Страница 16 из 18
«Мы – светящиеся существа, – сказал дон Хуан. – А для светящихся существ значение имеет только личная сила. Но если ты спросишь меня, что такое личная сила, я отвечу, что этого мои объяснения тебе не объяснят» (IV).
Действительно, странно. Безупречность (как мы уже сказали, являющаяся делом тоналя) есть усиление именно тоналя, но ведет эта дисциплина к раскрытию, проявлению, реализации эффектов нагуаля.
«…Маги знают, что только путем усиления тоналя может появиться нагуаль. Понятно, что я имею в виду? Это усиление называется личной силой» (IV).
Непостижимым образом сильный тональ привлекает к себе Реальность, как будто она «знает», что все части существа уравновешены и могут выдержать натиск энергетических полей нагуаля. Разум в своем развитии и самоконтроле достигает некоего качественного скачка – теперь неповрежденный разум может отойти в сторону и безразлично созерцать разрушительные явления, бесцеремонно отрицающие всякую ценность его рассудочности. Цепи разорваны: смерть на пороге вызывает только смех, собственная важность – пыль на дороге, до которой нет никакого дела, жалость перед лицом Реальности глупа и бессмысленна. Только непреклонная сила свидетельствует каждый шаг – несгибаемое намерение идти вперед вопреки всему, пусть даже пропасть мерещится в конце тропы. Безупречный воин не может страшиться таких пустяков.
«Мне нужна только безупречность, энергия… – понял Кастанеда. – А начинается все с какого-нибудь одного действия, которое должно быть целенаправленным, точным и осуществляемым с непреклонностью. Повторяя такое действие достаточно долго, человек обретает несгибаемое намерение. А несгибаемое намерение может быть приложено к чему угодно. И как только оно достигнуто – путь свободен. Каждый шаг повлечет за собой следующий, и так будет продолжаться до тех пор, пока весь потенциал воина не будет полностью реализован» (VII).
Такая нечеловеческая устремленность почти отталкивает, но не забывайте, что на ее достижение уходят иногда десятилетия, и то, что сейчас кажется непонятным и чуждым, спустя время вполне может стать самой природой вашего существа. Тем более что правила далеки от догматизма и учитывают особенности индивидуума. Даже в отношении сексуальных отношений («больная» тема для любой аскетической дисциплины) здесь не существует однозначного запрета.
«А нагваль Хулиан, – начал Хенаро, – говорил, что заниматься сексом или не заниматься – вопрос наличия энергии. Сам он с сексом проблем не имел никогда: у него ее была прорва. Но мне он с первого же взгляда сказал, что мой член предназначен только для того, чтобы мочиться. Потому что у меня не хватало энергии на секс. Бенефактор сказал, что мои родители были ужасно утомлены, когда делали меня, и им было скучно. Он назвал меня результатом исключительно тоскливого совокупления – «конда абуррида». Таким я и родился – скучным и утомленным. Нагваль Хулиан вообще не рекомендовал людям моего типа заниматься сексом. Тем самым мы можем сэкономить то небольшое количество энергии, которым обладаем» (VII).
Через некоторое время нагваль Хулиан, чтобы продемонстрировать важность своего совета, взял свой отряд в один из параллельных миров вместе с их физическими телами. Хенаро и несколько других учеников, таких же «скучных и утомленных», но не послушавшихся рекомендаций Хулиана, «чуть не погибли там», по словам самого Хенаро. Как видите, в некоторых случаях экономия половой энергии оказывается жизненно необходимой, но совсем не по той причине, о которой говорят моралисты и религиозные проповедники.
Совсем другое дело, если речь заходит о желании. Человек – любопытно устроенное существо. Он способен испытывать желание (в том числе половое), даже когда не чувствует никакой физиологической потребности. На этом, по сути, строится вся человеческая цивилизация. Желание – это продукт человеческого эго, лишь иногда совпадающий с биологической необходимостью. Мы знаем об этом со времен Будды, но никак не способны принять эту идею практически, так как подсознательно относим ее к этическим или нравственным условностям.
