Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 66



- А, может, боялись, что Круминьш опередит? Все-таки "Ирша" - его собственность...

- Уже не опередит. Он наказан за то, что полез туда, где уже работали мы. Его людишки проиграли драчку и должны сойти с моего пути.

_

- Уже не опередит. На днях мы улетаем в Италию. Сальваторе, Италия красивая страна?

- О-о! Пьяче мольто! Очьень! - воздел толстяк глаза к потолку.

- Ты страшный человек, Степных, - опять настолько смело сказал Иванов, что Майгатов наконец-то понял, что никакой он по характеру не перестраховщик, что точное следование инструкциям - не страх, а профессионализм.

- Я - человек нового времени, - встал Степных и прошелся поперек комнаты. - Ты пытаешься судить меня по моральным законам ушедшей эпохи, но они сейчас не действуют. Сейчас никого не волнует, как ты сколотил первоначальный капитал, а поскольку честным трудом, как ты знаешь из учебников политэкономии, а также из жизни, этого достичь невозможно, то полстраны занимается этим, чихая на все и всяческие законы...

- А наркотики? Они тоже - в твоей новой морали?

- Наркотики - такой же бизнес, как продажа жвачки. Просто полицию и чиновников берет зависть от той прибыли, которую они дают... Дело даже не во мне. Просто мои друзья, - повернулся он к Сальваторе, - понесли весомые потери. И я пришел им на помощь. Но теперь я так прочно стою на ногах, что скоро полмира будет у меня вот здесь, - показал он как сжимаются в кулак его толстые, в массивных золотых кольцах, волосатые пальцы. - Американцы думали, что железный занавес падает на нашу страну. Они ошиблись. Он упал на их территорию. Пройдет время - и все американские наркоши будут нюхать только мой товар.

- А конкуренты? - нанес удар по его амбициям Иванов.

- Вон - мои конкуренты! - показал он на экран. - Меня могли остановить, когда я был слаб...

- ...когда делал начальный капитал, продавая налево рыбу...

- Да, с рыбой я проиграл. Но только потому, что я там не был главным и даже не в первой десятке. И все-таки я сохранил тот капитал, и он открыл мне путь наверх.

Он резво подбежал к Иванову и крикнул, брызгая слюной:

- И ты не остановишь меня!

- Не смогу я, получится у других.

- Это все словоблудие. Красивая поза. Финальная сцена фильма "Александр Невский". У вас нет никаких улик против нас. Ника-ких, - по слогам хрипло проговорил он, отошел за свой стол и оттуда, словно из-за трибуны в Думе, пояснил: - Я - честный предприниматель. Морские перевозки, торговля недвижимостью, сеть магазинов в Москве и Питере. Я жертвую на детские дома...

Чем больше говорил своим то ли простуженным, то ли прокуренным голосом Степных, чем дольше стоял в огромной, ярко освещенной комнате Майгатов, тем сильнее казалось ему, что он погружается во мрак, в бездну. Он впервые вот так прямо видел человека, который без дрожи на лице признавался в убийстве, других преступлениях, нет, даже не признавался, а бравировал этим. Наверное, и вправду, как говорил Мишка, на просторах страны шла война за передел собственности, а на войне никакие законы, в том числе и моральные, не действуют. И этот угрюмый человек, если его можно было назвать человеком, считал себя одним из победителей. Скорее всего, так оно и было. Если уж он просунул свои щупальца по всему миру, значит, страны ему уже мало.

В его циничных признаниях сквозило презрение к ним двоим. Он не боялся, что Иванов и Майгатов кому-нибудь, даже в руководстве ФСК или МВД, расскажут о нем. Неужели он действительно настолько силен? Или успел коррумпировать всех "наверху"? Или?.. От этой мысли стало холодно, словно он действительно спустился на дно бездны, на дно глубокого, черного, страшного ущелья. Неужели они уже приговорены?..

- Ну, что могу сказать, Михаил Борисович? Хорошо живете, добротно...

Майгатов вздрогнул от знакомого голоса и сразу вспомнил, где же он встречал приторно-сладкий запах одеколона. Он резко обернулся и глаза в глаза столкнулся с Бурыгой.

Тот под напором его взгляда замедлил подъем по лестнице и резко, разом, покраснел. И только увидев наручники на Майгатове, о чем-то догадался и стал чуть спокойнее.



