Страница 61 из 66
Он еле стащил кирзачи и мягко, боясь грохнуть их пудовыми каблучищами об пол, поставил на паркет в прихожке.
Через два часа после того, как ушел Иванов, он все-таки остановил автобус. На двери оранжевого, округлого, как колобок, "ПАЗика" красовалась пятиугольная эмблема из цветов российского флага и в средней - синей полосе - виднелись желтые буквы "ВС". В усталом, уже безразличном ко всему мозгу они расшифровались как "Верховный Совет", и только когда изнутри, из тепла, пропахшего кирзой и потом, высунулась голова армейского лейтенанта, он понял, что "ВС" - это "Вооруженные Силы". Они без всяких вопросов посадили его, растерли ноги спиртом, который оказался у запасливого старшины-прапорщика, заставили обуть сапоги самого крупного из солдат да так и оставили их в подарок.
Первые километры пути в автобусе он до рези в зрачках вглядывался в дорогу, но Иванова так и не увидел. Только две краски бесконечно вливались в глаза: белая в желтом свете фар - дорога и черная - лес. Первую деревню они встретили только минут через десять езды, но дома были так же черны, как лес, и в этой черноте сквозило что-то зловещее.
Он на цыпочках прошел в комнату и тут же сглотнул удивление уже ощутимым, начинающим болеть горлом. Лены не было. Метнулся на кухню пусто. И только когда сел, заметил записку.
"Юрочка, милый, мне страшно, но мама умоляла приехать. Я ждала почти до полночи. Уезжаю, наверное, последним поездом метро. Целую. Твоя Лена".
От Мишки даже таких следов не осталось.
Ему было приятно сидеть на этом жестком кухонном стульчике. И скорее даже не от того, что страшный вечер и бессонная ночь отняли все силы и хотелось сидеть вечно, не двигаясь, а от того, что это место, казалось, еще хранило тепло Лены с той минуты, когда она выводила буквы на обрывке тетрадного листка.
Широко раздвинув локти, он положил руки на холодный пластик стола, уронил на них голову. Тьма из углов кухни хлынула на него и растворила в своем густом терпком настое...
Звонок пульсировал где-то вне пределов этой тьмы. Он был похож на путника, стучащего в дверь, но путника слишком робкого, чтобы ему открыли сразу. Да и тьма не хотела, чтобы он прервал ее владычество. Она расширялась и расширялась, как шар, который упорно накачивали. А звонок все ввинчивался и ввинчивался в темноту, но так и не мог в нее попасть. Звонок был с надрывом, просительный, и он, которому сегодня помогли, не выдержал, разжал глаза. Шар лопнул - и от тьмы осталось одно ощущение. Кухня горела от солнечного света. Кажущаяся секунда, которую он спал, оказалась четырьмя часами с лишком.
Все еще не веря, что он так долго был в черноте, не ощущая времени, Майгатов отекшей, с красным пролежнем от щеки, неподчиняющейся рукой снял трубку, неприятно отзывающимся на каждый звук горлом прохрипел:
- Слушаю.
- Это Юра?
Сдавленный женский голос. Где он его слышал?
- Да. Это я, - и взялся другой рукой за горло. Кажется, эксперимент сентиментального главаря начинал приносить плоды.
- Вас беспокоит мама Лены... Они забрали ее.
- Кто - они? - рука сама упала с шеи на стол.
- Два молодых человека. Очень крепко сложенных. Они сказали, что от ее отъезда зависит ваша жизнь...
- Моя?! - вскочил он. - А когда они... ну, приходили?
- Утром. Сегодня утром... И она уехала.
По голосу чувствовалось, что она вновь плакала. Она даже не спрашивала, на самом ли деле ему грозит опасность, наверно, уже все поняв только по его удивленным вопросам.
- Зачем я ее только позвала? Наверное, самой стало страшно... Знаете, этой ночью мне снился... снился Эдуард. У него были черные руки... Вы не зна... не знаете, где она может быть?
- Знаю, - ответила за него злость. - Я вам позвоню. Не волнуйтесь. Ради Бога, не волнуйтесь...
Положил трубку и вдруг понял, что не знает он, где она. И что толку даже от того, если бы знал? На дачу в третий раз, да еще и днем, незаметно забраться он бы не смог, а если бы проник, то что толку от его кулаков. У охранников - пистолеты. Адрес квартиры главаря он не знал. Только Эдуарда...
