Страница 70 из 78
Но пришельцы, мотыжа лен, обсыпали корни землей, не пропалывая сорной травы, а когда не могли достать виноград на ломкой ветви, то срывали лозу.
А со временем кто-то отполоскал в роднике свои онучи, кто-то шапкой зачерпнул воды. И никто из наших этого не знал, не присматривали за ними.
А у предков наших закон был такой, что не брали воду, не испросив позволения у Владычицы Рек, и когда набирали свежую, то старую из кувшинов сливали в родник, чтобы вода прибавилась к воде, и воду, отданную Владычицей, семья могла употребить без вреда.
И вот неожиданно оказалось, что пришельцы осквернили все реки. И тогда ушла Владычица Рек и Вод, началась засуха, высохли все реки, а берега их пропитались ядом. Из всей речной живности выжили только лягушки.
Что же оставалось делать обессиленному народу? Люди покинули обжитые земли и двинулись вверх, против девичьих следов. Теперь-то им стало ясно, что пришельцы не кто иные, как племя нечистых.
В горах оставались еще ледники. Люди растапливали лед и получали воду. Там, на нагорье, прожил наш народ изгнанником солнца восемьдесят лет. Выросло новое поколение, не знавшее родины.
И вот как-то сто юных царевичей резвились у замка. Они играли в мяч, они терлись друг о друга, подобно бычкам, стараясь израсходовать хотя бы часть энергии. Вдруг один из царевичей приметил женщину. Женщина поднималась по тропе с кувшином на плече и была она со статью и поступью. У юноши загорелись глаза.
У юноши загорелись глаза, он взволновался и он воскликнул.
— О, братья! — воскликнул он. — Я сейчас разобью ее кувшин, не задев женщину стрелой!
Не знаю, нужно ли это для рассказа, но это история.
Братья сказали ему: «Давай!»
Стрела полетела, кувшин разбился, незнакомка ахнула и обернулась. Юноши остановились смущенные: обладательница стана и поступи была пожилой женщиной. Ее облило. Она несла к роднику старую воду, чтобы Владычица Рек и Вод позволила ей отломить кусок льда, воду из которого семья могла бы употребить без вреда.
— Кто вы, болваны? — спросила она.
— Да царевичи мы, — ответили они смущенно.
— Чем воевать с моим кувшином, шли бы воевать с нечистыми, захватившими вашу родину! — сказала она.
Пристыженные юноши вернулись в замок и замучили расспросами свою родительницу.
— Мать, мы видели женщину со статью и поступью.
— Касатики, да это же вдова при живом муже!
— Мать, а где ее муж, коли он жив?
— Ее муж, витязь Хатт из рода Хаттов, одиноко сражается с нечистыми, защищая нашу родину.
— Мать, а что такое родина?
— Шли бы вы, касатики, поиграли бы в мяч, — сказала родительница, но царевичи были упрямы.
Наконец она призналась им, что родина — это то, что находится по ту сторону Буйной Реки, русло которой представляло из себя сейчас лишь гряду влажных валунов.
Вооружились юноши, сели на коней и ушли под плач родительницы.
В сердце их обожженной и потрескавшейся земли витязь Хатт из рода Хаттов одиноко сражался с нечистыми. Восемьдесят лет, не разжимая кулаков, он держал два меча — так что ногти его вонзились в ладони и проросли с тыльной стороны. Сто царевичей с дружинами пришли на подмогу витязю, племя нечистых было изгнано прочь из края, и наконец между Анапой и Анагой пролился долгожданный ливень. Он напоил истомленную землю, и снова зашумели реки, смывая соленый солнечный яд с берегов.
Витязь Хатт облюбовал наше село, объявил себя местным князем и решил дожидаться народа, чтобы им управлять. Но вскоре, не дождавшись, Хатт ушел на горную охоту. Уходя, он оставил знак о себе. На обратном пути он собирался прихватить и свою жену со статью и поступью.
В горах он нашел Владычицу Вод.
— Вода — душа, душа — вода, — сказал Хатт. — Приди на побережье, на прежнее свое место, и, пока жив мой род, ты не останешься без жертвоприношений.
И Владычица Рек и Вод из беспокойных горных потоков вернулась в мутную реку нашего села.
Обрадованный народ возвращался в свои гнездовья. Никто не оспорил знак отважного Хатта, и род его стал княжить в нашем селе.
