Страница 49 из 128
Майя накинула шаль и вышла на балкон. Ночи в Боравере обычно были черными, но сегодня светила полная луна, и она разглядела внизу коленопреклоненного мужчину. Она вздохнула, покачала головой и для верности махнула рукой в сторону калитки.
Матвей не послушался. Она и охнуть не успела, как он очутился рядом с ней на балконе. Как будто взлетел.
- Майя…
Она отступила в сторону.
- Ты с ума сошел? – отчаянно зашептала она. – А если услышат? Что ты себе позволяешь…
- Не могу уснуть, зная, что ты на меня обижена, - признался он. – Скажи, что простила, и я уйду.
Майя зябко повела плечами. Простила? Навряд ли. Она разрывалась между желанием уйти, хлопнув балконной дверью, и очутиться в объятиях мужчины, который терзал ее сердце. Здравый смысл победил, она шагнула к двери.
- Майя! Умоляю… - он схватил ее за руку. – Позволь хотя бы объясниться.
- Завтра.
- Завтра тебя не будет весь день.
- Благодаря тебе!
- Майя…
Внизу хлопнула входная дверь.
- Кто здесь? – грозно крикнула экономка, поднимая кверху фонарь.
Майя испугалась и бросилась в комнату, увлекая за собой Матвея.
- Уйду, когда она ляжет спать, - прошептал он едва слышно.
Она кивнула и отошла в сторону. Почти сразу в дверь постучали.
- Ваша светлость, у вас все в порядке? – услышала она голос Тины.
Матвей бесшумной тенью скользнул под кровать. Майя хмыкнула и крикнула:
- Да, Тина, заходи.
- Вы не спите? – девушка заглянула в комнату.
- Нет. Стояла на балконе, дышала воздухом. Что-то случилось?
- Тетя говорит, вроде бы слышала голоса в саду. Вы ничего не заметили?
- Нет, Тина, ничего. Хотя, да… Мне показалось, кто-то говорил у забора. Прохожие?
- Наверное. Вам что-нибудь нужно?
- Да, принеси мне молока с медом, как обычно.
Пока Тина ходила за молоком, Матвей тихо лежал под кроватью, да и потом не сразу решился вылезти. Майя не звала его, молча пила молоко, устроившись в кресле.
- Майя…
- Выход там, - она указала на балконную дверь.
Он вздохнул и вышел, но тут же вернулся обратно.
- Там твоя экономка… - сообщил он с досадой. – Бродит по саду с фонарем.
- Замечательно, - горько произнесла Майя. – Ты снова все решил за меня. Пришел среди ночи, поставил в неловкое положение, заставил врать. А теперь еще и останешься здесь, пока слуги не уймутся. Предупреждаю, если тронешь хоть пальцем, закричу на весь дом.
- Ложись, я подожду на балконе. Если присесть, то снизу меня не увидят.
- О, не надо таких жертв. Можешь ждать в кресле.
Майя раздраженно поставила полупустой стакан на столик, отбросила шаль и легла, натянув одеяло до самого носа. Спать она не собиралась. Скорее, спряталась, чтобы Матвей не заметил дрожащих рук и подступающих слез. Из-под полуопущенных ресниц она наблюдала, как он сел в кресло, как стучит пальцами по мягкой обивке подлокотника, словно выбивая какую-то мелодию, как встает и подбирает шаль, как зарывается в нее лицом, вдыхая запах, как допивает молоко из стакана. Наконец, он снова сел и тихо произнес:
- Майя, выслушай меня, пожалуйста.
- Иначе не отстанешь, верно? – спросила она, не притворяясь спящей.
- Верно.
- Хорошо, говори, - разрешила она.
Мэт сам не понимал, что принесло его к дому Майи в такой поздний час. И уж тем более – что заставило его бросать в окно камушки. Пожалуй, это был первый безрассудный поступок в его жизни после той злополучной ромашки. Хотя, нет. Он потерял разум, когда поддался чувству мести. С того момента все и покатилось кувырком.
Сам же ругал Паука за то, что тот активировал ловушку. А потом притащил Майю в их убежище – тоже сам. И сделка с Мельницким – безумие. Нужно было заканчивать всю эту комедию в первый же день!
Нельзя. Мэт нутром чувствовал – нельзя. И не потому что юношеская влюбленность вспыхнула с новой силой. Когда-то он легко отказался от нее, легко заменив на ненависть, но забыть Майю совсем не смог. И все же кроме этого было еще кое-что – загадка. Он поверил в то, то Майя – тихая и легкоранимая девочка, у которой глаза все время на мокром месте. Однако он ошибся.
Короткая и спокойная отповедь – как пощечина. Поначалу он решил, что вот она, настоящая Майя. Та, то подписала ему приговор. Холодная, жестокая, высокомерная. Потом он поймал ее взгляд, и его обожгли боль и отчаяние. Невысказанное: «Как ты мог?» Нет, она не сняла маску, наоборот, нацепила.