Старая песня

Мать (у нее глаза опять на мокром месте). А ты и есть женщина.

Леонид (улыбается). Почему?

Мать. Я хотела дочь, а родился ты. (Мать замолкает, будто что-то вспоминает.) Так говоришь, с красными колесами?

Леонид. Да, такие (показывает) большие деревянные. (Замечает, наконец, Женю). Так, пациент, почему здесь?

Женя. Бу-бу-бу (ей мешает говорить тампон).

Леонид. Сплюньте тампон.

Женя (пытается тут же выполнить указание врача.) Бу-бу-бу.

Леонид. Куда! Не на стол же. В руку.

Женя (отворачивается, сплевывает в ладошку тампон). Ой, так жжет, так жжет!

Мать. Зуб-то болит ли еще?

Женя. Спасибо, уже значительно лучше.

Леонид. Как это лучше, что значит значительно? Давайте я вам сделаю укол. Внутримышечно.

Женя (вскрикивает). Нет! Уже не болит, почти.

Леонид. Все-таки почти!

Женя. Нет, все прошло, мне уже можно идти?

Леонид. Да, и три часа нельзя есть.

Женя. Вы все шутите. Ну я пойду?

Леонид. А рюмашечку, на дорожку?

Женя. Нет, что вы, я не употребляю.

Леонид. Ну да, не употребляете, очень употребляете, вон щеки порозовели.

Женя. Это от мороза.

Звонит телефон. Леонид срывается, подбегает к аппарату.

Леонид. Але, але. (Слушает) Кого? (Слушает) Евгению? Такие здесь...

Женя (подбегает к телефону, выхватывает у Леонида трубку). Это меня. Папа! Зачем ты звонишь. (Слушает.) Ну что же со мной может произойти? (Слушает.) Нет, обычные советские люди. (Слушает.)

Мать. Пойду покажу Юле телеграмму (уходит).

Женя. Я сейчас выхожу (кладет трубку, поворачивается к Леониду). Это мой папа, он все боится, что б меня не украли. А мне, между прочим, уже восемнадцать лет.

Леонид. Да-а? Так может - коньячку?

Женя. Нет-нет, спасибо, я лучше пойду.

Леонид. Не смею задерживать.

Идут к двери.

Женя (останавливается). У вас руки нежные, как у женщины (хитро смотрит на Леонида).

Леонид. Вы что, подслушивали?!

Женя. Но вы так кричали, так страшно...

Леонид. Ну, это уже слишком. (Подталкивает ее к двери.) Пойдемте.

Женя. О-о-о! (кричит, хватается за щеку.)

Леонид (раздраженно). Черт возьми.

Женя. Что вы ругаетесь, лучше бы помогли.

Леонид. Пойдемте (берет ее за руку, подводит к столу, наливает коньяку). Пейте!

Женя. Нет, что вы!

Леонид. Пейте, пейте.

Женя (берет рюмку). Ну, раз вы настаиваете.

Леонид. Я настаиваю.

Женя. Только как лекарство.

Леонид (наливает и себе). Абсолютно (пытается чокнуться).

Женя (отводит рюмку). На похоронах не чокаются.

Леонид. Ах, да (выпивает).

Женя выпивает залпом, хватается за горло.

Леонид. Ничего, ничего, сейчас... (наливает воды) запейте. Вот, отлично.

Женя (понемногу приходит в себя, но, кажется, пьянеет). Что-то не то, вы как-то в сторону съехали.

Леонид. А зуб?

Женя. Фу, как невежливо напоминать.

Леонид с интересом смотрит на Женю. Та вдруг смущается, осматривает себя, поправляет воротник.

Женя. Что вы так смотрите?

Леонид. Как?

Женя. Не знаю. (Смущается, идет к двери). Я, кажется, пьяна, я пойду.

Леонид. Конечно, но если опять (намекает на зуб), не дай бог, конечно, приходите еще.

Женя (неуверенно). Но вы ведь не практикуете больше.

Леонид. Ну, напоследок.

Женя улыбается. Леонид помогает одеть пальто. Провожает. В этот момент звонок в дверь.

Мать (с кухни). Наверное, дядя Андрей.

Леонид открывает. На пороге курьер из еврейского общества.

Курьер. Шолом, господа. Надежда Львовна Шнайдерман, 1928 года рождения, имеется в наличии?

Леонид. Проходите, пожалуйста.

Курьер. Извините, спешу. Я от синагоги, прошу принять гуманитарную помощь... сухим пайком.

Леонид. Мама! К тебе.

Появляется Надежда Львовна

Курьер. Шолом, Надежда Львовна.

Мать. Добрый вечер.

Курьер (протягивает пакет). Здесь два литра растительного масла, сыр из Хайфы и , конечно, маца.