Наверно, это тоже выглядело глупо, но он решил съездить на квартиру к Эдуарду. Хотя бы потому, что это был самый легкий путь из всех возможных...
5
Пацан нахмурился и ловким движением вогнал сосульку сопли в нос.
- Не паду я до дядьки Эдика. Он делется...
- С кем? - удивился Майгатов.
Они стояли за кирпичной трансформаторной будкой, и не могли быть видны из окон квартиры Эдуарда, но Майгатов все равно почему-то горбился.
- Са мной, - выдохнул и опять вывесил соплю над обветренной губкой. Я иво спласил: "Со, дядь Эдь, жубы болят?" У ниво ж уся ссека апухла. А он как дал по баске...
- Когда же это он тебя?
- Сиводня.
- Так он дома?
Пацан с недовольным лицом кивнул.
- Я иво зду. Как кину здалека ледыской! И плям по иво зубам!
- А мстить некрасиво, - сказал пацану, а сам подумал, как трудно следовать законам морали, когда другие им не следуют. - Ты пойми: тебе нужно только позвонить, чтоб он открыл...
- А вы циво сами?
Пацан усиленно морщил лоб, чтобы казаться взрослым. Он, правда, и без того считал взрослых просто крупными детьми, которые этого всего лишь не знали. Но он-то знал и потому чувствовал, что этот усатый дядька играет в какую-то странную игру, и самым интересным для него было не то, почему позвонить должен он, а то, что же это за игра.
- У меня сюрприз, - еле придумал Майгатов. - Он тебе откроет, и мы его обрадуем. Ну, лады? - и протянул кисть.
Пацан запанибратски хлопнул своей узкой, как селедка, ладошкой по мозолистой майгатовской, и этой дани рукопожатия ему хватило, чтобы согласиться с усатым дядькой...
Сначала Майгатов расстроился. Он стоял на площадке между этажами, снизу смотрел на пацана, который не мог дотянуться до звонка, и отчаяние чуть ли не бросило его самого к двери. Но мальчишка вспомнил про свои санки, перевернул их, стал на полозья, удерживая равновесие рукой об стену, и все-таки до кнопки достал. Давил так долго, пока хватило терпения, а потом, спрыгнув с санок, стал перед дверью, наклонив на бок голову со светлыми, намертво перепутавшимися волосенками.
Наверное, маневр выглядел глупо. Ну зачем Эдику открывать дверь сопливому пацану? Нужно было придумать что-нибудь пооригинальней. Майгатов разочарованно махнул пацану: "Спускайся", и в этот момент щелкнул замок.
- Чего тебе? - все-таки через цепочку спросил хриплый голос.
- Дядь Эдь, а у вас масыну угнали!
Пацан, оказывается, был еще тем юмористом. А, может, решил свою месть с ледяным снежком заменить на более утонченное издевательство. "Вольво" спокойно стояла во дворе, что Майгатов краем глаза отметил еще по пути в подъезд.
Щелкнула отбрасываемая цепочка.
- Ты их видел? - вылетел из квартиры Эдуард с рукой в гипсовом набалдашнике и на перевязи.
Пацан уверенно кивнул. Если бы он был одного роста с Эдуардом, то влепил бы ему ответную затрещину. А так еще требовалось подпрыгнуть, врезать и убежать, но тогда бы он потерял санки, а санки для него были важнее, чем "Вольво" для этого бородача.
Майгатов медленно, как тогда, в дельфинарии, вышел из-за вонючей трубы мусоросборника и двинулся по лестнице вверх. Ноги Эдуарда успели сделать два шага вниз, и в этот момент они встретились глазами.
Пацан вдруг ни с того, ни с сего налег руками на бронированную дверь, крякнул, и она захлопнулась.
Эдуард оглянулся и стал белее гипсовой повязки. Только бусинки глаз яростно горели на маленьком, уменьшенном бородкой лице. Теперь он должен был потратить время на открывание двери, а не просто, скользнув за нее, спрятаться от этого бешеного усача.
- Где она? - негромко спросил Майгатов.
- Ты ее не получишь, - прошипел, отступая Эдуард. - Никогда... Она моя жена...
- С каких пор? - наступал он.
- Час назад мы расписались.
- И она согласилась?