Страница 1 из 17
Часть первая
В чем сила?
Из щелей бил свет, слышались голоса и топот. Энт перевернулся на другой бок, но сон не шел: вернулись ловцы второй смены и, судя по крикам, вернулись с добычей. Надо глянуть, кого привели соперники.
С оружием к вождю нельзя. Лук с тесаком пришлось оставить, и Энт ощущал себя голым, когда запирал лачугу. Он влился в галдящий людской поток. Справа хихикали две девицы, их подведенные углем брови сходились на лбу неодобрительной дугой: «Почему не заходишь?» Энт отвернулся. Некогда. И не на что – последнее растратил на новые стрелы. И лучше бы об этом никому не знать, пока ему снова не повезет.
В спину как бы случайно толкнул сосед – больно, но с извинениями, трус несчастный. Вчера Энт не позволил ему избивать батрака – пригрозил, что голову открутит. Обоим. Чтобы после работы людям спать не мешали.
Толпа стягивалась к княжескому замку – облезлому вагону с решетками вместо стекол. Полинялый ковер, что заменял двери, сдвинулся, страж посторонился. Из тьмы появился князь. Калаш – символ власти – покачивался на груди, из-под выцветших бровей сверлил взгляд хищника, готового к прыжку. Заполненная площадка перед вагоном притихла. Так стая волков присмирела бы, почуяв вожака. Ловец по кличке Рыжий, главный конкурент Энта, заговорил:
– Добрый князь, вылазка удалась. – Он резко поднял на ноги молодую женщину в обносках. – Взял шатунов на границе с Лесными Землями.
Энту шатунья понравилась. Высокая, ладная. Приодеть, отмыть и причесать – взбесила бы местных девок. Бросились в глаза пухлые губы и родинка на виске. На скуле бурела кровавая корка – Рыжий постарался при поимке или по дороге. Женщина прижимала к себе одетого в лохмотья ребенка лет пяти, его голову закрывал капюшон.
– Мелкого покажи, – распорядился князь.
Шатунья замешкалась, затравленный взгляд метнулся с вождя на окружающих. Капюшон с ребенка резким движением сорвал ловец. Передние ряды отшатнулись, тесня остальных, кто-то грязно выругался.
– И не сожрешь. – Князь плюнул под ноги. – Рыжий, сожги эту тварь, пока не заразились.
Толпа расступилась, и Энт поморщился, когда разглядел ребенка. В далеком детстве он видел таких. Проснулось забытое чувство омерзения – плечи передернулись, по спине словно протащили колючку.
Переносица вдавлена, вокруг маленьких косящих глаз толстые складки, низкий лоб под странным углом переходит в затылок, а в уголках рта, растянутого в идиотской улыбке, пузырится слюна…
Как простуду, такое не подхватить. В прежнем мире это знал каждый, но за двадцать лет укоренилось: непохожее на тебя – опасно. Это суеверие спасло много жизней. И погубило не меньше. Но гибли чужие, а выживали свои. Итог всех устраивал.
– Добрый князь, мой сын не заразен, я не стала такой же! – Шатунья, как могла, закрыла ребенка собой. – Пощадите!
Ее глаза не косили, нос был с едва заметной горбинкой, тонкие пальцы гладили сальные патлы уродца. Князь не шелохнулся.
– Нельзя оставлять! – крикнули из толпы. – Сожги обоих!
«Даун», – всплыло у Энта нужное слово. Так их звали – непохожих на прочих, с пустым взглядом и вечной улыбкой младенца. Надежды шатуньи не оправдаются. Могут оправдаться, если произойдет чудо, но ненадолго – однажды ночью кто-то не вытерпит и восстановит порядок.
Женщина всхлипнула. Слезы прочертили на щеках светлые дорожки. Энт не выдержал.
– Я встречал таких, – бросил он в повисшую тишину. – Может, и меня сожжете? Рыжий тоже знает, что к чему, вот и подумайте – привел бы он домой смерть?
То, что об этом знает и князь, лучше не упоминать, но кому надо, тот услышал. Их осталось трое из стариков, умеющих выживать – Энт, Рыжий и князь.
Стариков? Слегка за тридцать. В новом мире редко доживали до сорока. Естественный отбор почти безупречно срабатывал в их племени, откуда до плодородных земель было как до Луны, а неядовитые колодцы можно по пальцам пересчитать.