«Желание – вот что заставляет нас страдать, но как только мы научились уничтожать свои желания, любая полученная нами мелочь превратится в бесценный дар… Бедность и нужда – это только мысли; то же касается ненависти, голода, боли» (II).
Практика безупречности дает воину возможность понять, что даже такие конкретные чувства, как голод и боль, в гораздо большей степени относятся к нашей способности саморефлексии, чем к непосредственно переживаемому опыту. Задумывались ли вы, что человек больше страдает не от боли, а по поводу боли, не от голода, а по поводу голода? Если вам трудно понять разницу, попробуйте поразмышлять над этим.
«Я много раз говорил тебе: только воин может выжить. Воин знает о своем ожидании и знает, чего он ждет. Когда он ждет, у него нет желаний, и потому, какую бы малость он ни получил, это всегда больше, чем он может взять. Если он хочет есть, то найдет путь, потому что не голоден. Если он ранен, то справится с этим, потому что не страдает от боли. Быть голодным или страдать от боли означает, что сила голода или боли уничтожает тебя» (II).
Прекращение саморефлексии – поистине революционный шаг в развитии психологии личности. Этот качественный скачок – плод десятилетий упорного труда – так перестраивает всю систему ценностей, всю совокупность способов переживания окружающего мира, что невольно напоминает даосскую притчу о «великом сне» и «великом пробуждении». («Но есть еще великое пробуждение, после которого узнаешь, что все это – великий сон».) Мы не можем выйти из сновидения тоналя, даже когда обретаем способность перемещаться в другие участки энергетического спектра Реальности. Тональ неустраним, как неустранима сама точка сборки, выстраивающая по своим законам блоки или пучки из энергетических потоков бытия. Мы можем бесконечно расширять способности своего тоналя, делать его гибким и послушным, чтобы максимально приблизиться к Реальности, но навсегда уничтожить перцептивный аппарат вместе с его условностями и ограничениями – значит просто перестать быть. Поэтому единственная свобода заключается в осознании сна. Как пишет В. Малявин, «только спящий не знает, что он спит и смешон в своей самоуверенности. Но только «великое пробуждение» открывает нам существование «великого сна». Иными словами, чем более я сознаю себя спящим, тем более я кажусь себе спящим. Миг пробуждения вмещает в себя бесконечно долгий сон. Не сон и не явь, а бодрствование во сне и сон наяву или даже, точнее, «пробуждение к Сну во сне» – вот правда Чжуан-цзы».
И если «пробудившийся во сне» смотрит на других «спящих», он, безусловно, осознает их призрачность, подобно тому, как Хенаро по дороге в Икстлан видел только фантомов – бессознательных героев одного «великого сна». Отсюда – глубокая пропасть, разверзающаяся между человеком и безупречным воином. Остается ли он человеком после пробуждения? С точки зрения нагуаля, вряд ли. Что-то необратимо меняется в структуре энергетического кокона – индейские маги называют это «потерей человеческой формы». Дон Хуан так описывает этот процесс:
«…Видящие называют человеческой формой неодолимую силу настройки эманаций, зажженных свечением осознания в том месте, где располагается точка сборки человека в нормальном состоянии. Это сила, благодаря которой мы являемся человеческими личностями. Таким образом, быть человеческой личностью – значит быть вынужденным подчиняться этой силе настройки, а следовательно, быть жестко привязанным в своих действиях к тому месту, откуда она исходит.
Благодаря практике воина его точка сборки в определенный момент начинает сдвигаться влево. Этот сдвиг устойчив, он приводит к необычному чувству отстраненности, или контроля, или даже самоотрешенности. Смещение точки сборки влечет за собой перенастройку эманаций. (Вот оно, «пробуждение во сне»! – А. К.) Новая настройка становится началом целой серии еще более значительных сдвигов. Первоначальный же сдвиг видящие очень точно назвали потерей человеческой формы, поскольку он знаменует собой начало неумолимого движения точки сборки прочь от ее исходной позиции, в результате чего необратимо утрачивается наша привязанность к силе, делающей нас человеческими личностями» (VII).