Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 16

Приведенная Утемиш-хаджи версия гибели Джучи-хана вследствие несчастного случая во время охоты была основана на народных преданиях, что в принципе не является поводом ее игнорировать. Подобные случаи происходили довольно часто. Сам Чингисхан незадолго до смерти упал с коня, после чего уже не смог оправиться.

Однако заслуживает внимания и версия насильственной гибели, отраженная в одном из самых ранних источников: «В ум его (Джучи – Р.Т) стало проникать желание восстать против своего отца; он сказал своим приближенным: «Чингиз-хан сошел с ума, что губит столько народа и разрушает столько царств. Мне кажется наиболее целесообразным умертвить отца на охоте, сблизиться с султаном Мухаммадом, привести это государство в цветущее состояние и оказать помощь мусульманам». Проведал о таком замысле брат его Чагатай и известил отца об этом изменническом плане и намерении брата. Узнав (это), Чингиз-хан послал доверенных лиц своих отравить и убить Туши» [Джузджани 2010: 97].

Эти сведения Джузджани находят подтверждение и в «Алтан Тобчи» [Лубсан 1973: 293]. Правда в тексте, как было справедливо отмечено Р.Ю. Почекаевым, Лубсан Данзан допустил ошибку, спутав двух братьев и рассказав об отравлении по приказу Чингисхана Чагатая [Почекаев 2007: 43]. Последний как известно пережил своего отца.

В свою очередь Рашид-ад-Дин, с одной стороны делая все чтобы дискредитировать Джучи, в итоге все-таки говорит о его естественной смерти: «После этого (ухода из Хорезма – Р.Т.) Чингиз-хан еще несколько раз приказывал вызвать его к себе, но [тот] из-за болезни не приезжал и приносил извинения. Затем [однажды] какой-то человек из племени мангут проезжал через пределы юрта Джучи; а Джучи, перекочевывая, шел от юрта к юрту и таким же больным достиг одной горы, которая была местом его охоты. Так как сам он был слаб, то послал охотиться охотничьих эмиров. Когда тот человек увидел это сборище охотившихся людей, то подумал, что это [охотиться сам] Джучи. Когда он прибыл к Чингиз-хану и тот спросил его о состоянии болезни Джучи, то он сказал: «О болезни сведений не имею, но на такой-то горе он занимался охотой…». По этой причине воспламенился огонь ярости Чингиз-хана, и, вообразив, что [Джучи], очевидно, взбунтовался, что не обращает внимания на слова своего отца, он сказал: «Джучи сошел с ума, что совершает такие поступки». И приказал, чтобы войско выступило в поход в его сторону, и чтобы впереди всех отправились Чагатай и Угэдэй, и сам собирался выступить в поход вслед за ними. В это время прибыло известие о печальном событии с Джучи в … году. Чингиз-хан пришел от этого в великую печаль и огорчение, он произвел расследование, выявилась ложь того мангута и было доказано, что Джучи был в то время болен и не был на охоте. [Чингиз-хан] потребовал того человека, чтобы казнить его, но его не нашли» [Рашид-ад-Дин 1952: 79]. Несмотря на то, что Рашид-ад-Дин, в заключение говорит о смерти Джучи от болезни, характер изложения обстоятельств произошедшего оставляет впечатление, что Джучи вполне заслуживал кары и мог быть убит по приказу отца. Вероятно, что автор и добивался соответствующего эффекта.

Еще один хулагуидский историк Вассаф, туманно, но все же дает понять, что Джучи был убит: «Когда Джучи вернулся от Чингиз-хана, то вскоре (предпринял новый) путь, который был путем против (его) желания, в другой мир, а кроме него (этого пути) нет великой завесы» [История… 2006: 169].

Несмотря на явную пристрастность Джузджани, Рашид-ад-Дина и Вассафа, версия о насильственной гибели Джучи представляется также вполне допустимой. Поражение в конфликте с Чагатаем, обида на отдалившегося отца вполне могли побудить Джучи восстать. В свою очередь, Чингисхан, мог принять нелегкое решение пожертвовать сыном в интересах государства. Согласно «Сокровенному сказанию», лето 1224 г. Чингисхан провел на Иртыше, т. е. в непосредственной близости от кочевий Джучи. Возможно в это время и произошла драматичная развязка.

