Страница 7 из 60
Я крепко обнял замполитрука и поблагодарил воинов за мужество, беспримерную отвагу. Глаза бойцов радостно блестели.
Мы смотрели через оконный проем на улицу. Там над развалинами взвилась зеленая ракета, и тотчас же отозвался пулемет.
— Трусят, проклятые. Реагируют на малейший наш шорох, — пояснил Мясников.
— А мы тоже не спим, — вставил Быстров, лежавший у пулемета, и дал из него длинную очередь.
— То, что вы не спите, — это хорошо, но вам нужно подумать и об отдыхе, поспать поочередно, хотя бы по полчаса. Неизвестно, какая будет впереди ночь — посоветовал я гвардейцам и рассказал об успешных боевых действиях частей и подразделений дивизии.
Оставив часть боеприпасов и книг, мы отправились дальше. Территория пивоваренного завода предстала перед нами в сплошном огне, в котором догорали бочки, чаны, заводское оборудование. Где-то в глубине двора гремели бронебойки и станковые пулеметы.
Первый расчет, в который мы попали, размещался в нижнем этаже служебного заводского помещения, выходившего окнами на улицу.
— Как себя чувствуете, друзья? — спросил я бойцов после доклада командира взвода Маховика.
— Хорошо, товарищ комиссар. Отошли уже малость, а то кружились у всех головы от этого смрада.
— Как ведут себя немцы?
— Все еще не могут примириться с потерей завода, без конца штурмуют нас. Вот посмотрите, что здесь делалось, — посетовал лейтенант.
Я глянул в амбразуру. Прямо передо мной у самой стены, раскинув руки и выкатив большие, как у совы, желтые застывшие глаза, лежал фашистский ефрейтор. За ним на издолбленных снарядами и минами тротуаре и мостовой валялось десятка два трупов.
— Молодцы! Дали жару фрицам, — похвалил я гвардейцев и посоветовал лучше укрепить огневую точку.
Переходя от расчета к расчету, мы очутились у южной стены завода. Тут огонь каким-то чудом пощадил деревянный навес, под которым остались бочки и чаны гигантских размеров.
— Мы здесь, товарищ комиссар, — увидев меня, шепотом откликнулся политрук Поленица из-под крыши, где на помосте был установлен пулемет.
— Пулемет нужно перенести вниз, там лучше можно укрепить его кирпичом и бетоном.
— Это, товарищ комиссар, у нас маленькая хитрость: внизу мы тоже оборудовали и укрепили пулеметное гнездо, но там свежая амбразура, и немцы ее уже обнаружили, обстреливают. А о том, что мы используем вентиляционное отверстие, они и не подозревают. Отсюда мы без надобности не стреляем, а внизу для видимости даем очереди. Вот, мол, где мы находимся, — пояснил мне командир расчета гвардии сержант Ахметшин.
Я посмотрел в вентиляционное окно. Сразу же за стеной виднелись разрушенные небольшие строения, а дальше, за ними, возвышались стены сгоревшего здания Госбанка. От Госбанка, вдоль южной стены пивоваренного завода, в сторону Волги шел овраг. В нем валялись трупы фашистов.
— Ну, навалили же вы их, — удивился я.
— Это работа взвода лейтенанта Коломойцева, — пояснил политрук.
— Молодцы! Так действуйте и впредь.
— Постараемся.
Поблагодарив бойцов и дав указания политруку, я отправился обратно. К штабу батальона добрались поздно вечером. Он располагался под крутым обрывом, в низенькой и узкой естественной пещере. Чтобы попасть вовнутрь, пришлось ползти на четвереньках.
В пещере при свете фонариков, лежа на животах, комбат и начальник штаба наносили на карту схему обороны батальона. Она была похожа на огромную букву «П» с пометками: двести метров по фронту и сто восемьдесят метров — в глубину, которую замыкала Волга.
КОГДА СТРАНА ПРИКАЖЕТ БЫТЬ ГЕРОЕМ…
Занимая оборону, мы не знали тогда, что на этом клочке священной земли батальону суждено в невероятно тяжелых условиях, прикрывая фланг дивизии, который с 22 сентября стал левым флангом 62-й армии, держать оборону в течение ста сорока долгих дней и ночей. Мы хорошо понимали, что отступать некуда, что именно здесь, на берегу Волги, решается судьба нашей Родины, что настало время, когда слова «победа» или «смерть» приобрели для каждого из нас особо глубокий и реальный смысл. С этого дня для нас перестали существовать понятия «отступать», «превосходящие силы противника». Их заменило другое: «Я должен уничтожить врага, сколько бы его ни было передо мной, до полной победы!» И мы уничтожали его. Все вместе и каждый в отдельности творили чудеса героизма и бесстрашия.
