Страница 32 из 45
Стук. Тише, но дольше, словно дрожа.
С трудом разогнув занемевшие ноги, Шен поднялась и направилась к двери из логова.
«Может, у него заняты руки, потому что Мива заснула по дороге, уставшая и измотанная. Надо открыть им… надо было расстелить постель, чтобы сразу уложить ее отдыхать. Бедная моя девочка… хоть ужин хороший для нее есть – я приготовлю, пока она будет отдыхать…»
Шен распахнула дверь и замерла.
На уровне своих глаз она никого не увидела и сперва испугалась, решив, что ее беспокоят призраки, но потом просто онемела.
- Можно я войду, мама?
Ясные синие глаза смотрели на нее спокойно, слишком по-взрослому и прямо.
Черепашонок в синей маске поддерживал второго – глупого в рыжей, который дрожал и всхлипывал, привалившись к его боку.
Шен застыла, глядя на них сверху вниз.
«Не Мива… они живы и выжили… не удивительно, учитывая, что канализация для них самое место… пусть и живут там дальше, зачем пришли?.. Она сказала, что они лучше во всем, даже в том, что выжить могут и тут…»
Отвернувшись, Шен молча закрыла за собой дверь.
«Нет. Не хочу их видеть. Из-за них все это случилось…»
Дверь не хлопнула за спиной, вынудив оглянуться.
- Я прошу тебя, – черепашонок как-то ухитрился удержать дверь ногой и теперь стоял на пороге, все еще глядя на нее пристально и почти с мольбой. – Это Микеланджело, мама, ему плохо без вас очень…
- Микеланджело? – Шен приподняла брови.
Память сложила незначительные детали рыжей маски, веселой улыбки и этого имени.
- Я жду Миву, Рафаэль. Она убежала из-за вас, а ты просишь, чтобы я приняла вас обратно в этот дом, где ее нет.
- Я Леонардо, – он сделал к ней еще шаг. – Майки не виноват в этом. Пожалуйста, разреши ему остаться. Он же… он очень хороший, он любит тебя и Мастера… и Миву тоже… и она его…
Шен дернула уголками губ, продолжая рассматривать их.
- Как она может любить тех, кто так жестоко с ней обходился, кто смеялся постоянно, показывая свое мнимое превосходство над ней…
- Он этого не делал…
- Мама! – Микеланджело вдруг оттолкнул второго и бросился к ней, крепко обняв. – Мама, я больше не буду… я хочу домой!.. Пожалуйста!
Шен потрясенно шатнулась и невольно опустила руку ему на голову, стараясь успокоить.
Второй стиснул зубы и отступил к двери, пристально глядя на них.
- Аригато, – он коротко поклонился ей, совсем по-взрослому, как в ее прошлом кланялись ей воины-ниндзя из клана Хамато, когда она входила в старое додзе своего жениха.
Чувствуя под ладонью дрожь безобразной лысой головы, едва уловимое тепло трехпалых рук, что обнимали ее, Шен вздрогнула, всем телом, всматриваясь в синие глаза.
- Они лучше, мама! Лучше меня во всем! – Мива, рыдая, склубочивается на кровати, выдирая волосы с корнем, и хрипит, хрипит, хрипит эти слова, как ножи швыряя в стену. – Они – лучше! Мне никогда… мне как до звезд… отец прав оказался – я слабая и никчемная! А я не верила…
- Девочка моя, – Шен пробует обнять ее, но Мива отталкивает ее руки. – Ну, о чем ты говоришь вообще? Ну они же безобразные рептилии, воняющие сточной водой с плоскими недолицами. Никогда им не стать такими изящными и такими красивыми, как ты…
-Пропади оно пропадом все! – Мива резко садится и смотрит ей в лицо горящими глазами. – Это они принесли мне пряники! Они нам с тобой чашки мыли!! Мама! Мама, это они… они благородны и чисты духом, как настоящие воины! Они, а не я! Да лучше бы мне такой образиной родиться, но с таким же внутренним светом! Далась мне твоя красота, мама!
И прежде чем Шен успевает остановить ее, Мива вцепляется ногтями себе в лицо, словно хочет содрать кожу.
- Пусть бы я черепахой была бы, но только такой же!.. Леонардо такой… мама, он самый лучший на свете!..
«Лучший…»
Шен едва нашла в себе силы оторвать взгляд от синей-синей радужки, светлевшей к ободку. Если не видеть лица… если не знать, какое оно… такие глаза могли бы быть у человеческого мальчика, только старше восьми лет, который вырос бы в благородного сильного и мудрого воина.
