Страница 27 из 66
- Стоп! - не понравилось что-то Майгатову. - А не мог он ушибиться уже потом, после взлома? Ведь он был у меня понятым...
- Нет, помоха, зря ты сомневаешься. Я же сказал: засек его я в пятницу в обед. А ты в бригаде объявился уже после адмиральского часа.
- Ну да, - вспомнил измятое со сна лицо Бурыги. - Точно - после адмиральского часа.
- Это была, если помнишь, уверенность на семьдесят семь и семь десятых процента. Но не на все сто. А я так не люблю. И я подумал: а как он подобрал ключи?
- Слепки, - подсказал Майгатов.
- Правильно. Но - как?.. Ты видел эту крошку?
- Секретчицу?
- Да.
- Что ты глупости спрашиваешь? Конечно, видел...
- Понимаешь, можно видеть и как бы не видеть. Я в нее всмотрелся. Баба, кончено, аппетитная, но... на любителя. Вряд ли у нее могло быть много ухажеров. И я разведал ее прошлое.
- На бербазе, - сухо добавил Майгатов. - Я тоже знал, что там вместе в ней служили Жбанский и наш фельдшер-сверхсрочник, но мало знать... Я по рассказам тех, кто их еще помнил, понял, что оба ухлестывали за ней. Все-таки дам на бербазе не так уж много, и в основном - замужние. А тут холостячка, да еще такая дородная. Но, знаешь, я подумал, что все-таки настоящий роман у нее был с фельдшером...
- А почему - с фельдшером?
- Ну, понимаешь, он там дольше служил, еще срочную, а Жбанский - всего полгода. И уже был мичманом... Я их когда в каюте собрал, то на фельдшера и думал. А когда вахтенный журнал подкинули...
- Какой журнал? - не понял Силин.
Майгатов обиделся на себя за болтливость, и обида неудобно, как кость в горле, постояла в душе. Наверное, он бы не стал рассказывать о секретке "Альбатроса" тому Силину, которого он знал до этой сцены, но от нового Силина, который стоял напротив и так же, как он, потирал шею, он не мог утаить.
- Он же и в нашу секретку залезал.
- Шпион, что ли?
- Скорее, дурак, - и посмотрел на бесчувственное лицо Жбанского. - Так вот: когда журнал уже подкинули, и можно было успокоиться, я вдруг вспомнил, что секретчик, чуть-чуть не успевший за грабителем, слышал стук ботинок...
- Так почти все же...
- Да, почти все ходят в тропических сандалиях, - досказал Майгатов. А ботинки обувают или в город, или на дежурство...
- И что из этого?
- А то, что его поставили дежурным по КПП. На подмену. После того, как Бурыга предыдущего дежурного за сон снял. И Перепаденко, вахтенный на юте, когда я спрашивал, кто на борту был, о Жбанском не подумал. Ведь он пришел на пять минут и тут же сошел на дежурство.
Словно в подтверждение этих слов, Жбанский застонал и по-лошадиному лягнул ногой воздух.
- Тренируется, гад, - прокомментировал Силин. - Одолеем его вдвоем, если что, или, на всякий случай, связать ему руки?
- Не надо, - Майгатову не хотелось, чтобы кто-то попал в его шкуру поверженного.
Тяжелые веки Жбанского всплыли ко лбу, открыли мутные глаза. Рука ощупала затылок. Он вплотную, чуть ли не как близорукий, осмотрел побывавшие в волосах пальцы, и кровь разъярила его.
- Суки! - кинул он в их сторону из-под черного козырька усов. - Убить же могли!
- А ты здесь, в подъезде, что: в песочницу игрался? - с такой злостью сказал Силин, что Майгатов даже не поверил, что это произнес пьяница-добряк Силин.
И он скосил глаза, чтобы развеять свои сомнения, но Силина не увидел. Вместо его долговязой фигуры в необъятном засаленом кителе перед Майгатовым качалась широченная спина в черном, как траурный креп, свитере. Когда Жбанский вскочил и как это получилось у него настолько беззвучно, Майгатов не понял. Он ухватился за потертый, в насечках от перочинного ножичка, пластиковый брус перил, подтянулся, встал и только тут увидел, почему молчит Силин. Жбанский душил его. На почерневшем лице Силина беззвучно шевелились губы, но никак не могли рассказать Майгатову о том, что произошло.
Он не помнил, почему ударил именно по почкам. Наверное, по измазанному кровью затылку было бы больнее, но то ли с боксерских лет усвоил, что нельзя бить по затылку, то ли брезгливость вызывал у него этот буро-красный сгусток в сплевшихся черных волосах, но удар пришелся в почки. Жбанский охнул, как от испуга, и осел. Руки Силина, сразу почему-то ставшие сильными, оттолкнули боцмана в угол, на старое место.
