Страница 8 из 15
– Психопатка чертова, вздернуть мало, – говорит она.
Кишки затягиваются в тугой узел у меня в животе. Я задеваю первый попавшийся под руку предмет, смахиваю его со стола на пол. Коснувшись серых плит, он разлетается на осколки, по полу растекается красная лужица джема. Я опускаюсь на колени, прижимаю ладони к осколкам стекла. Красного становится больше, теперь оно сочится из моих пальцев. Скрип стула, кто-то встает и выключает радио. Простите, говорю я, простите. Фиби смотрит на меня сверху вниз, одними губами произносит «припадочная» и выходит. Рози взвизгивает, когда Фиби проходит мимо.
Майк склоняется надо мной. Не надо было включать новости, говорит он, не следовало тебе это слушать.
Твое имя. Обвинение против тебя, мама.
Моя настоящая жизнь выползает наружу.
Я пожимаю плечами. Перед глазами красная пелена, больше ничего не вижу. Я привыкла к красному цвету. Он просачивается, протекает, проступает струйками на деревянных половицах, и, как ни старайся, оттереть его невозможно. Я помню часы, проведенные в лечебно-исправительном отделении в клинике, когда они, «специалисты», учили меня жить без тебя. Как отвечать на вопросы, откуда я, в какую школу ходила, почему живу в приемной семье. Одного они не учли и не могли учесть – что я слишком похожа на тебя. И хотя про тебя часто упоминают в новостях, когда начнется судебный процесс, станет хуже. Гораздо хуже. Ты будешь повсюду.
Я буду повсюду.
Ты – копия своей матери, говорили мне в женском приюте, где ты работала. Вот этого я и боюсь – отзывалось у меня в голове.
Я убираю с пола. Майк начинает мне помогать, но я прошу его не делать этого, он протягивает пластырь, заклеить порез на пальце. Поешь хоть немного, говорит Саския. Сама поешь, хочется мне ответить, но вместо этого я говорю: «У меня нет аппетита. Пойду почищу зубы».
Майк говорит, что будет ждать меня в холле, просит не задерживаться – в девять мы должны быть у юристов. Проходя мимо комнаты Фиби, слышу, как она говорит по телефону, смеется. Рассказывает кому-то из подружек – то ли Клондин, то ли Иззи, – как я разбила банку с джемом. Я чищу зубы, а в голове раздается твой голос: КТО ТАК ПОСТУПАЕТ? КАК НАЗЫВАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРЕДАЕТ СВОЮ МАТЬ? Я не отвечаю. Я не знаю, что сказать и как относиться к такому человеку.
Спустившись обратно, приостанавливаюсь, чтобы потрепать Рози по брюшку, шерсть у нее имбирного цвета, жесткая. Она радуется моему жесту, моей ласке, постукивает хвостом по полу.
– Ты ей нравишься, – говорит Майк, подойдя к нам.
– Она мне тоже.
– Пожалуй, мы поедем на метро, так будет быстрее, чем стоять в пробках.
Мы подходим к Ноттинг-хилл Гейт, вливаемся в поток пассажиров и спускаемся с ним под землю, к поездам. Вагон полон, набит людьми, которые едут на работу в Сити, они поснимали пиджаки, закатали рукава, потому что в подземке душно, даже в сентябре. Жизнь в Лондоне не похожа на мою прежнюю, тут люди трутся боками, живут вплотную друг к другу. Ни у кого ни метра личного пространства. Мы с Майком стоим, зажатые между соседями, как начинка в сэндвиче, нам выходить на станции Сент- Пол, и, как только мы оказываемся на улице, Майк сразу начинает говорить о процессе, о том, как мне лучше вести себя, когда меня вызовут в суд.
– Я много думал об этом, – говорит он. – Учитывая особый статус, который ты имеешь, можно воспользоваться видеосвязью вместо того, чтобы присутствовать в зале. Что скажешь?
Напрасно это. Вот что я думаю. Я прямо вижу, как ты готовишь пистолеты, заряжаешь их. Я могла бы сказать Майку – да, конечно, лучше я буду давать показания по видеосвязи, но он понятия не имеет о том, что я чувствую изо дня в день. О том, что даже теперь, когда ты далеко, часть моего существа хочет угодить тебе и испытывает желание снова оказаться рядом с тобой, в одном помещении. Суд – последний шанс, другого у меня не будет.
