Бренчальщик

– А чего ты-то дёргаешься, Муня? – Удивился Кусок. – Пусть людишки тешатся.

– Ты что, Кусок, совсем дурак? Все такие перемены будут означать, что депутатами станут всякие там доярки, шахтёры, учителя, врачи, инженеры, безработные, пенсионеры, даже бомжи…

– Ну, и что с того?

– Ты совсем тупой, Кусок? Ведь в этом случае у них, у толпы, будет свой президент! Они быстренько построят народное государство. Отберут у самых уважаемых людей их капиталы, места добычи нефти и газа, заводы и фабрики, и прочее. Ты что, Кусок, тупой?

– Но у нас же имеется до зубов вооружённая национальная гвардия…

– И армия, и всё остальное спокойно перейдёт к ним. Нельзя допустить создание профсоюзов в Воропании! Это смерть представителей частного капитала и других господ и дам. Причём, не условная, а самая натуральная. Они, активисты из народа, видишь ли, считают, что настоящее демократическое общество должно быть беспартийным.

– Ну, по идее-то, только так. А я, если что, то за бугор мотану. Да и ты тоже, Муня.

– Если успеем, доехать до ближайшего аэропорта, без денег, в одних носках, с арестованными капиталами…

– Поэтому…

– Поэтому я и еду в Глуханово. На месте расскажу им всем, без издевательств, что такое экстремизм и полное отсутствие партий и крупного бизнеса… в стране. Это крах.

– Можно и без капиталистов обойтись и платить, к примеру, директору заводу в шесть раз больше чем среднему рабочему, а не в шестьсот.

– Как только вернусь, Кусок, из командировки, то тебя лично расстреляю.

– Ты что, шеф охренел? Я ведь говорю не за себя. Я тебе поясняю то, как считают они, как бы, всякие недруги профсоюзники.

Президент решил больше ничего не вбивать в бестолковую голову своего пресс-секретаря, а просто ударил кулаком по голове сидящего за рулём Кускова. По этой причине их автомобиль обычной отечественной марки (для маскировки) чуть не съехал в крутой овраг. Рональд Адольфович справедливо решил, что больше говорить ни о чём не стоит, дабы не поссориться с Муней окончательно и бесповоротно, и не попасть в опалу. Дело серьёзное. Алевтин Скоробеевич ведь не просто президент, а миллиардер и владелец много… чего… Пусть и не совсем официально.

…В расцвете летний полдень. Солнце, ярко-оранжевое, висело над головой, как бы, раздумывая: «А стоит ли двигаться дальше? Ведь и так терпимо. Всю здешнюю землю можно разглядеть и осветить лучами. Да и чего там разглядывать, в средней полосе Воропании? Хрустальных теремов для народных масс не наблюдается. Отдельные замки и дворцы – не в счёт. Это для особенных, «сложных» людей. Более, чем странная градация. А ведь при этом народным массам было многое обещано…».

Одним словом, если бы солнце умело материться, то оно непременно бы выразило свои эмоции и мысли гораздо чётче и определённее, с помощью довольно устойчивой в народных массах (хотя и запрещённой по непонятным причинам) ненормативной лексики. Тут, наверняка, какой-нибудь тамошний негодяй усмотрел, разглядел бы один из многочисленных примеров нарушения элементарных человеческих прав. Во всяком случае, с ним трудно спорить и даже нет смысла. Ведь во всём происходящем не пахнет даже полусгнившими фрагментами извращённой политики (для избранных). Тут, извините, диктатура… жирующего меньшинства, мягко сказать, на костях и крови народа. Или что-то не так?

Убитая социология, изнасилованная антропология, элементарная и неприкрытая внутренняя оккупация колониальной территории вкупе, в единстве с «простыми» людьми… Но полюбили всем сердцем такую вот обстановку жители Воропании и признали её… непоколебимой. Что уж там рассуждать, лакейство является только в том случае судьбой, когда оно воспринимается в качестве образа жизни. С этим ничего не поделаешь и ничего тут не попишешь.