Фашисты никак не могли примириться с тем, что мы отбили у них несколько жилых домов и вышвырнули из пивоваренного завода. Стремясь во что бы то ни стало возвратить потерянные позиции, они на второй же день ранним утром перешли в контрнаступление. По всей нашей обороне внезапно загремела невиданной силы артиллерийская канонада, а в воздухе появилась огромная стая «юнкерсов».
У политрука Поленицы, прилегшего вздремнуть, как рукой сняло сонливость. Он бросился к юго-западному углу завода и, припав к амбразуре, осмотрел улицу. В квартале от него из-за разрушенного здания показались два вражеских танка, сопровождаемые автоматчиками. Слышны были хлопки наших противотанковых ружей. Со стороны Госбанка в овраге появилась пехота, по ней били наши пулеметы. Вскоре у самой стены завода стали рваться гранаты, взметнулись клубы огня и дыма от бутылок с горючей смесью, и вдруг в этот напряженный момент замолк один из пулеметов. Политрук поспешил туда.
— Что случилось? Почему не стреляете? — крикнул он бойцам.
— Вода в кожухе пулемета закипела, товарищ политрук, заменим ее и снова будем строчить, — ответил лейтенант Джавага, бросая связку гранат.
Поленица перебрался к расчету сержанта Ахметшина.
— Почему с перебоями стреляете?
— Патроны в ленты набивать некому, — доложил сержант.
— А где же ваши люди?
Ахметшин указал на дымящуюся воронку, вокруг которой валялись клочья солдатской одежды…
— Держитесь крепче, я сейчас кого-нибудь пришлю к вам, — сказал политрук и скрылся за грудой кирпича.
В первом попавшемся расчете было два человека. Поленица, не останавливаясь, пополз дальше и наткнулся на солдата Севчука. Тот сидел, обхватив голову руками, упершись локтями в колени, и что-то бормотал.
— Что с вами? Ранены? Контужены?
— Нет, — мотнул головой Севчук, — лихорадка что-то трясет…
— Сейчас все пройдет, — сказал политрук, взяв под локти бойца, помогая ему подняться.
Севчук с трудом выпрямился и последовал за политруком.
— Вот, набивайте патроны в ленты, — приказал Поленица.
Красноармеец потянулся к патронам, но взять их не сумел — не разгибались пальцы.
— Смелее, смелее, вот так, — помог ему политрук.
Постепенно руки бойца обрели утерянную способность к работе. Севчук набил одну и вторую ленты.
— Ну вот, видите, как дело пошло, — подбодрил его Поленица.
— Пошло, черт возьми, пошло!.. И лихорадка исчезла, — воскликнул солдат.
Вечером политрук пришел в штаб и рассказал обо всем этом.
Возвратясь в роту, Поленица, он же политрук и временный командир, обошел расчеты, подвел итог боевого дня. В одном из взводов к нему обратился боец Насретдинов:
— Знаете, товарищ политрук, сегодня я мог бы дополнительно истребить не менее пяти-шести фашистов, если бы у меня была снайперская винтовка. Нельзя ли ее приобрести? Я же отличный охотник.
— Достанем такую винтовку, — пообещал политрук.
После того дня немцы не беспокоили нас целые сутки. Но зато 22 сентября они опять с утра, применив массированно авиацию, артиллерию и танки, по всей полосе обороны дивизии перешли в наступление. Особенно навалились на наш батальон. От сплошных взрывов бомб и снарядов содрогалась земля, колебался воздух.
— Смотрите, танками и артиллерией они будут бить по заводу, чтобы приковать там часть наших сил. В то же время пехота попытается прорваться к Волге, — предупредил Харитонов Поленицу.
— По всему видно, что так. Ну, да черт с ними. Пусть пытаются. Встретим их, как надо, по-гвардейски.
Положив телефонную трубку, Поленица припал к вентиляционному окну, пригляделся. От Госбанка по овражку к заводской стене ползли гитлеровцы. Вот они совсем близко.