Страница 52 из 66
- Это он! - с такой радостью показал на него Мишка, будто увидел родного и притом любимого брата.
Мордоворот смотрелся хлипко. Явно на пару категорий ниже майгатовской, сантиметров на десять, а то и больше, ниже ростом, но мозоли на локтях, которые он мог заметить с такого расстояния, его насторожили.
Строй остановился, по-солдафонски выполнил неслышную команду "напра-во", парни помахали зрителям противоположной стороны зала, потом выполнили команду "кру-гом", и поприветствовали их ряды. Качки возбужденно засвистели. Перед строем выкатился конферансье и заорал:
- В соответствии с произведенной жеребьевкой пары разбились так...
Он вырвал из кармана брюк мятую бумажку и стал называть фамилии бойцов. Каждый из них, словно всеми ими руководил один кукловод, делали шаг из строя, выкидывал будто вздернутые нитками руки вверх и тут же становился обратно. И только восьмой, фамилию которого Майгатов прозевал, разглядывая, как и большинство зрителей, не бойцов, а почти голых дам, руки вверх поднимать не стал, а вновь сымитировал бокс.
- Итак, схватка номер один! - проорал конферансье, но, услышав какой-то окрик из зала, встрепенулся, испуганно повернулся к мрачному рефери и заорал настолько громко, что мог и лопнуть: - А судит сегодняшние поединки...
- Ставки будешь делать? - влез со своим шепотом Мишка.
Зал заорал так сильно, точно он пришел посмотреть на одного судью, а не на бои.
- Чего? - не понял Майгатов.
- Ставки - говорю. На фаворита боя обычно один к одной и одной десятой. Поставил на него сто баксов, а если он победил - получишь сто десять.
- А если проиграет?
- Тогда - тю-тю, - вздохнул Мишка. - Ушли денежки... Да, так на фаворита я сказал. А на слабого - один к полутора. В финале ставки могут быть другими. Как бугры решат, что здесь всем крутят. Ну что: ставим?
Майгатов отрицательно покачал головой. Эти ставки как на гоночных лошадей ему не нравились. Да и сам зал, становящийся все более душным, не нравился. Он то и дело бросал тревожные взгляды на Лену, и больше всего боялся, что она посчитает всю эту вакханалию хоть как-то приложимой к его жизни. Она же смотрела вяло, рассеянно, явно находясь не здесь, а дома, где осталась мама в пустой квартире, где лежат на ковре в зале осколки ее любимой вазы, где поселился страх и поселился именно из-за нее.
- Господа! Прошу делать ставки на первую пару! Ставки принимает судейская коллегия!
Несколько качков сорвалось со своих мест. Они сбегали куда-то вправо, где, наверное, находились столы этой самой коллегии, но которые с места Майгатова были не видны. Вернулись они какими-то успокоившимися.
Когда за несколько секунд закончился первый бой, и качки сбегали за прибылью к тому же столику, стало ясно, что они неплохо разбираются в бойцах и зря ставок не делают.
Так и продолжалось: парни в трусах петухами наскакивали друг на друга, в суматохе схватки применяя все подряд, что они знали или, быть может, лишь видели в учебных кинофильмах, из бокса, каратэ, айкидо, кунг-фу, а когда падали в свинцовых объятиях, - то в ход шли и вольная борьба, и самбо, и дзю-до, и турецкий гюреш, и японская сумо, и грузинская чидаоба, а чаще всего - просто инстинктивные движения человека, вознамерившегося убить другого человека; бритые качки челноками сновали от своих мест до судейского столика и обратно, и каждый раз становились все веселее и веселее; зрители орали похлеще, чем на футболе, топотали ногами, и уже закурились по рядам дымки сигарет; рефери был, кажется, безразличнее всех к происходившему, на бойцов смотрел как старый пес смотрит на глупых щенят, и так часто поправлял бабочку, будто боялся, что она и вправду улетит.
Лена пару раз порывалась уйти, но Мишка упрашивал ее остаться. Ему все еще требовались свидетели его триумфа, но триумфа все не было. Восьмой, его обидчик, одним ударом выиграл четвертьфинал, в полуфинале умудрился сбить самого внешне крепкого бойца подсечкой, поймал его захватом за шею и, наверное, задушил бы, если бы рефери вовремя не остановил схватку. В финале качки, судя по их разговору, поставили на него и вновь не ошиблись. Восьмой сокрушил конкурента напором, невиданным темпом ударов, а когда уже на матах, серых, жестких и грязных, в полосах пота, оседлал его, то умудрился даже укусить соперника за плечо.