В общем, лёгкой позолотой отсвечивалась листва кудрявых деревьев, цепь которых бесконечно тянулась по обоим берегам тихой, утомившейся за день реки, И плыл по ней небольшой теплоход, типа речного трамвая, с поэтическим и одновременно несуразным названием «Свирепый». Не оправдывала, само собой, эта старая развалюха своего устрашающего имени. Жалок был данный пассажирский речной транспорт на вид. Да и кого тут устрашать, в местных деревнях, стариков да старух? Смешно и бессмысленно. Они ничего уже не бояться.

Их уже так устрашили всякими и разными указами и постановлениями, что старички и старушки запросто давно уже пойти с гранатой на танк. Просто так. Для разнообразия или за счастливую жизнь и процветание какого-нибудь магната или компрадора. Им терять нечего, «помолодевшим», благодаря последней пенсионной реформе, на пять лет. Только вот не все доживут до получения жалкой подачки. Факт. Так что, им нынче никакие устои демократии не страшны и самые позитивные перемены… в лучшую сторону для отдельно взятых граждан. Правда, остались тут доживать свой век самые крепкие, которых даже самые «великие» реформы не сумели доконать. Пока живы и – слава богу!

Медленно, не очень торопливо лилась мелодия из колокола радиорубки. Это звучала фантазия на тему старинных песен в исполнении народных инструментов струнного оркестра. Никто и из пассажиров и не задумывался над тем, оттуда явилась сюда эта давно всенародно забытая музыка, из каких таких древних пропыленных фонотек. Но ведь откуда-то же она появилась. А коли уж она здесь, то слушай народ, изумляйся!

Капитан, стоящий на мостике, был сосредоточен за штурвалом, как гражданин с хроническим геморроем или, в крайнем случае, с постоянной зубной болью. Он очень, особенно издалека, походил бы на отважного открывателя неведомых островов, если бы ни висел на нём форменный китель, как парус во время полного штиля и фуражка не торчала на макушке, подобно несуразному головному «нашлёпнику». Да ещё пот, который обильно стекал по его крупным щекам и мощной шее. Так что его относительно гвардейский вид малость не дотягивал он до образа того моремана, который запросто открывает новые земли – материки и острова.

Капитану «Свирепого» приходилось, то и дело вытирать обильный пот платком. А если учесть, что делал он это во время каждого рейса своего пассажирского транспорта тысячи раз, то несведущий в делах речников гражданин, строго сухопутный, сделал бы определённое предположение, похожее на утверждение. Тот бы стал бы заверять всех окружающих, что капитан держит в левой руке не носовой платок, а кусок ветоши… после капитальной протирки основных узлов дизеля.

Главный навигатор «Свирепого» иногда с нескрываемой тоской поглядывал то на ручные часы, то на палубу, где разместилось множество народу, и взгляд его красноречиво говорил: «Как вы мне все тут надоели!».

По палубе важно и сосредоточено разгуливал интеллигентного вида человек со стареньким трёхструнным инструментом. Нет, не с балалайкой, а с бренчалкой. Дело в том, что корпус её не треугольный, квадратный. Есть возможность допустить, что таковые и звуки. Но тут уж всё зависит от уровня мастерства музыканта. Иной ведь и на стиральной доске может сыграть, изобразить такое, что никак не получится у самого известного и маститого органиста. Правда, тут уже всё заранее решено и расписано. Бронзовый бюст будет поставлен при жизни, причём, на родине, именно, органисту, даже если он практически не знает нот. Так уж устаканилось и повелось в Воропании. Да и не только в ней.

По этой причине играйте на органе, а не на стиральной доске и в том месте, где на вас обратят пристальное внимание… Нет, не президент страны, а те господа и дамы, которые его купили с потрохами ещё до «выборов» на ответственную должность и расписали его действия, жесты, фразы, несуразные поступки лет на двадцать вперёд. А народу, что называется, хрен с редькой. Что слаще и полезнее для здоровья, пусть каждый решает самостоятельно.

Разумеется, музыкантом с бренчалкой в руках и был ни кто иной, как президент Воропании Мунин с относительно аккуратным «резиновым» лицом в образе и с документами гражданина Петра Аполлоновича Тихайлова. Отличался он от всех остальных не только маленьким росточком и относительной «бугристостью» мышц тела, но и довольно тонкими чертами лица. Впрочем, что тут говорить, ведь физиономия была не его, а настоящего Тихайлова, который резко стал Блекбергом, миллионером и кавалером Ордена Величия Воропании Третьей степени.