Мать (Всплеснув руками). Куда же столько?

Леонид (усмехаясь). Бери мама, пригодится.

Мать. Ей-богу, неудобно, да и ведь как, если завтра...

Леонид (перебивая). Завтра, завтра - будет завтра, а сегодня сырок пригодится.

Курьер (отдавая пакет). Берите, берите, по еврейской линии воспомоществование.

Женя(смеется в сторону). Как же так, сухим пайком и вдруг - масло.

Мать. Спасибо, конечно...

Курьер. Не сочтите за бестактность, извольте паспорт взглянуть, отчетность, извиняюсь.

Леонид. То есть, как паспорт? Краснокожую книжицу желаете?

Курьер. Только чтоб не вышло путаницы.

Надежда Львовна идет за документом.

Женя(к курьеру). А не евреям полагается что-нибудь?

Леонид смущен.

Курьер. Не евреям не полагается, барышня хорошая.

Женя. Понятно, ага, то есть - только нуждающимся.

Курьер. Нуждаются многие, но наша организация помогает только евреям, притом вдовым и пенсионерам.

Женя. А евреев вы по паспорту устанавливете?

Курьер (нетерпеливо). Нет, по паспорту мы сверяем паспортные данные.

Возвращается Надежда Львовна. Курьер сравнивает паспортные данные со своей бумагой.

Курьер (возвращает документ). Извините еще раз. Шолом всем. (поворачивается к Жене) До свидания, девушка (уходит).

Мать. Ах, как неудобно, как неудобно... (уносит пакет на кухню).

Леонид. Не очень тактично вмешиваться в чужие дела.

Женя. Не знаю, но если корабль тонет, что же пассажиров спасать по паспортам?

Леонид. Причем тут корабль, и, вообще, не ваше это дело.

Женя. Ах, не мое?! Сколько я вам должна за визит?

Леонид. Перестаньте.

Женя. Нет уж, извините. Паспорта у меня нет с собой, да и не такой у меня паспорт, чтобы бесплатно ваш коньяк пить, сколько я вам за рюмку должна?

Леонид. Ты что себе позволяешь? Девчонка!

Женя. А вы мне не тыкайте. Не хотите сказать, ну что же, я узнаю и верну, при первой возможности.

Леонид от возмущения не знает, что ответить.

Женя. Отказываетесь. Спасибочки за гуманитарную помощь. Не провожайте, сама дойду (уходит, громко хлопнув дверью).

Леонид. Оторва!

Стоит еще некоторое время, потом подходит к магнитофону, снова слышится старая еврейская песня.

Картина вторая

Та же гостиная. Пришли гости, муж и жена Кожевниковы, Михаил Адреевич Каракозов, все ждут, когда появится мать, чтобы выпить. Во главе Михаил Андреевич, как раз напротив Леонида.

Леонид (громко зовет). Мама, все готово, иди скорее, гости изнывают от жажды.

Юлия (с укором). Леонид.

Тот пожимает плечами, мол, а я что? Ставит обратно рюмку. Татьяна и Владимир Кожевниковы сидят скованно перед пустыми тарелками.

Юлия. Накладывайте пока (поднимает огромную салатницу и предлагает сначала Каракозову). Дядя Миша, ваше любимое оливье, мама готовила.

Каракозов. Спасибо, Юленька, с превеликим (накладывает несколько ложек). Гостям, гостям предложи, я-то человек свой (тянется за водкой и наливает рюмочку).

Владимир (он неотрывно смотрит на Юлию). Мы тоже - не чужие.

Юлия (не замечая Владимира, предлагает еще один салат Татьяне). Попробуй, Таня, салат вегетарианский, совсем без мяса, специально для тебя.

Таня (кротко). Спасибо.

Наконец, появляется Надежда Львовна, снимая на ходу передник. Усаживается рядом с Михаилом Андреевичем.

Каракозов (приподнимается). Позвольте по старинному обычаю, по старшинству, так сказать (упирается в картину на стене). Русь! Велика и разнообразна, но что есть главного в ней?

Леонид (не скрывая возмущения, отодвигается, качает головой, бросая в зал). Начинается.

Каракозов (не замечая). Вот смотрю я на это великое, да, для нас, русских, - великое, гениальное полотнище, и замечаю в нем главную нашу идею. А главное что в ней, в Руси, есть? (Пауза.) Не степь, не удаль наша разудалая, и даже - не душа, умом непознаваемая, а главное в Руси дорога, долгая, без края, до горизонта, дорога. Всяк, ступивший на нее однажды, сойти не может, даже если и занесет судьба в заграницы. Давайте ж выпьем за нее , за матушку нашу, за Россию.