Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 38

Он кивнул.

- Там еще есть коробка с бельем.

- Я все нашла. - Джулия чувствовала себя неловко, не зная, что еще сказать. - А здорово, наверное, ты смотрелся в дамском магазине, - неуклюже пошутила она.

Мужчина задумчиво потер подбородок рукой.

- Интересный опыт, - признался он. - Я так и не понял, почему женщины проводят в магазинах столько времени, у меня на все ушло полчаса.

Джулия пожала плечами.

- Да потому, что тебе не придется носить то, что ты купил, это же психологически так понятно.

Она услышала скрип матраса, и ее руки с расческой застыли в воздухе, когда она увидела в зеркале его лицо у себя за спиной. Она продолжала причесываться, стараясь не встречаться с ним глазами.

Джулия ощутила щекой его дыхание. Глядя в зеркало, она впервые заметила, какие у него длинные ресницы. От него пахло мылом и чистой одеждой, и она глубоко вздохнула, стараясь успокоить себя. Он накрыл ее руку своей, она положила расческу и обернулась к нему, в смятении читая то, что было написано в его глазах.

- Так нельзя, Леон. - Голос ее задрожал.

- Неважно, - ответил он, - раз мы оба это чувствуем.

Как легко было поддаться желанию, погладить его по щеке, поцеловать в полные губы...

Но тут Джулия вспомнила о телефонном звонке и отодвинулась.

- Я ничего не чувствую, - напряженно выдавила она.

- Лгунья.

- Отпусти меня!

- Я тебя не держу.

И верно, он опустил руки, и она увидела насмешку в его глазах. Яростно отвернувшись от него, Джулия снова принялась расчесывать волосы. Но Леон и не думал уходить.

- Тебе что, делать нечего, что ты на меня уставился? - фыркнула она.

- А мне нравится наблюдать, о чем ты думаешь.

- И что ты хочешь этим сказать? - Голос ее предательски дрогнул.

- Ну, - начал Леон, скрестив на груди руки, - вот как ты выглядишь, когда сердишься. У тебя появляются две крохотные морщинки между глаз, а сами глаза начинают сверкать, как огни сварки. И конечно, - продолжал он, - у тебя бывает такое выражение лица: "а мне плевать, если ты сейчас упадешь мертвым". Ты еще задираешь подбородок и бросаешь мне вызов: а ну-ка, осмелюсь ли я с тобой не согласиться?

- Ты меня никак и ничем не привлекаешь, - с трудом произнесла Джулия. У тебя непомерное эго, оно и заставляет тебя думать, что мне хочется влезть с тобой в постель.

Леон долго смотрел на нее, а потом по лицу его начала неудержимо расползаться улыбка.

- Что случилось? Не любишь правду? Думаешь, я шучу?

- Ох, Джулия. - Он взял ее за руку. - Ты самая необычная женщина на свете.

- Вовсе нет!

- Да ведь это ты постоянно говоришь про постель, я-то ни разу ничего такого не сказал.

У нее открылся рот от изумления и обиды.

- Да полчаса назад ты едва не влез ко мне в постель! - выпалила она, слишком поздно сообразив, что он опять ее заводит.

- Неужели? Как я мог быть так неосторожен?

- И ты поцеловал меня - несколько раз!

- Ну конечно, а одно непременно следует из другого.

В лице его ничего не дрогнуло, лишь в невероятных агатовых глазах притаилась усмешка.

Может быть, она его не так поняла? Может быть, он и правда действовал на нее сильнее, чем она на него? Джулия стиснула руки. Будь проклято это его самомнение.

- Знаешь, то, как ты...

- Как я - что?





- Как ты.., какой ты! - взорвалась Джулия.

Леон пожал плечами:

- Ну, с этим я ничего не могу поделать.

Мне нравится тебя целовать, и я знаю, что тебе это тоже понравилось.

- До чего же ты самоуверенный... - выдохнула Джулия. - Да ты ничего обо мне не знаешь! И не целуй меня больше, понял?

Леон, ухмыляясь, отдал ей честь:

- Да, мадам. Или - нет, мадам? - Он привлек ее к себе и поцеловал. Всегда забываю, как надо правильно отвечать.

Джулия собралась бороться с ним, но вдруг сообразила, что он ее не держит. Присев на край кровати, она выдохнула:

- Я серьезно - не тронь меня!

- Из-за Микеле?

- Нет, конечно, - отрезала девушка.

Слишком поспешно. - Какое это к нам имеет отношение?

Леон присел рядом.

- Никакого. Но если бы обстоятельства изменились, рядом с тобой мог бы сидеть Микеле, а не я. Микеле.., твой муж.

- Но он мне не муж! - выкрикнула она.

- Однако тебе его не хватает, так? Он так долго был частью твоей жизни, нелегко, наверное, было вот так его оставить.

В глазах Джулии появились слезы.

- Мне не хватает моей семьи, - призналась она, - а вовсе не Микеле.

Леон странно смотрел на нее.

- Но ведь он и твой дядя - это почти все, что у тебя было, так? Микеле знал тебя с детства. Я читал, как твой дядя взял Микеле под крыло, когда умер его отец. Воспитал его почти как своего сына, несмотря на обвинения со стороны Ансельмини, что его интересует лишь наследство, оставшееся после смерти родителя.

Джулия сжала кулаки.

- Я и забыла, что ты так много знаешь о моей жизни, - холодно отозвалась она. - Что тут у нас, интервью для новой книги?

О чем ты еще хочешь знать - о текстильной фабрике, которая принадлежит моему кузену?

А может, тебя интересует фабрика обуви, она принадлежит другому моему кузену. Или тебе все равно, какую грязь раскапывать?

- Конечно, - в голосе его зазвучали опасные нотки, - у меня и сейчас включен магнитофон.

Джулия поняла, что зашла слишком далеко. Видела, что он сердит. Он старался помочь ей, а она оскорбила его.

- Ну вот, я снова сорвалась. Прости.

Правда, мне так жаль. Я просто никак не могу пережить то, что случилось. Я покинула свою семью.

Протянув руку, Леон легко потянул ее, заставляя повернуться к нему лицом.

- Значит, ты чувствуешь себя.., дезертиром?

Джулия смотрела на него, не в силах справиться с бушующими в ней чувствами.

Леон погладил ее по плечу.

- Не надо так переживать. Микеле стоило покинуть. Еще лучше - кинуть его в Сахаре.

Но сначала закопать по шею в песок. А что до остальных членов твоей семьи, не знаю. Ты ведь оказалась в немыслимом положении. Если твой дядя любит тебя, он скоро это поймет и примирится. И все твои кузены тоже. Насколько я знаю, никто из них не пылает любовью к твоему бывшему жениху.

- Для моей семьи есть вещи поважнее любви. - В словах Джулии слышалась горечь. - Долг, честь и все такое. Дядя Джузеппе как-то рассказывал мне, что ему пришлось отказаться от самой большой любви в своей жизни, потому что на первом месте стояла честь его семьи.