Энт поймал взгляд шатуньи – благодарный и умоляющий. Она видела в нем защитника. Энт отвернулся. Женщина ошиблась. Он за справедливость, но не против князя.
По-звериному втягивая воздух, князь молчал. Избавляться от выродка бессмысленно, рабыня превратится в лютого врага или в безжизненную аморфную массу, это понятно любому.
– Он не будет обузой, – тихо начала женщина. – Нам хватит самой малости. Я отработаю. Он добрый, ласковый, терпеливый. Подрастет – тоже будет работать, а пока может развлекать. Он поет и танцует…
Энт покачал головой: зря она. Пока уродца не видят, есть хоть какая-то надежда. Если же вывести перед всеми…
– Я решил, – заговорил князь.
Лицо женщины побелело, руки опустились.
– Первую неделю шатунья живет у меня, затем по жребию. Днем будет готовить для стражи, первой пробовать и разносить на посты.
В другой ситуации Энт непременно кивнул бы. Хороший ход. Там, где завистливый ближний подложит свинью, зависимый сделает на совесть. Князь со своей сворой выиграют. А женщина? Для нее это не милость, не уступка, это каторга – жуткая, изнурительная, бесконечная. На постах скучно, чужаки незаметно не подберутся, им неоткуда взяться – племена сидят на источниках воды, а до ближайшего, в Лесных Землях, трое суток пути. Только если одиночки-шатуны забредут – из тех, что совсем жизнью не дорожат.
– Выродка поселим в одной из клеток, ключи у ловцов. – Князь опустил взор на шатунью. – После работы можешь навещать, убирать и кормить.
«После работы». Ни Энт, ни прочие ловцы не поднимут задницы, чтобы переться к клеткам со скотом и добычей бесплатно. Отработка станет постоянной, кошмар – нескончаемым.
А шатунья… улыбалась. Энт вздрогнул и протер глаза. Не привиделось. Спятила? Не понимает?!
Женщина понимала все. Она смотрела на спасенного ребенка, на умиротворенном лице сияла счастливая неземная улыбка.
Энт не понял, почему задрожали руки, защипало в носу, а в горле возник странный ком.
Уснуть не получалось. В голову надоедливыми насекомыми лезли ненужные и даже опасные мысли. Главный вопрос в любом деле – «Поможет ли это выжить?» Утвердительный ответ снимал ответственность и устранял угрызения совести. Шатунья в систему не вписывалась. И не давала покоя улыбка на лице, обращенном к сыну-уроду. Стоило прикрыть веки, и выражение мадонны, со вселенской любовью глядящей на божье дитя, как наваждение вспыхивало перед глазами.
За двадцать с лишним лет после катастрофы желания у людей стали просты: выжить и, если повезет, продолжить род. «Женщина – вещь, слабак – еда, больной – беда», – главный закон выживания. Каким-то чудом шатунья с ребенком оставили естественный отбор в дураках. Опыт ловца говорил: сила не в том, что выглядит силой, сила – то, что побеждает. Энт ворочался на постели из тряпья, глядел сквозь сгущенный сумрак на стены из фанеры и не мог взять в толк, как совершенно постороннее событие смогло пошатнуть его устоявшуюся жизнь. «Каждый за себя!» – кричал опыт прошлого, но тысячи подтверждений этого перечеркивала одна улыбка самопожертвования. Сила должна побеждать, это ее неотъемлемое свойство, проигравший не может быть победителем.
Оказалось, что может. И что теперь делать, если прозрение отменяло смысл прежней жизни?
Ответ лежал на поверхности. Энт поднялся, собрал все ценное и выскользнул из лачуги.
Перед вагоном дремал стражник. Энт потряс его за плечо. Нельзя убивать спящего, он обязательно вскрикнет.
Нож привычно и легко вошел в сердце. Труп остался приваленным к стенке – для окружающих страж продолжал нести службу. За сдвинутой завесой ковра слышались два дыхания. Оба ровные. Перешагнув растяжки и простенькую для опытного ловца западню, заголенищным тесаком Энт полоснул князя по шее.
От хрипа и бульканья лежавшая рядом шатунья проснулась. Энт зажал ей рот.
– Ты шла в Лесные Земли? – тихо спросил он.
Испуганные глаза над ладонью медленно моргнули.