Слышу слова Майка: «Давай здесь свернем налево, обогнем толпу». Мы сворачиваем с широкого проспекта и идем по мощеной улочке, здесь не так просторно и шумно, это меня успокаивает. В просвете между зданиями проглядывает собор Святого Павла. До сих пор я видела его только на картинках. В жизни он гораздо красивее. Я никогда не предполагала, что мне понравится жить в большом городе, но когда вокруг так много зданий и людей, это внушает спокойствие. Безопасность.
– Милли, ты так и не ответила. Ты слышала, что я сказал?
– Да, слышала. Простите. Я понимаю, почему вы решили, что видеосвязь – хорошая возможность, но что, если я откажусь от нее? Если я не хочу никаких особых мер? Когда Джун навещала меня в больнице, она дала мне листовку. В ней сказано, что я имею право отказаться.
– Конечно, ты имеешь право отказаться. Но объясни, почему ты хочешь отказаться?
Я не могу объяснить, не могу же я сказать ему все. Что человек, от которого я стремлюсь убежать, это тот же самый человек, к которому я больше всего стремлюсь. Вместо этого говорю, что хочу сама выбирать. Хочу сама принимать решения, которые касаются меня.
– Уважаю твою позицию, но не уверен, что согласен с ней. Особенно после этого случая сегодня утром. Ты очень расстроилась, когда услышала новости.
– Это просто от неожиданности, вот и все. Джем выскользнул из рук, это чистая случайность.
– Я понимаю, но наша задача – защитить тебя.
Он не может защитить меня. Никто не может.
Игра уже началась, тайная игра один на один. Без судей. Мой единственный шанс вырваться на свободу – прийти в суд.
– Мне скоро шестнадцать, Майк. Я уже не ребенок. Я хочу доказать себе, что справлюсь, что у меня хватит смелости явиться в суд, что смогу выйти и при всех отвечать на вопросы, зная, что она рядом.
– Я должен все как следует обдумать, Милли. Одно тебе скажу, Милли, ты держишься молодцом, гораздо лучше, чем мы ожидали.
– Значит, и в суде я тоже справлюсь.
Мы останавливаемся там, где переулок впадает в основную улицу, снова делается слышен шум транспорта. Он поворачивается лицом ко мне. Я смотрю ему прямо в глаза – если нужно, я могу, только не очень долго.
Он кивает, в голове у него вращаются колесики. Пытается сложить из них пирамидку.
– Мы обсудим это с юристами сегодня. Я понимаю твою точку зрения, но по этому вопросу все должны придерживаться одного мнения, а я боюсь, что Джун будет против. Но если тебя это устраивает, я поговорю с Джун, попробую, по крайней мере, убедить ее посмотреть на ситуацию твоими глазами. Давай порешим на этом, хорошо?
– Хорошо. Спасибо вам.
Я сделала его, он клюнул.
Мы проходим в приемную юридической конторы через ряд вращающихся дверей, атриум залит светом, который падает через стеклянный купол. Джун уже здесь, улыбается, здоровается с нами. Когда мы встречались с ней в клинике, она сказала с сильным ирландским акцентом: «Мы все сделаем так, как лучше для тебя». Вы меня даже не знаете, – хотела я ответить.
– Привет, привет! Как добрались, нормально?
– Да, без проблем, – отвечает Майк.
– Привет, Милли, рада снова видеть тебя. Все в порядке?
Я киваю. Осматриваюсь кругом: офисы, офисы, несколько этажей одних офисов, многослойный торт, но без вишенки сверху. Люди в костюмах, лица ничего не выражают. Маски вместо лиц. В воздухе пахнет здравым смыслом, люди двигаются туда- сюда, шум шагов по полу, тоже мраморному. Охранник смотрит в монитор, когда все прикладывают к стойкам пропуска. Сколько решений тут принято, сколько жизней переиначено. Скоро возьмутся за твою жизнь. И мою.
– Милли.
– Милли, Джун обращается к тебе.
– Простите.
– Я только что сказала Майку, что здание суда – он называется Олд Бэйли – находится неподалеку отсюда. Обязательно воспользуйтесь подземной парковкой, когда приедете туда.
– Почему?
– На всякий случай.
Она бросает взгляд на Майка. Майк бросает взгляд на нее. Мир распадается на миллионы взглядов. Взоров. Я всегда обращаю на них внимание, чтобы разгадать их смысл, гораздо больше внимания, чем все. Мой психолог в отделении просветил меня. Он сказал: у тебя аномальная способность к считыванию эмоций. Он имел в виду, что мой мозг функционирует иначе, чем мозг среднего человека. А я читаю учебники, наблюдаю за людьми по телевизору и на улице. Я постоянно тренируюсь. Преодолеваю ограничения, выхожу за рамки, нет пределов для совершенствования. Слово «средний» мне не нравится.