Она опустила взгляд на Микеланджело, который, вытирая слезы, старался заглянуть ей в лицо из-под ее ладони.
Голубые, чистые… простые глаза.
Он никогда не был лучше ее девочки. Слабее братьев, не так хорош в бою и не столь блестяще одарен умом, не так благороден и самоотвержен.
«Почему она не сравнивала себя с ним? Почему именно вот с этим вот?.. Если бы только их вообще на свете не было… Мива бы никогда не убежала от меня и не плакала так горько. Она вернется. Она поймет, что они не лучше, и успокоится… моя девочка слишком умна, чтобы не заметить очевидного».
- Хорошо, Леонардо, – Шен разомкнула руки и слегка отстранила Микеланджело. – Но у меня тоже есть просьба тогда.
Глаза давно опухли до того, что едва открывались, горя, как будто в них угли насыпали, и немилосердно щиплясь от соленых слез.
- Давай завяжу их? – голос Донни прозвучал совсем рядом, чуть справа, и Раф слепо перехватил его руку, чтобы не трогал. – Тебе станет лучше. Я читал, что в темноте любая глазная боль быстрее проходит…
- Нет, – Раф еле качнул головой, чтобы не добавлять себе нового огня в глазницы. – Засну. Лео не вернулся еще?
- Нет, – Донни сел рядом и положил руку ему на плечо. – Но он вернется, Раф. Он обещал.
«Вернется. Конечно, вернется. Иначе не может быть, потому что я так загадал. Каждый из них так или иначе получил же то, что загадывал. У Майки была игрушка –заяц. Мы сами ему его сделали. А Донни получил маму. Он не уточнял, какую именно. Что получил, то получил. Но получил же. А Лео хотел счастливого Мастера. Что ж, полагаю, он счастлив там со своей Мивой и этой мамой… А я хочу, чтобы мы были вместе. Я не хочу один оставаться… и я тоже получу это. Это – честно».
Тяжелые воспаленные веки упали.
Не имея сил поднять их, Раф начал тереть глаза, стараясь заставить их открыться, но боль вынудила зашипеть и прекратить это…
- Поспи, – долетело до него как из бочки. – Поспи, бро, все образуется. Лео обещал. Он вернется. И я с тобой рядом. Я никогда не уйду…
«Лео обещал… обещал… обещал… И ты не уйдешь… даже если захочешь…»
====== Бездна ======
- Еще раз, – Ороку Саки подпер голову рукой, пристально наблюдая за дочерью, которая застыла в последнем движении ката, ожидая разрешения закончить. – С самого начала.
Коротко поклонившись, Караи встала в стойку и повела руки в сторону, внимательно следя за каждым своим движением.
Никогда ранее отец так не следил за ней в этих занятиях. Всегда после первого же исполнения он разочарованно вздыхал и ронял голову на руки, скрывая взгляд, словно ему было противно смотреть на нее.
«Не ошибиться. Только бы не ошибиться, – как заклинание твердила она себе, стараясь не поднимать глаз от пола, чтобы восторженный блеск не выдал ее. – Леонардо всегда замирал вот тут на долю секунды, хотя в классическом исполнении это не принято, но у него это так красиво получалось. А потом резкий прыжок в сторону и связка быстрее, чем делает отец… довернуть кисть, перевод через низ, а не на уровне груди… пальцы поджать к ладоням…»
У стены живым изваянием застыл Сатори-сан, чутко прислушивавшийся к происходящему. Он не мог увидеть ее, но часто говорил, что не слышит ее ката, что в них нет наполнения и глубины, одна лишь форма без содержания.
«Страницы фолианта, не тронутые пером и мудростью».
«Пусть теперь он скажет иначе! Пожалуйста, небо! Я же не зря…»
- Стоп! – отец вскинул руку, заставив Караи замереть в стойке. – Еще раз. Эту связку.
Выпрямив дрожащие ноги, она на секунду прикусила губу, но вернулась на три шага назад.
- Начинай, – глаза отца, темные, как провалы в ночь, сузились и едва ли не засветились, следя за каждым ее движением.
Он наблюдал за ней.
Он улыбался.
Холодно, едва-едва дергая уголками губ.
Но он улыбался ей.
Караи снова опустила взгляд, пряча восторг и улыбку. Она готова была делать это ката до тех пор, пока у нее не откажут ноги, и она не рухнет без сил, только бы не утратить эту нить пристального интереса отца к тому, как она делает, и продолжать ловить его скупую холодную улыбку, полную одобрения и слабого намека на восторг.