Страница 23 из 60
От Дома Павлова, ближе к Волге, виднелась разбитая паровая мельница. Рядом с ней, словно огарок свечи, торчал остаток ее кирпичной трубы. А еще ближе ко мне, от берега реки на запад, черными лентами тянулись овраги Крутой и Безымянный. За ними серой горой поднимались руины Г-образного дома. Присматриваясь к нему, я заметил, что от него через всю улицу, в направлении здания 38-й школы, тянулась траншея. Она разветвлялась на два рукава — один из них шел на юг, другой — на запад.
Где-то в центре города и на его окраинах изредка мелькали автомашины, мелкие группы людей и одиночные пешеходы.
В пробоину хлынула резкая струя холодного воздуха, завывание приближающегося снаряда и взрыв — все это отозвалось страшным стоном на дне ствола трубы. Прислушиваясь, я глянул в верхнее отверстие трубы. Там виднелся кусок осеннего неба, по нему плыли густые облака. Но мне показалось, что они стоят на месте, а наше гнездо медленно летит к земле. Я глянул на наблюдателей. Их лица были совершенно спокойны.
— Часто бывает так?
— Как? — переспросил меня артиллерист помоложе.
— Да вот, такая музыка.
— А мы не замечаем ее.
«Привыкли или, может, нервы у вас стальные», — подумал я, и мне стало неловко за самого себя. Потом я еще раз оглядел Г-образный дом, пожелал наблюдателям успеха, стал спускаться вниз.
— Ну и как вам понравилась панорама? — спросили меня внизу.
— Другого такого места для НП не найти на территории нашего полка, да и, пожалуй, всей дивизии. Правда, место очень опасное, но игра стоит свеч. Кому это в голову пришло использовать эту трубу под НП?
— Кому?.. А вот этому герою, — сказал разведчик Анышкин, указав на юнца.
— Гвардии рядовой разведчик Вячеслав Белов, — козырнув, представился тот.
В то время Вячеславу было всего 15 лет. Родился он, в Сталинграде, учился в школе. Когда фашисты подошли к городу, эвакуировался за Волгу. Там, в одном из поселков, случайно встретил товарища своего старшего брата — лейтенанта Сорокина, которому было поручено комплектовать взвод разведчиков. Трое суток парнишка ходил по пятам Сорокина, со слезами на глазах донимая его своими просьбами взять в разведчики.
Наконец тот сказал:
— Ладно, поговорю с начальством.
Вскоре он объявил:
— Ну, Славка, идем получать обмундирование.
Вскоре взвод лейтенанта Сорокина влился в состав 34-го стрелкового полка, и Вячеслав Белов стал гвардии рядовым разведчиком. 16 сентября он принял боевое крещение.
В тот день Белов находился на НП. К нему подошел Сорокин.
— Ну, что тут видно? — спросил он и в бинокль стал рассматривать город.
— Ничего особенного, — ответил Белов.
— Ничего, говоришь? На-ка, посмотри получше, — лейтенант дал Славке бинокль. Славка посмотрел в него и увидел многое из того, чего не видел обычно. Чугунный мост через овраг Крутой был словно рядом. По мосту проскочил грузовик с фашистскими автоматчиками, промелькнуло несколько пешеходов.
«Вот, гады, хозяйничают, как у себя дома. А ведь по этому мосту мы ходили на Мамаев курган за цветами», — подумал он и почувствовал щемящую боль в сердце. Ему стало обидно за все: за мост, за Мамаев курган, за родной дом, который был рядом, за город. У Славки сверкнули алмазные искорки в глазах, он громко шмыгнул носом.
— Ты что, Слава?
— Бить их надо, паразитов, и я буду бить их, пока жив!
— Правильно Славик. Все мы должны бить их до победного конца.
Это была своеобразная клятва юного воина и бывалого командира, которую они потом свято выполняли, — Сорокин до героической смерти на Орловско-Курской дуге, а Славка до полной победы над фашистами.
В конце сентября гитлеровцы потеснили полк на прибрежный обрыв. Командир полка Панихин приказал найти новое подходящее место для НП. Сорокин с Беловым обошли всю территорию обороны полка, но ничего подходящего не нашли. Тогда-то Вячеслав сказал лейтенанту:
— А что если приспособить вон ту заводскую трубу?
Это предложение показалось Сорокину несерьезным, и он возразил:
— Обследовать трубу, конечно, можно, но как ее использовать? Кто согласится туда лезть?
— Давайте сначала обследуем, а потом будем решать, кто полезет туда. Думаю, охотники найдутся, — не сдавался Славка.
И они отправились к трубе, обошли ее вокруг, но лаза не обнаружили. Разочарованные, собрались было уходить, но тут метрах в пятнадцати от трубы заметили небольшой провал в земле. Это был подземный боров-дымоход, заваленный невзорвавшимся крупнокалиберным снарядом.