Когда рефери победно поднял вверх руку и он улыбнулся, на его коротких хищных зубках темнела кровь.
Мишка грязно ругнулся и тут же виновато скосил свой единственный глаз на Лену. А та, кажется, ничего не видела и не слышала. Ей почему-то очень хотелось спать.
- У-у, хиляк! - крикнул Мишка проигравшему, который уходил с матов, держась за укушенное плечо, и сказал, ни к кому не обращаясь: - Сто "баксов" на него ставил, а он...
- Когда это ты ставил? - удивился Майгатов.
- Еще когда билеты брал. Я шкурой чувствовал, что мой гад до финала дойдет. Поставил на соперника. Любого. А этот...
По матам черным мячиком раскатывал конферансье.
- Господа! Любой желающий может сразиться с нашим чемпионом! Тому, кто его победит, ставка один к двум!
А этот восьмой, скаля черные зубы, махал и махал кулаками, как бы уже избивая будущего соперника. Качки шептались, но броситься в открытый бой с вампиром не решались.
- Один к трем!
По вискам конферансье текли струи пота. Его лицо блестело, точно его смазали жиром, а толстые губки торопливо сновали друг по другу, словно хотели собрать побольше этого вкусного жира, но не могли.
- Один к четырем!
Рефери, набычившись, смотрел на жующие, болтающие и потягивающие баночное пиво физиономии, явно ненавидя их все вместе и очень желая, чтобы хоть кто-то из них вышел на маты и был оддубасен. Тогда, наверное, рефери бы немного полегчало.
- Один к пяти!
- Юрочка, давай уйдем, - тихо попросила Лена.
- Уйдем, скоро уйдем, - услышав, влез Мишка. - Ну, еще хоть минут пять. Может, кто-то...
- Один к шести! К семи! К восьми! К девяти!
Конферансье уже превратился в рефери, считающего секунды боксеру, попавшему в нокаут, и Майгатов вспомнил, что и ему один раз почти так же считали. Он хотел встать, но ринг кренился штормовой палубой. Тот, кто вел отсчет, был далеко-далеко - как за кирпичной стеной, и голос у него звучал глухо и совсем не страшно. Гораздо страшнее были числа. Они точно передавали исчезающее время и тогда, лежа на грязном, пыльном ринге, он почему-то подумал, что это сама судьба отнимает секунды от его жизни. Она делала это и раньше, но сейчас он впервые услышал, как это происходит.
- Ну, вот ты? А ты? Что - слабо? - бегал восьмой вдоль рядов и вызывал на бой, хотя такой манерой он скорее пугал, чем действительно приглашал к схватке.
- А ты, одноглазый? - крикнул он Мишке. - Хочешь, второй глаз на пятку натяну и моргать заставлю?
- Один к десяти!
Майгатов встал. Так же, как в том бою, где он все же встал под счет "десять" и был спасен ударом гонга.
- Я! - крикнул он конферансье.
Она вцепилась в его руку.
- Не пущу! Юрочка, миленький, останься! - цеплялась она за него и словами.
- Пройдите в раздевалку, - предложил конферансье. - Господа! Ставка один к десяти на соискателя! Ставка на чемпиона - один к одному и одной десятой!
- Ставь на чемпиона! - пьяным голосом прокричал один из качков, явно главарь, снующему туда-сюда самому молодому из качков. - Ставь все!
Честно говоря, после просьбы Лены он бы сел, но уверенность качков в том, что он проиграет, взбесила его.
- Леночка, так надо, - наклонившись, он еле осмелился отстранить ее руку, а Мишке шепнул: - Ставь все. На меня.
Его единственный глаз стал шире двух прежних, если бы их можно было приблизить.
- Ты с ума сошел! Я же так... Вроде просто посмотреть... Юр, не надо...
- Я сказал: ставь, - и ушел, не оборачиваясь на Лену.
Больше слов он боялся ее просящего взгляда...
На маты он вышел в черных велосипедных трусах. Они были тесноваты, но большего размера не нашли.