- Распустил ты своих подчиненных, - вальяжно попрекнул его Степных. По чужим владениям лазят. Неужели и правда Черноморский флот до такой степени деградировал?

- Он на флоте больше не служит, - пробасил Бурыга.

На нем ладно сидел красивый, с отливом, синий костюм, а такого безупречного качества ботинки в Севастополь не попадали с его основания. Они приодели его уже здесь, за услугу.

- Я сегодня с утра в штабе флота был. Заходил и в "кадры". Приказ министра есть. По дискредитации. Как решила аттестационная комиссия...

Анфимов оказался прав. Суд чести младших офицеров оправдал Майгатова, но в руках Бурыги оставалось еще одно оружие - аттестационная комиссия. И он нанес удар.

- За сколько сребреников продался?! - впервые в жизни назвал он Бурыгу на "ты".

Если бы существовала в русском языке форма обращения еще ниже повседневного, даже грубого, если говорил со старшим или начальником, обычного "ты", то Майгатов бы применил ее. Сейчас он презирал Бурыгу больше всех остальных бандюг вместе взятых.

Он вспомнил роспись на папке отчета о боевой службе, которую увидел в штабе флота. Это была роспись Бурыги. Тогда он еще колебался между тем, что Бурыгу просто провели, и тем, что он сделал это осознанно. Теперь от сомнений не осталось и следа. Последовательность событий сложилась в цепочку, как только он вспомнил звонки о соляре.

Значит, соляр, предназначенный для кораблей бригады, украл Бурыга. И украл мастерски, раз ни одна комиссия не нашла концов. Ему казалось, что он обезопасил себя. Но тут раздался звонок от Пирсона-Зубарева, ну, и так далее, вплоть до настоящего имени, и его начали шантажировать. Наверно, у Степных и вправду были длинные руки, если уж он смог найти самое больное место у Бурыги.

Если бы Майгатов знал, что неспроста звучали тогда, в его присутствии, вопросы Бурыге о соляре! Может, не оказался бы в холодной, заснеженной Москве, на этой красивой и страшной даче. Но не дан человеку такой слух, не дан...

Стало ясно, почему появился потом Бурыга на "Альбатросе", почему требовал отвезти отчет. Он не хотел выписывать координаты столь явно. Он знал, что спокойно и без лишних глаз возьмет их в штабе флота из отчета. Понятно, почему он чуть не столкнулся с "жигулями" на выезде с Минки. Он поднимался оттуда на своей машине после встрече на "Енисее" с этим... И поэтому он был пьян...

Бурыга беззвучно проглотил его "сребреники", подошел к Степных, обменялся рукопожатием и спросил так, словно уже много лет со всеми присутствующими знаком:

- А Эдик здесь?

- Он об вашего бугая руку сломал. Только что в травматологию увезли, ответил за главаря человек в очках.

- Правда? - удивился Бурыга, но не обернулся к Майгатову. У него была странно сгорбленная, как у услужливой собаки, спина. А раньше ходил прямее палки.

- Так дал по груди, что три пальца - в порошок. Он же не знал, что на флоте в бронежилетах ходят.

- Серов, - прервал его Иванов, и человек в очках вздрогнул, испуганно посмотрел на Степных, словно только тот мог запретить называть его настоящей фамилией.

- Серов, - еще раз упрямо сказал Иванов, - твоя мамаша специально еще одного Серова с твоими инициалами на работу взяла да еще и в Чили отправила, или показ его личного дела был экспромтом?

- Ребята, вы мне надоели, - небрежно прохрипел Степных. - У вас нестираные носки и воняет аж до меня, - нагло соврал он. - А я бедных и нерях не люблю. Я мог бы вас закопать где-нибудь в лесочке, и никто и никогда, грешным делом, не нашел бы ваших следов. Но я в последнее время стал сентиментален. Я дарую вам, грешным делом, жизнь. Убирайтесь, - и уже старшему телохранителю скомандовал: - Довезешь до шоссе и брось их там. Пусть пешком до Москвы топают...

3

Машины проносились мимо их поднятых рук и, отсвечивая назад габаритными огнями, как бы разглядывали потом своими воспаленными красными глазами странную парочку на ночном шоссе.