Страница 2 из 8
Старые пишущие машинки – живые существа. У них есть собственное мнение и, что неожиданно, литературный вкус. Например, моя первая пишущая машинка положила свою короткую жизнь на то, чтобы отучить меня писать. Ей катастрофически не нравилось мое творчество. Она стояла на письменном столе насмерть, чтобы спасти мир от такого автора.
Сначала я творил на бумаге. Но у меня был ужасный почерк, который во время графоманских припадков становился и вовсе неизвестной науке клинописью. Когда наутро наступало похмелье после очередного вдохновения, я ничего не мог разобрать.
Видя мои мучения, папа подарил мне на день рождения пишущую машинку. Она была подержанной, впрочем, как и моя муза. Машинка сразу невзлюбила мой размашистый стиль. Я подозреваю, что в своей прошлой жизни до меня она работала в какой-то безликой советской конторе и каждый день печатала одинаково-правильное. Это была нелюбовь с первого взгляда.
Машинка саботировала свои базовые функции, как могла.
Во-первых, она никогда не пропечатывала буквы с первого раза. Чтобы добиться оттиска, мне приходилось подпрыгивать на стуле и обрушиваться на нее всем весом. В то время я умел печатать только двумя указательными пальцами (впрочем, как и по сию пору). Уже через месяц я накачал их настолько, что мог протыкать бетонные стены, как каратист. Стук моей пишущей машинки напоминал движение поезда: все было очень громко и даже грохочуще. «О, кажется, наш дятел проснулся», – каждый раз ласково говорил мой папа, когда я приступал к очередному опусу.
Во-вторых, этот странный агрегат научился втягивать клавиши в себя. Когда я попадал пальцем между ними (а я попадал, поскольку со временем указательные пальцы распухли, как сардельки, и в мои лучшие годы занимали добрую половину руки), клавиши слипались и намертво застревали в недрах машинки. Поэтому я печатал, как до революции, с ятями.
«..ять!..ять!..ять!» – неслось над нашим садовым товариществом (я часто творил на даче), когда машинка в очередной раз вероломно уходила в себя.
«Ох, у Олежки опять творческий кризис», – причитала моя интеллигентная бабушка, спеша на кухню, чтобы приготовить мне что-нибудь расслабляюще-вкусненькое.
Но однажды пишущая машинка превзошла сама себя. Я как раз дописывал последние страницы своей остросоциально-эротической эпопеи «Слеза куртизанки», этакой смеси романа «Преступление и наказание» и фильма «Эммануэль» (безвозвратно утрачена, к огромному, огромному сожалению). И вот я в очередной раз разогнался, не успевая за скачущей канканом по моей фантазии куртизанкой, от души долбанул по полустертым клавишам, и палец намертво застрял в недрах клавиатуры. Несколько минут я честно пытался выдернуть его обратно, даже вставая на стул и используя ноги как рычаг, – безрезультатно. Машинка схватила меня железной хваткой и ни в какую не хотела отпускать в большую литературу.
«Папа! – истошно завопил я, – папа!!!»
На мой крик прибежала перепуганная бабушка (дело было на даче):
«Что, Олежка? Приготовить что-нибудь вкусненькое?»
«Позови папу…» – простонал я.
Через минуту в комнату умиротворяюще вплыл отец (он всегда так передвигался, в режиме круизного лайнера).
«Что там?» – услышал я с улицы встревоженный голос мамы.
«Все нормально, – крикнул ей отец, – кажется, у нашего дятла клюв застрял».
На следующий день рождения папа подарил мне мой первый компьютер.
4. Родовое проклятье
Моя пьер-ришаровость начинается с фамилии. Вот уж неиссякаемый источник катаклизмов. Наградили предки, от души.
Однажды утром гороскоп сказал: а вот тебе, козий рог, сегодня лучше посидеть дома. А я не послушался и пошел покупать телевизор.
Я стоял посреди большого сетевого магазина электроники, подслеповато вглядываясь в разнотравье красивой плазмы, на которой демонстрировалось поле, и за этим занятием меня застукал продавец-консультант. Прекрасный выбор, сказал он мне, хотя я успел разглядеть только один пиксель. Пискель был и правда неплох.