Преодолев завал, разведчики оказались внутри трубы. Проверили надежность скоб, поднялись по ним до пробоины. А когда посмотрели в нее — замерли. Перед ними, как на ладони, были видны не только вражеская передовая, но и далекие тылы.
О своем открытии поспешили доложить командиру полка.
— Вам что, жить надоело? — сказал Панихин, выслушав их. — Ведь это же артиллерийский репер фашистов. Они сшибут вас оттуда в два счета. Нет, нет! Ищите другое место.
Но другого места не было.
Надвигался вечер. Фашисты, набесновавшись за день, утихомирились и всю ночь не беспокоили. Однако ранним утром по всему участку обороны полка пошли в атаку. От снарядов дрогнул обрыв, белыми бурунами поднялась Волга. Где-то рядом, почти над головами, зарокотали танковые моторы, затрещали пулеметы и автоматы. Но гвардейцы сидели в своих окопах, словно с завязанными глазами, лишенные возможности поражать врага на дальнем расстоянии.
И снова встал вопрос о НП. Тут на глаза Панихину попался вездесущий Славка.
— Подыскали что-нибудь? — спросил его командир полка.
— Нет, товарищ подполковник, кроме трубы ничего нет.
— Опять труба… — Панихин отпустил свое излюбленное словцо. Но потом все-таки согласился и отдал распоряжение саперам обследовать ее и, в случае надежности, оборудовать сиденье для наблюдателей.
Сорокин с командиром роты связи подобрали добровольцев-наблюдателей, их нашлось немало. Однако при первой же попытке подняться по скобам к пробоине многие не выдержали испытания. Поэтому в первые дни на новом НП больше всего пришлось дежурить самому Славке, а потом к нему присоединились разведчик Анышкин и другие.
Дежурили по два-три часа, больше не выдерживали из-за сильного сквозняка, пронизывающего до костей.
— С первого же дежурства мы убедились, что пробоина в трубе, — рассказывал Славка, — не дает нам полного обзора вражеской обороны. Поэтому саперам пришлось пробить дополнительные амбразуры. Их гитлеровцы сразу заметили и выставили против них снайпера. Снайпер стрелял отлично, но тут он оказался бессильным причинить нам существенный урон, потому что труба была высокая, а толщина ее стен вверху доходила до полутора метров. Выпущенные им пули входили в амбразуру под острым углом, ударялись в их верхнюю стенку и шлепались, а до нас долетали только мелкие осколки кирпича.
Много еще рассказывал Белов интересных случаев, связанных с трубой. В некоторые было трудно даже поверить. Вот один из них.
— Однажды мы со своим напарником — связистом Николаем Качуриным сидели на перекладине у амбразур, наблюдали за траншеями противника, — говорил Славка. — Они были так близко, что мы хорошо видели лица фашистов. Они суетились, устанавливали миномет, присматривались к трубе. «Что они хотят делать?» Вскоре поняли: намереваются бить по трубе. На всякий случай я посоветовал Николаю быстро спуститься вниз, а сам стал наблюдать дальше. Взяв крутую траекторию, гитлеровцы и впрямь стали стрелять по трубе. И не просто стрелять. Они могли бы разрушить ее снарядами. Но им хотелось попасть в отверстие трубы, чтобы уничтожить все, что в ней находится, а трубу сохранить как репер. Поняв это, я крикнул вниз: «Всем уйти в канал борова!» — а сам вынул из упоров перекладину, на которой сидел, и привязал ее кабелем к скобе — на всякий случай: если мина попадет в трубу, то не взорвется рядом со мной. Сам же, ухватившись за скобу, прижался к стене и стал смотреть в амбразуру, считая мины, выпущенные фашистами. Несколько их просвистело над трубой, а, кажется, девятая с грохотом разорвалась над ее верхушкой, и на меня посыпались куски кирпича. Силы мои инстинктивно удесятерились, держась за скобу, я глубоко всунул голову в амбразуру, полностью закрыв плечами отверстие. Еще не успел прийти в себя, как за моей спиной свистнуло так, что больно резануло в ушах, и в тот же миг на дне трубы раздался страшный грохот взрыва. Замкнутая трубой взрывная волна устремилась вверх с необыкновенным шумом и свистом и чуть было не сорвала меня. Если бы я не успел всунута голову в амбразуру и не закрыл ее плечами, то, наверное, задохнулся и был бы выброшен в верхнее отверстие трубы. Но коль не случилось этого, я собрался с духом и продолжил наблюдение. Увидел, как фашистские минометчики, торжествуя, убирали миномет. В то же время до меня донеслись крики «ура» и аплодисменты. Но атакующих не было видно. Когда в трубе осела пыль, я, спустившись вниз, узнал, что «ура» кричали гвардейцы учебного батальона, занимавшие оборону у трубы. Оказалось, что они, заметив выходившую из трубы пыль, приняли ее за дым и подумали, что завод возобновил работу…