- Я же го... го... гов-ворил... руки ему... связать...
- Ты - дурак, Жбанский, - сверху вниз сказал Майгатов. - Чего ты дергаешься? Все улики - против тебя...
- Хрен вам, а не улики, - с закрытыми глазами прохрипел тот, лежа в уже привычном углу. - Нет у вас ничего против меня! Приемник найден, деньги Танька завтра в ящике откопает.
- А сломанный ключ? - нанес решающий удар и почувствовал, что от вопроса больше всего напрягся Силин, который ничего об этом ключе не знал.
- Что: Анфимова хочешь притоптать? Ты ж ему сам пообещал, что не заложишь, - открыл глаза и обжег презрительным взглядом.
Перекоробило от фамильярного "ты", от наглости, которой за болтуном Жбанским никогда раньше не замечал, от брезгливого выражения лица. Что так изменило его, что искорежило? И вдруг понял.
- Сколько он тебе заплатил?
- Военная тайна.
- Ты - о чем? - влез Силин.
Рука пошарила в нагрудном кармане. Лежит. Сплющенный, из трубочки превратившийся в гармошку, но лежит. Достал и, развернув, сунул к лицу Жбанского.
- Узнаешь красавчика?
Долго смотреть Жбанский не смог. Отвел глаза, будто не выдержал состязания взглядами со взирающим на него с ватмана очкариком Зубаревым.
- Чего ты мне картинки показываешь?
- Узнал?
- Первый раз вижу, - зло процедил в сторону.
- А отвертка, что ты ему подкинул в каюту, - кивнул на Силина, - тоже, по-твоему, не улика?
- Была б уликой, если б вы на ней мои отпечатки нашли... А так железяка ржавая - и все...
- Слушай, - опять напомнил о своем присутствии Силин, - а зачем ты приемник у Таньки стянул?
- Не брал я его, - все так же не поворачивая головы, словно разговаривая с человеком за обшарпанной дверью, который был ему милее обеих офицеров. - Наверное, чертежники, когда вернулись из самоволки, стянули...
Ссадина на виске у старшины. Майгатов вспомнил ее, и цепочка событий окончательно сложилась. Рассвет. Матросы возвращаются из самовольной отлучки. Увидели открытую секретку и спящего часового. Нагленький морячок с голосом Мамочки предложил украсть приемник. Старшина уперся. Получил удар в висок. В итоге приемник они все-таки забрали. А потом старшина дрогнул. И под видом случайно найденного вернул.
- Это еще доказать надо, - сказал Майгатов совсем не то, о чем подумал. - А доллары?
- Мои это баксы. С похода. Я их Таньке на день рождения подарил.
- Значит, вроде как свое забрал? - съехидничал Силин.
- Да, свое! - крикнул Жбанский, и его голос эхом отдался на верхних этажах. - И мясо, что вашему дураку-фельдшеру на лоб прикладывали, тоже мое. Я ей подарил...
- Ни хрена себе - подарок?! - удивился Силин.
- Это он в доверие входил, - пояснил Майгатов. - Чтоб поймать возможность снять слепки с ключей. Точно?
- Пошли вы... шерлок-холмсы хреновы... Ты мне почки, гад, отбил. Будешь теперь пенсию выплачивать...
- А ты пойди, заяви в милицию... Пойди-пойди, - иронично посоветовал Силин. - Может, сразу посадят. За покушение на убийство... Ну и сволочь! Мясо он дарил!.. Я б тебя, боцман, вместе с тем мясом в соляной кислоте...
Попрекать его за горячность Майгатов не стал. Он свернул портрет Зубарева, сунул его на старое место, в теплый нагрудный карман и негромко посоветовал Жбанскому:
- Завтра все это расскажешь Бурыге. Иначе...
- Ничего я никому не буду говорить, - ухмыльнулся одними усами. - И хрен вы до меня теперь дотянетесь! Я вчера украинскую присягу подписал. Служу на другом флоте. Поняли? И вас, гадов, ненавижу!..
11
В поиске иголки в стоге сена - масса преимуществ. Во-первых, все происходит в одном месте, и не нужно тратить время и силы на транспортные издержки. Во-вторых, сам процесс предельно прост: берешь по соломинке и перекладываешь на заранее выбранную площадку. В-третьих, твердо знаешь, что рядом с последней соломинкой будет лежать иголка. В-четвертых, учтите полезность нахождения на свежем воздухе, целительный запах скошенных трав. А если поднапрячь мозги, то можно отыскать и пятое, и шестое, и сто шестое преимущество. Но, к сожалению, Майгатов искал не иголку в стоге сена, а человека с фамилией Зубарев в более чем трехсоттысячном городе, и при этом даже не был уверен в безупречной точности измятого, заштрихованного линиями сгибов портрета.