого еще ни разу не случалось, а никакой другой вины за собой она не знала. Юля поднялась в приемную, расцеловалась с Викой, которая была как всегда приветлива, ярко накрашена и успела торопливо сообщить, что ее новый год был «ничего особенного», провела со своим мужчиной, но так и не дождалась заветного предложения. Ах, почему мужчины пошли такие нерешительные! Вот и Борис Евгеньевич… Вика печально махнула рукой. Юля постучала, толкнула тяжелую дверь и вошла в кабинет Бориса. Он сидел за столом, перед ним лежала газета, но никаких предметов антиквариата и картин для оценки не наблюдалось, значит, Юлю вызвали не за этим. Краем глаза она отметила новое кожаное кресло начальника, винный шкафчик в углу и дорогую ручку на столе, этого не было раньше, значит приобретено за праздники. Как же он любит пустить пыль людям в глаза!

– Присаживайся, – Борис сделал Юле знак, – привет!

Он казался слегка взлохмаченным, расслабленным, без галстука и в расстегнутой у ворота чуть мятой рубашке, видимо, еще не до конца вошел в рабочий режим, заблудившись в теплых праздничных днях.

– Здравствуйте, – Юля улыбнулась и села. – Как Сан-Франциско?

– О! – Борис закатил глаза, – Чудесный город, совсем другой мир… Невероятно не похожий на наш. А какой там мост, фантастика! И океан опять-таки. Рекомендую однажды посетить. Но пока, тебя ждет другой город, замечу, не менее замечательный!

– Москва? – Юля рассмеялась.

– Обижаешь. Через две недели едешь в Лондон, будет встреча по подготовке русских торгов в июне. Им нужен человек, который хорошо разбирался бы в русском искусстве, а также в мебели, часах, ювелирных изделиях и фотографии.

– Я не разбираюсь в фотографии.

– Юля! Ты в Лондон что ли не хочешь? – рассмеялся он, – Так я Наташу сейчас позову. Она быстренько соберется! И в фотографии разберется! Она у нас вообще все знает всегда! По ее мнению. Так что ты, давай, побольше уверенности, не тяни и скажи Вике, чтобы начала оформлять тебе визу. У тебя же есть загранпаспорт?

– Да, конечно.

– Отлично. Материалы нужные я тебе уже выслал на почту, ознакомься.

– Только я еду?

– В этот раз только ты. Нам пока не по карману посылать нескольких сотрудников, но работать придется за троих, не меньше!

– Я готова! – радостно рапортовала Юля.

– И гони свою нерешительность! Ты отличный специалист, каких больше нет, и ты это знаешь, но вот эти твои вечные сомнения в карьере не помогут. Ясно тебе?

– Ясно, – кивнула Юля. Она была полностью согласна с начальником: никогда не отличавшаяся уверенностью в себе, даже немного робкая, она шла вперед медленнее, чем позволяли опыт и знания, просто из осторожности, а может из скромности. Все-таки она привыкла быть вторым номером, первой с детства была Надька. Самая красивая, самая умная, самая веселая. Такая как она наверняка бы понравилась Матвею Вишнякову, не то что Юля.

Но подумать только! Лондон! Надо же, невероятно! У нее бывали зарубежные командировки, но в Лондон она ехала впервые. Она мечтала увидеть Англию, сколько себя помнила, неужели этой ее мечте суждено сбыться? Возможно, это отвлечет ее от мыслей о Матвее.

За последующие две недели он позвонил ей всего пару раз. Один раз – на пять минут по работе, второй – просто поболтать ни о чем. Он больше не приглашал ее в кино, вообще никуда не приглашал. Если бы не Лондон Юля могла бы погрузиться в депрессию, но теперь ей было некогда страдать: подготовка к поездке занимала все свободное время, пару раз она даже оставалась ночевать на работе, благо в их кабинет поставили весьма удобный кожаный диван.

– Лондон? – Наташа только удивленно подняла брови, но ничего не сказала.

Несколько дней спустя она добавила:

– Вот выучу английский, тогда тоже, конечно, поеду.

– Выучишь английский по «Камасутре», тогда непременно поедешь, – так и хотелось сказать Юле, но она, разумеется, ничего не сказала.

Напоследок Юля получила объятия от Милы, причитания и напутствия от мамы, бесчисленные просьбы «что купить» от Сашки, миллионы советов от Надьки. И ни одного звонка от Матвея.

А Дима отвез ее в аэропорт, выпросив машину у друга.

И вот она уже сидит в самолете, в бизнес-классе. Подумать только! Когда они с бабушкой ловили сбежавших кур на огороде, могла ли она подумать, что будет вот так сидеть в бизнес-классе! Она, девочка из маленькой деревни!

Чтобы поймать курицу, не нужно пытаться догнать ее и схватить руками, у вас это все равно не выйдет. Глупая птица и клюется пребольно, и бегает быстро. Нет, надо бросаться на нее всем телом, прижимать руками и грудью, но бережно, осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить.

Юля кормила кур, рвала для них траву-мокрицу, чистила курятник, насыпала корм и меняла воду. Ей нравилось смотреть, как курицы высиживают яйца, нравились пушистые желтые цыплята, такие беспомощные и очаровательные. Куда только девается это очарование, когда цыпленок превращается в курицу?

Где тот момент, когда щенок становится злобным псом, милейший поросенок – свиньей, котенок – толстым неповоротливым котом, помечающим углы?

– Отчего они делаются такими? – спросила она как-то еще девочкой у бабушки Зины. – Отчего перестают быть красивыми, становятся старыми, больными, облезлыми?

– Это от жизни, – ответила бабушка Зина.

От жизни. Несомненно, мы все становимся такими от жизни. А как было бы здорово, если бы было наоборот! Но у нее снова нет времени подумать об этом.

Чудеснее всего был момент, когда на яйце появлялась трещинка, потом показывался клюв. Цыпленок медленно продалбливал скорлупу. Было очевидно, что ему трудно, что он прилагает сверхусилия, он не понимает, зачем ему это нужно, но действует с завидным упорством, скрупулезно, настойчиво, непрестанно, ведомый инстинктом, сильнейшим инстинктом каждого существа – желанием жить.

И вот хрупкий дворец-скорлупка раскалывается, и он выкатывается наружу, беспомощный, оглушенный, еще даже не похожий на птицу, страшненький, с пушком на голове, слепой, – но живой. Это не игрушка, не кукла, а настоящий цыпленок! И это сродни чуду. В их деревне тоже есть чудеса.

А вот кролика, – а кролики у них тоже были, – надо ловить за уши, и держать на вытянутой руке, отвернув от себя, у них чрезвычайно сильные лапы, ударит, мало не покажется! Кролики – они если уж убежали, далеко не уйдут, будут сидеть в кустах неподалеку, жевать траву. Тут нужно осторожно подкрасться – и схватить за уши. Юля очень хорошо помнила ощущения от этих бархатистых теплых длинных ушей, зажатых в ладони… Впрочем, она помнила ощущения остающиеся ото всего, к чему она прикасалась в жизни.

От шершавой натруженной руки бабушки Зины, от колючей пряжи, которую тянуло ее веретено, от металлических монеток, зажатых в руках, когда Юлю посылали за мороженым, от волос Надьки, мягких, словно шелк. От школьных тетрадок.