Страница 3 из 26
ки" - презрительно аттестовала их Балюня. Но на белой блузке, выглядывавшей из-под синей жилетки, брошка смотрелась фамильной королевской драгоценностью. Балюня была из тех, про кого говорят "красивая старуха", мало того, старость добавила ей больше, чем отняла, в молодости она выглядела заурядной курносенькой простушкой, вот только балетная выправка, благородство движений вносили диссонанс в этот образ. Теперь же пришла гармония: по-прежнему изящные жесты, особенно если она следила за собой на людях, определяли общее впечатление.
Стол ломился от яств. Зинаида Петровна достала свои летние запасы: грибочки маринованные, огурчики соленые, баклажанчики остренькие, не говоря уж о вареньице клубничном. Готовить она любила, и все фирменные блюда непременно награждала уменьшительным суффиксом. Совместное кулинарное творчество разрядило напряженность, царившую в отношениях с Мамонтовыми в последнее время, настроение у всех было приподнятое, и Маша наконец-то оценила мудрость Сережиной юбилейной затеи.
Сидели на кухне, где при необходимости можно было разместить еще человек пятнадцать, вкусно ели, произносили красивые тосты и в три фотоаппарата фиксировали происходящее. Балюня пришла в восторг от Зинаидиного "Полароида", откуда выскакивали готовые, еще влажные снимки.
- Ты, Балюня, у нас просто топ-модель, - восхищалась Верочка, посмотри, какая фотогеничная. Мы могли бы на тебе огрести большие деньги.
Балюня с видимым удовольствием позировала, вставала, брала в руки огромный букет цветов, подходила к окну. Но устала довольно быстро, так что чай пили уже без нее, извинилась, церемонно поблагодарила всех, откланялась и ушла к себе в комнату.
- Да, ребята, дай Бог нам всем так, - поднял рюмку весь вечер, по обыкновению, промолчавший Зинаидин муж.
- Спасибо вам, - решился Сережа поставить точки над "и". - Я надеюсь, что всегда мы будем приходить в этот дом и будет здесь так же тепло и уютно.
Зинаида согласно закивала головой, многозначительно заулыбалась, мол, поняла я тебя, а сказала про другое:
- Вы же знаете, нам Ольга Николаевна как член семьи, мы разницы не делаем. Так что можете быть спокойны.
Собрались уходить. Зинаида Петровна засуетилась, стала заворачивать какие-то закуски гостям с собой.
Зашли к Балюне попрощаться. Она сидела в любимом кресле и слушала мазурки Шопена.
- Спасибо вам, мои родные. Я теперь долго буду ваши подарки изучать и как бы путешествовать. Фотографии остальные поскорей проявите. Машенька, накапай-ка мне валокардинчика.
Долгие мучения и консультации по поводу подарков завершились удачно: была закуплена куча альбомов - мировые столицы, старинные русские города и огромная "Старая Москва". Балюня не слишком жаловала телевизор, читать даже с лупой ей было трудновато, а вот рассматривать картинки она была большая любительница.
Расцеловались и ушли. С Балюней расстались каждый до "своего" дня. Уже несколько лет, как Балюня перестала выходить на улицу, они поделили неделю: в понедельник - Верочка, в среду - Сережа, в пятницу - Маша бывали у Балюни с продуктами и рассказами о последних новостях.
Верочка напросилась к Маше переночевать, и, как обычно, они засиделись до трех часов, обсуждая ее девичьи проблемы.
- Надюша, ну откуда ты всегда знаешь, что именно мне нужно? Только я успела подумать, что к этой юбке подошли бы серые колготы, а потом себя остудить, что это уже разврат - радоваться надо, когда колготки целые, а цвет - от лукавого... Спасибо. А я вечно мучаюсь с подарками, и сколько раз тебе дарила невпопад.
- Машка, не говори глупости - "невпопа-ад". Мне-то и думать не надо, ты не замечаешь, иногда так мечтательно скажешь о какой-нибудь ерунде, сама забудешь, а я уже зацепила, даже могу тебе напомнить, когда именно ты говорила про серые колготки.