Я постеснялся при плазме признаться, что она не очень-то мне и нравится, и мы отправились к компьютеру выписывать товар.
Продавец поинтересовался, нужна ли мне дополнительная страховка на телевизор.
«Нет, – ответил я уверенно, – а сколько стоит?»
Это типичное поведение среднестатистического отечественного покупателя: сначала наотрез отказаться, а затем дотошно выяснять от чего.
«Э-э-э-э, если вдруг сломается», – расплывчато объяснил продавец.
Я давно заметил, что у продавцов-консультантов в больших сетевых магазинах развиты паранормальные способности. Не исключаю, что их набирают туда прямо из «Битвы экстрасенсов». «Вдруг сломается» – это прямо-таки словарное определение моего маленького сына Артема. Я, собственно, и пришел за новой техникой, потому что старый телевизор мой сынок полил из лейки, когда там показывали сады Англии по какому-то видовому каналу.
Я согласился на страховку. Для нее потребовались мои личные данные.
«Ваша фамилия?» – спросил продавец.
«Батлук. Первое «бэ». Борис», – выдал я.
Я всегда выдаю подобное, когда спрашивают мою фамилию. Я считаю, что такой фамилией ставлю людей в неудобное положение и стараюсь по мере сил сделать для них это неудобное положение чуть более удобным.
«Ага. Батлук. Борис. А отчество?» – поинтересовался продавец, вбивая данные в компьютер.
«Нет-нет, я не Борис, – пролепетал я, – я так сказал, чтобы вы не перепутали первую букву фамилии. Ну, там, Борис, Богдан».
Продавец несколько секунд стоял, растопырив пальцы над клавиатурой, как Мацуев перед началом концерта.
«Я не понял, так вы Борис или Богдан?» – уточнил продавец.
На мне его экстрасенсорные способности трагически сломались.
«Я – Олег», – сказал я истинную правду, от которой продавца почему-то передернуло.
«Олег…» – продолжил заполнять он анкету.
Я на всякий случай заглянул ему через плечо, чтобы перепроверить.
На экране в графе «фамилия» я прочел «Батдук». Еще один несчастный сломал пальцы об мой древний род. А мог бы и язык.
«Ой, простите, – обратился я к продавцу, – у вас там неправильно. Надо „эл”, Леонид, а сейчас написано „дэ”, Дмитрий».
Даже со спины было видно, как у парня задергался глаз.
«Сейчас написано „Борис”, – произнес басовитый продавец фальцетом, – я собирался исправить на „Олег”. Исправлять на „Леонида”? Или на „Дмитрия”?»
В этот момент его кто-то позвал.
«Минуточку», – извинился продавец и куда-то отлучился.
Пока его не было, я изучил анкету более внимательно. Для страховки требовались только имя и телефон.
В моменты стресса я начинаю парадоксально мыслить – не раз за собой замечал. Я решил, что, поскольку паспортные данные в анкете нигде не фигурируют, теоретически я могу назвать любые ФИО – никто же не проверит.
И когда продавец вернулся, я уже точно знал, как ему помочь.
«Давайте напишем „Иванов Иван Иванович”, – объявил я с сияющим лицом.
Продавец мгновенно побледнел и идеально совпал по цвету с холодильником, возвышавшимся на заднем плане за его спиной. Я слышал, как крошатся его зубы.
«У вас есть настоящее имя?» – прошипел продавец.
Я почувствовал себя персонажем шпионского триллера.
«Да…» – неуверенно протянул я.
«Вот давайте его и запишем, – сказал продавец, – отчество?»
«Викторович», – признался я как на духу.
Сразу после моего чистосердечного признания продавца снова отвлекли.
Он опять отбежал куда-то, через минуту появился и наспех закончил заполнение анкеты, уже ни о чем меня не спрашивая и даже, как мне показалось, изогнувшись в дугу так, чтобы оказаться подальше от меня.
Наконец продавец распечатал страховку вместе с товарным чеком и протянул их мне, дежурно поздравляя с покупкой. При этом в слове «поздравляю» он потерял все гласные. Прозвучало даже немного угрожающе.