Человеком, подославшим убийц, мог быть и Чагатай – самый жестокий член правящего дома и открытый враг Джучи. В процитированном выше отрывке Рашид-ад-Дин упоминает, что Чагатай и Угэдэй успели выступить в поход на Джучи и лишь потом Чингисхан получил известие о смерти старшего сына. Джузджани говорит, что именно Чагатай донес Чингисхану о якобы имевших место недобрых замыслах Джучи.

Сам Чингисхан перед кончиной счел необходимым высказать свои опасения по поводу второго сына: «Чагатая здесь нет; не дай бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве» [Рашид-ад-Дин 1952: 232]. Не случайно всю жизнь откровенно побаивался Чагатая ставший преемником отца Угэдэй. Он лучше, чем кто-либо знал на что способен его родной брат.





Версия с отравлением Джучи, изложенная у Джузджани и Лубсана Данзана выглядит более предпочтительной, поскольку открытое убийство так или иначе спровоцировало бы волнения среди сторонников старшего сына Чингисхана. Тихая смерть от внезапной «болезни» сохранила мир в империи.

Сама смерть Джучи, часто датируется 1227 г. Но как было отмечено К. Ускенбаем, осенью 1225 г. когда планировалось начать поход на тангутов, Джучи уже был мертв [Ускенбай 2013: 67]. Это объясняет отсутствие сведений о деятельности Джучи после 1223 г. Он попросту не успел развернуть полноценную деятельность в качестве правителя Дешт-и Кипчака и Хорезма.

Небезынтересной, хотя и недостаточно аргументированной, в этом отношении, выглядит еще одна версия гибели Джучи. В.Н. Татищев в своем сочинении описывая сражение на Калке отмечает, что в монгольском войске «на оном бою более 100 000 побито и хана их большей сын Тосхус убит» [Татищев 1994: 218]. Я.П. Гавердовский видимо пытаясь совместить это указание со сведениями восточных источников и казахских народных преданий, предположил, что курултай на котором состоялось последнее свидание Чингисхана и Джучи предшествовал битве на Калке: «При возвращении Чингиз-хана из Персии в свое отчество, Чучий в 1223 г. имел в степи Киргизской около гор Улутау с отцом своим свидание, во время которого при большом торжестве, сопровождаемом ристаниями и знаменитою охотою, отец восстановил опять согласие с сыном, отдав все земли Дайтше-Кипчак в верховное его управление. Но Чучий недолго пользовался сим уделом, ибо в 1225 г. на сражении противу россиян и половцев был убит…» [Гавердовский 2007: 379].

Следует отметить, что привычное датирование сражение на Калке 1223 г. является условным итогом консенсуса российских историков и есть основания полагать, что в реальности это событие состоялось позднее. Подробнее с историей научной дискуссии по этому вопросу можно ознакомиться, к примеру, в статье С.В. Цыба «Когда была битва на Калке (историография вопроса)» [Цыб 2008]. Теоретически вполне допустимо, что Джучи предпринял поход на запад после курултая в Кулан-Баши (по Джувейни) или Улытау (по Гвердовскому).

Впрочем, пока что не удалось установить источник В.Н. Татищева и также вероятно, что указание о гибели Джучи на Калке появилось лишь вследствие недобросовестности историка стремившегося таким образом смягчить информацию о поражении предков.

Как бы и где бы не окончил свои дни Джучи, итог его жизни стал закономерным финалом довольно трагической судьбы человека, превратившегося из наследника престола в правителя дальнего удела, ставшего persona non grata в собственной семье. Но именно произошедшей от Джучи ветви Чингизидов, было суждено оставить самый заметный след во всемирной истории.

Оставшись в памяти монголов добродушным любителем мирских утех и наименее одаренным из сыновей Чингисхана (его образ в «Алтан Тобчи»), на новой родине в Дешт-и Кипчаке, он превратился в великого героя многочисленных легенд и преданий. Все правители Джучиды даже после распада Улуса Джучи, воспринимали себя не главами новых государств, а продолжателями дела именитого предка, эпоха которого воспринималась в качестве «Золотого века». К примеру, отмечая достижения казахского правителя Касым-хана, Мухаммед Хайдар Дуглат писал: «Касим-хан сделался полным властелином во всем Дашт-и Кипчаке и приобрел такую известность и могущество, какого еще никто не имел после Джучи-хана…» [Материалы…1969: 222]. Это был наиболее лестный комплимент, который мог услышать в свой адрес Джучид.