За болтовней они уже почти дорезали неизменную колбасу и устроили нехитрое учрежденческое застолье, поначалу, как правило, тягостное своей обязательностью, но затем зачастую оборачивающееся милыми посиделками допоздна с парой-тройкой походов сначала в ближайший магазин, а потом - в круглосуточно открытую палатку.
Двадцатилетие своей работы в издательстве Маша скрыла - это был бы повод, требующий от начальства каких-то официальных шагов: приказа, премии, не дай Бог, памятного подарка, а ее день рождения традиционно воспринимался как логическое завершение восьмимартовских торжеств, своего рода опохмелка. Корректор - должность техническая, но облегчение и счастье, наступившие для Маши после трех барщинных лет "молодого специалиста" в школе, как ни странно, не прошли с годами. Она совершенно не умела справляться с орущей массой, мучилась, поставив законную двойку, и яростно ненавидела своих коллег - толстых теток, выпирающих телесами из своих скрипучих синтетических костюмов. Они, впрочем, отвечали ей взаимностью. Издательство показалось ей раем, а статистические талмуды, не говоря уж о книгах по экономике и финансам, которые были для него профильными, - сказками "Тысячи и одной ночи". Поначалу она немножко конфликтовала с редакторами, пытаясь влезать в текст, но раз-другой ее поставили на место, а как-то и просто повозили мордой по столу, и она унялась. Сейчас ей то и дело говорят спасибо за выловленные нелепости и фактические ошибки, но свой неутоленный редакторский зуд она выплескивает на поля только карандашом. Надюша, та читает, как машина, даже в содержание не вдумывается, пересказать потом не может, а опечатки видит так, будто они специально для нее выделены жирным шрифтом. Вот и получается, что ляпов у нее куда меньше, а какой там Маша "внесла вклад" - это ее личное дело.
Что говорить, повезло. Девочки из ее филфаковской группы сплошь и рядом вообще без работы сидят, косметику распространяют или газетами торгуют, а их тематика оказалась на пике моды, книги валят валом, в том числе и коммерческие. Да еще всякие там брошюры-буклеты...
Самое интересное, что было действительно весело. За стол сели пораньше, никто еще не торопился домой, в окна било солнце, плакали сосульки. Капало, впрочем, и с потолка: снежная зима добила их старенькую крышу, и - китайская пытка - в красующееся на подоконнике железное ведро ритмично плюхались редкие капли.
- Подарок дорогой имениннице Марии Александровне Барышниковой внести, - скомандовал главный редактор, и на пороге появился издательский завхоз с полуметровой пальмой-драценой в огромном горшке.
"Сговорились они, что ли, - подумала Маша, - Володя цветок в горшке прислал, эти туда же".
Ближе к концу забежал и Володя. На правах постоянного богатого клиента он чувствовал себя в издательстве желанным и всегда жданным гостем. И хотя об их отношениях, кроме Надюши, никто не догадывался, удивления это не вызвало - мало ли какие у человека здесь дела. Он галантно поднял бокал за новорожденную, перекинулся парой слов с кем-то из начальства, похвалил пирог с курагой. Потом подошел к пальме и стал расспрашивать Машу, что это за экзотический такой гигант. Увидев, что рядом никого нет, перешел на полушепот:
- Скучаю без тебя, но замот все время страшный, да еще собака заболела - не ест, кашляет, надо к ветеринару ехать. Может, к выходным разгребусь. Выглядишь хорошо. Ну, празднуйте. - Он метнул взгляд на стол потратилась, поди. И вдруг каким-то незаметным движением выдернул из кармана бумажку, как фокусник, свернул ее в трубочку и глубоко воткнул в мягкую землю. - Забери при случае.
Ничего себе цирковые аттракционы! Дома при ближайшем рассмотрении бумажка оказалась зеленой, а очищенная от земли, обернулась стодолларовой. "Дурак", - непонятно за что мысленно припечатала Маша Володю, хотя применение свалившемуся богатству начала искать незамедлительно. Он и раньше подкидывал ей что-нибудь, по поводу и без: "Не соответствуешь ты своей фамилии, какой тут барыш. Хорошо, у меня фамилия другая", - и протягивал ей бумажку - всегда зеленую и почему-то такую новенькую, что хотелось спросить, давно ли он ее напечатал.