А родительница сотни царевичей, когда возвращалась в долину, на берегу мутной реки спросила свиту: «Апсы тоумыш?» — то есть жива ли, есть ли вода? И новая обитель Владычицы Вод стала именоваться Тоумыш.
В десяти полетах стрелы от морского берега Тоумыш расширялась и образовывала омут. В Мутном Омуте и жила Владычица Рек. Именно в нашем селе было ее любимейшее местопребывание, и об этом знала вся страна. Раз в году, перед весенним праздником, грозной Владычице приносили в жертву юношу. Этого избранного юношу называли Долей Воды. Он знал об этом загодя и ходил из села в село, счастливый своим жребием. Во всех домах он встречал гостеприимство, лучшие девушки раскрывали ему свои объятия, что, впрочем, не мешало им потом выходить замуж.
Витязь Хатт, а впоследствии род его, ревностно следили за порядком жертвоприношений, как и было обещано. А когда жребий выпал сыну самого Хатта, и народ хотел было сделать исключение, миновать княжича, Хатт возразил: «Раз его выбрала судьба, не лишим его участи быть Долей Воды». И сын Хатта счастливо потупил глаза. Это был славный род охотников и воинов. Не успевал народ забыть подвиг предка, как потомок совершал еще более славный поступок.
А по Мутному Омуту расходились таинственные круги. Здесь было мглисто даже в полдень: бледно-зеленые ивы, корявая лозина и дикий фундук густо росли по обоим берегам реки, и все это, опутанное лианами, хмелем и сассапарелью, сплеталось над Омутом сводом, непроницаемым для солнечных лучей. На берегах рос также буйный папоротник. Он и сейчас там растет — не похожий на обычный, а влажный и словно еще более древний, чем доисторический.
Там и жила русалка, ее даже можно было видеть. Еще при мне рассказывали о ней очевидцы. И я им верю. Во-первых, эти люди совершенно бескорыстны, и нет основания им не доверять. С другой стороны, разве может чего-то не быть в бесконечном нашем мире? Все есть.
Все есть. Но пора уже и о нашем славном шумливом царе. Без его истории история русалки не будет полной.
Как только сто царевичей уничтожили друг друга в борьбе за престол, на погибель древним богам принял царство архонт Леон, племянник хазарского кагана и, таким образом, двоюродный брат по матери кесаря Льва Хазара. Он стал воскрешать когда-то зажегшуюся было в Абхазии, но вскоре погасшую идею единого бога. Из-за моря хлынули большеглазые скопцы. Сам Леон толковал народу святую веру, нередко пользуясь мечом как указкой. Он разрушил все языческие капища и построил храмы на их местах.
И стали прекращаться кровавые жертвы Владычице Вод. Первое время люди еще продолжали приходить в праздник весны к берегу реки, но несли уже чучело вместо юноши. Приходили ночью, а не радостным днем. Приходили виноватые: дескать, что тут поделаешь, гневается юный царь. Ведь он расширил наше царство далеко за прежние пределы.
В водах подвились первые лягушки.
Так началось постепенное превращение грозной Владычицы в простую русалку-адзызлан.
В довершение всего неутомимый царь Леон построил в нашем селе огромную, — в масштабах своего царства, — судоверфь и провел судоходный канал между реками Тоумыш и Акра.
— Благословишь ли ты канал, о Владычица? — спросил потомок витязя Хатта, местный князь.
— Не приду я туда, пусть там заквакают лягушки! — ответствовала она. Владычица не говорила на человеческом языке и с людьми изъяснялась знаками.
И вот, когда много позже царства не стало и каналом перестали пользоваться, он превратился в длинное прямое болото. Сельчане потребовали от князя Савлака, потомка витязя Хатта, засыпать канал. Но сами при этом работать не желали, предпочитая войны и походы. А мудрый князь Савлак медлил, опасаясь, что под видом осушителей болот снова придут нечистые. Он был страстный охотник, князь Савлак, на каждой скале стояла его охотничья тамга. Владычица Рек и Вод делала его стрелы меткими. Савлак медлил, а нетерпеливый народ проклял его род. Проклял тайком, продолжая признавать его княжеским. А болото засыпали только в наше время. По словам старца Батала, еще незадолго до революции священник Иоанн частенько часами простаивал на берегу болота и записывал в общую тетрадь разговоры лягушек.